Зачастую атеизм воспринимается как отсутствие бога и прочих потусторонних сил в системе ценностей человека. Действительно, атеисты мало чем отличаются от религиозных людей, за исключением отсутствия в их жизни, собственно, религиозного компонента. Они не верят в священные заветы, не подчиняют свою жизнь традициям, не практикуют ритуалы, предпочитая жить по собственной правде, которая у разных атеистов может быть совершенно разной. При этом никакой общности взглядов атеистов не существует — по крайней мере, мало кто из них занимается развитием концепции жизни без бога и объединением вокруг этой цели. В большинстве случаев атеизм сводится к личному выбору и не переходит в плоскость общественного.
Так, атеистом может быть как богатый и влиятельный человек, распоряжающийся чужими судьбами, так и затворник, стремящийся ограничить свое взаимодействие с людьми, или же пламенный революционер, желающий очистить общество от несправедливости. Невозможно очертить никакого единого «атеистического мировоззрения» кроме самого отказа от почитания «высших сил». Характер атеистов может быть совершенно разным — неверующий может проявлять как гуманизм и терпимость, так и незаурядный фанатизм и жестокость, свойственные приверженцам самых жестоких религиозных направлений.
Если бы в современном обществе проблема религии не стояла так остро, вы бы сейчас не читали этот текст, и атеизм можно было бы и дальше считать личным выбором, наравне с любой верой. К несчастью, свобода совести не является правом, которое безоговорочно работает в любом обществе, даже несмотря на задекларированный светский характер большинства государств. Миллионы людей по всему миру страдают от дискриминации — по национальному, гендерному, языковому, сексуальному признаку. Принято считать, что дискриминация тем жестче, чем сильнее положение той или иной религии и чем больше ей попустительствуют. Действительно, фундаменталистские, теократические и консервативно-клерикальные режимы имеют наибольшую степень дискриминации — как в недалеком прошлом, так и сегодня.
Все знают о зверствах, которые совсем недавно учиняло «Исламское государство» на подконтрольных ему территориях: сбрасывание с крыш гомосексуалов, расстрел женщин, одетых не по дресс-коду, этнические чистки по отношению к курдам, конфессиональные чистки по отношению ко всем не-суннитам и так далее. Но это вовсе не ново — подобные преступления существовали задолго до ИГ и продолжают иметь место в государствах, признанных отнюдь не варварскими.
Например, в дружественной США Саудовской Аравии, живущей по шариату, для гомосексуалов предусмотрена смертная казнь. В недружественном США, но дружественном России Иране мусульман и немусульман судят по-разному за одни и те же преступления, а за отказ от ислама или одной из официально разрешенных конфессий грозит смерть. Но не только мусульманские страны могут похвастаться подобными зверствами. В европейской ультракатолической Ирландии женщин, попытавшихся прервать беременность, сажают в тюрьму на пожизненный срок, а разводы легализовали совсем недавно — в девяностые. При этом в «прогрессивной» Великобритании лишь в 2010 году признали, что расстрел демонстрантов-католиков в Северной Ирландии, произошедший в 1972 году во время протестов против дискриминации по конфессиональному признаку, не имел законных оснований.
Не все так хорошо и в официально светских и даже атеистических государствах. В «передовых» США под удар фанатичной общественности время от времени попадают мусульмане и американцы арабского происхождения, независимо от их вероисповедания. Вопреки популярным представлениям, американским атеистам тоже приходится нелегко — за публичное признание в неверии грозит разрыв отношений с близкими и проблемы на работе. В «коммунистическом» Китае практикуется государственная дискриминация тибетских буддистов, а также различных коренных этнических групп. Для контраста, в «свободной» капиталистической Японии дискриминируют как японцев, занимающихся «религиозно-нечистыми» видами труда, так и неяпонцев — коренных айнов, а также китайцев или корейцев, даже если они родились на японских островах и не знают других языков, кроме японского. Религиозная нетерпимость переплетается с национальной, расовой и кастовой.
