В Германии, Швейцарии или Австралии на человека, решившего жечь мусор на улице, посмотрели бы как на дикаря. В Индонезии это -- норма не только в селах, но и в городах-миллионниках, например, в Сурабайе (о. Ява, на Калимантане городов-миллионеров пока нет). В посёлке Тутон (Бруней Даруссалам) хозяйка экофермы (!) Эона жжет опавшие листья, ветки и кокосовую скорлупу, обильно поливая костер бензином (здесь тропики, сыро). Сквозь дым не видно, но слышно, как с деревьев падают спелые манго и дурианы.

Калимантан, или Борнео -- третий по величине остров мира. Площадь 743 тыс. кв. км, живут здесь более 21 млн. человек. Остров разделен между тремя государствами: Индонезией, Малайзией и Брунеем Даруссаламом.

Население разношерстное: как «коренные» ибаны, даяки, дусуны, так и «понаехавшие» в разное время китайцы, малайцы, яванцы, мадурцы, тиморцы, филиппинцы и люди народа бугис из о. Сулавеси. Не менее разнообразным является и животный мир Калимантана. Кроме эндемических птиц и обезьян, тут водится множество грызунов и рукокрылых (шутка ли -- более ста видов летучих мышей).

Общей бедой всех здешних живых существ, включая людей, являются лесные пожары. Почему же не вырубки, спросите вы?

«Потому, что девственные леса рубить в Индонезии запрещено. А поскольку сгоревший лес таковым уже не является, пепелище можно расчистить под пальмовые плантации, строительство или овощеводство. Местные сами поджигают, а потом покупают выгоревшую землю,» -- просвещает меня гостеприимный Джоко (некоторые имена изменены), хозяин продуктовой лавки в городе Самаринда (Индонезия). -- «А правительство что с этим делает?» -- «Ничего, деньги берет». Шестнадцатилетняя Реза, дочь Джоко, показывает традиционные наряды даяков. Головные уборы украшены перьями диких птиц. «Это ведь плохо для птиц. У вас же здесь много редких и исчезающих пернатых...» -- «Знаешь, в нашей округе их почти уже нет...» Среди реликвий и безделушек в доме есть нос краснокнижной рыбы-пилы. Рыбу-пилу, по словам Джоко, не едят и специально не ловят, а этот экземпляр случайно запутался в сетях много лет назад.

Отец Джоко -- продавец сушёной рыбы, живёт в рыбацкой деревне возле города Бонтанг. Все селение -- дома, дороги и даже мечеть -- на полутораметровых сваях, лодки застыли в грязи в ожидании сезона дождей, океан -- в конце улицы. Рост уровня моря кажется мифом на «большой земле», но здесь понимаешь -- если равновесие пошатнется, деревня уйдёт под воду.

Шестнадцатилетняя Видья учится в городке Тунжунг Селор. С нетерпением ждет семнадцатилетия, когда сможет получить загранпаспорт и увидеть Южную Корею. «Почему твоя семья купила дом на озере, на воде?» -- «Когда его строили, здесь была суша.» -- «А сколько лет этому дому?» -- «Лет шестнадцать. Земля просела.»

Трасса Малинау-Баликпапан. Тропических лесов почти нет -- либо пепелище, либо селение, либо пальмовая плантация. Посреди плантаций возвышаются памятники -- тридцатиметровые стволы погубленных пожарами деревьев, убирать которые, видимо, хлопотно. Вдоль обочины местные жгут мусор -- это ещё одна причина пожаров. Водитель останавливается, указывая на крону дерева: «Птицы-носороги, символ Калимантана».

Несколько часов спустя мы проезжаем мимо семейства обезьян, выискивающих на стихийной свалке остатки съестного. Не знаю, кто удивился больше -- мы или они. Чувства противоречивые -- конечно, хорошо, что обезьяны здесь есть, но интерес к свалке свидетельствует о том, что в лесу недостаточно еды. Или -- недостаточно леса?!

Животные или вымирают, или становятся ближе к людям. Апофеоз этой концепции можно наблюдать в Долине Катманду, Непал, где в общественной столовой на входе красуется объявление «закрывайте дверь, а то обезьяна забежит». К счастью, на Калимантане до этого пока не дошло.

Свадьба в окрестности города Мири (Малайзия). Шестилетняя племянница невесты в футболке с надписью "Save the Borneo rainforest. Mother Nature is crying."

После свадьбы 44-летняя Лилит, названная тётя невесты, вооружившись двумя мешками риса и ящиком печенья, на машине отправляется в деревню, навестить своего отца. Мы проезжаем пальмовые плантации и еще лысые, незасаженые глинистые холмы. Если леса Борнео -- лёгкие Земли, то у неё рак лёгких. "No more Borneo rainforest, Borneo palmforest only," -- грустно улыбается Лилит и жалуется на жару. -- «Если раньше было 28-29 градусов, то сейчас иногда под сорок.»

Хендри, отец Лилит, работал смотрителем плантации. Сейчас ему восемьдесят четыре, хозяйство держится на его жене Мелан, продающей дурианы. Семья живёт в почти достроенном бетонном доме -- старый, деревянный, сгорел в прошлом году (на Борнео пылают не только леса). Лилит говорит: «Древесину для стройки найти очень трудно, бетонный дом возвести проще и дешевле. К тому же бетон более долговечен и не горит.»

Иное мнение высказывает иранец Али, молодой учёный из Джохор Бару. На Борнео с материковой Малайзии он прилетел на несколько дней. Али опубликовал ряд статей в научных журналах. Он утверждает, что деревянные дома экологичнее бетонных, так как при их постройке почти не выделяется углекислый газ. «А как быть в городах многоэтажной застройки? А пожары? А термиты и шашель?» -- «В Германии для студентов построили тринадцатиэтажное деревянное общежитие. А от пожаров и вредителей есть специальные составы.» -- «Но ведь нужно рубить лес?» -- «Да, но на месте вырубок необходимо сажать деревья. В идеале каждое спиленное нужно замещать другим, но я не специалист в этом.» -- «А у вас в Иране есть леса?» -- «Только на севере, остальное -- пустыня.»

Тем временем на Борнео леса горят, стоит смог, из-за которого в нескольких городах закрыты школы. Дым пересекает океан, отравляя материковую Малайзию и Сингапур. Калимантан не стоит в одном ряду с Чернобылем или Бхопалом, а между тем здесь день за днём, год за годом разворачивается не менее масштабная экологическая катастрофа.

Широкое распространение среди землян получат экологические меры, не требующие значительных жертв. Отказ от необходимого не только жесток -- он неэффективен. Если миллиард человек перестанет выбрасывать еду, начнет разумно экономить воду и электричество, пользы от этого будет больше, чем от нескольких тысяч аскетов-вегетарианцев на велосипедах (ничего не имею против аскетов, вегетарианцев и велосипедов).

Многие станут заботиться о природе, если более экологичный путь будет одновременно более удобным и экономичным.

Например, вегетарианство. В Индонезии распространены темпе, тофу и другие соевые «вкусняшки». Питательные, недорогие, продаются почти в каждой лавке. Мяса индонезийцы едят мало, так как ему здесь есть отличная альтернатива.

Велосипеды как экологичный и здоровый способ передвижения распространены в странах с развитой сетью велодорог -- в Швейцарии, Германии, Нидерландах. Есть велодороги -- находятся и велосипедисты.

Или, скажем, где появляются стихийные свалки? Там, где нет нормальной мусорки. Города с развитой системой сбора и переработки мусора, обычно чистые.

В конце концов, количество того, что можно сжечь, будь то нефть, леса или мусор, на планете ограничено. Резкие скачки температуры случались в геологической истории и раньше, но жизнь продолжалась. Земля, с человечеством или без него, имеет мощные механизмы саморегуляции.

Даже массовое исчезновение видов для нашей планеты -- не новинка. Палеонтологи и биологи утверждают, что масштабных вымираний было пять, а сейчас, на наших глазах, происходит шестое. Будут ли люди в списке вымерших видов? То есть, списка, конечно, уже не будет...

В древних книгах и преданиях конец времен представляется великим событием -- последняя битва, судный день... На самом деле конец света разобьется на миллиарды локальных, личных апокалипсисов. Многие даже не поймут, что пришёл закат человеческой цивилизации. Последние люди на Земле не будут знать, что они последние.