Отнюдь не всегда приверженность той или иной конфессии или отказ от любой гарантирует уважение к чужим правам. Одни верующие дискриминируют других верующих, неверующие верующих, верующие неверующих и неверующие неверующих. В одной точке земного шара мусульмане-сунниты дискриминируют мусульман-шиитов, в другой христиане-протестанты дискриминируют христиан-католиков, в третьей индуисты дискриминируют мусульман и так далее. Почти в каждой стране с религиозным большинством религиозное или атеистическое меньшинство терпит ущемление в правах, а еще совсем недавно атеистический СССР в разной степени дискриминировал все религиозное население и клир.
Можно сделать нехитрый вывод о том, что дело совсем даже не в религии. Вопреки расхожему мнению, что цели и средства «Исламского государства» полностью соответствуют заповедям Корана, большинство мусульман выступает против этого проекта, причем в Ираке и Сирии — с оружием в руках. В то же время мусульмане из развитых западных стран, имеющие доступ к образованию и карьере, в своей массе совершенно равнодушны к шариату, а некоторые даже отдают предпочтение реформистскому течению, отрицающему необходимость ревностного исполнения ритуалов и самоограничений. «Религия мира», как иронично говорят исламофобы, жестока лишь там, где мусульмане заточены в гетто или имеют сильные патриархальные традиции, уходящие глубже вопросов веры — такие как подчиненное положение женщины, вседозволенность старшего мужчины, клановая вражда и тому подобное.
Мусульманские общества Ближнего Востока, подрывающие традиционные устои, сводят на нет дискриминацию как по конфессиональному, так и по другим признакам. Один из самых известных примеров успешного расшатывания патриархальных традиций — сирийский Курдистан, в котором объявлен курс на демократический социализм, феминизм и деклерикализацию при сохранении свободы деятельности религиозных общин, а женщины из отрядов YPG, ставшие визитной карточкой страны, воюют против диктатуры Башара Асада и террора «Исламского государства» наравне с мужчинами.
Итак, дело не столько в токсичных догмах религий, сколько в отношениях власти между людьми, в контексте которых эти догмы берут на вооружение. В условно демократических, либеральных обществах с развитой социальной мобильностью фанатизм имеет гораздо меньше шансов, чем в авторитарных и консервативных, где доступ к политике ограничен ритуалами выборов или отсутствует вовсе, а всякие попытки несанкционированных мероприятий жестко пресекаются.
Авторитаризм и консерватизм, как идеологии и практики ограничений и запретов, могут обойтись и вовсе без религии — ее место займет официальная доктрина, возведенная на уровень вероучения. Самый близкий пример — Третий Рейх, в котором религия выполняла роль обслуживание расовой доктрины, или же СССР, где государственной религией стал догматичный, всеохватывающий марксизм-ленинизм, которым объясняли (или делали вид, что объясняли) любое явление. Следствием популярности советской традиции стало хорошо знакомое правило левых движений — считать «происками капитализма» все, что не вписывается в рамки вульгарных шаблонов «классовой борьбы», «империализма» и т.д. В таком свете любая идеология, чья реализация ведет к ограничению свободы, представляется ничуть не лучше фанатично-религиозной, объясняющей унижение человеческого достоинства священными заповедями.
Именно поэтому стоит разделить атеизм на, собственно, обобщенный атеизм, как неверие в сверхъестественные силы, и гуманистический атеизм, как утверждение свободы человека от бога и его «представителей» на Земле. Если атеист утверждает свободу человека верить или не верить без боязни быть осужденным, значит, он должен отказаться от неуважительного отношения к вере как таковой и сконцентрировать свои усилия на борьбе с авторитарными и дискриминативными отношениями власти, которые продвигает религия и ее светские суррогаты. Как видим из примеров, приведенных выше, жестокая религия — лишь инструмент власти в руках тиранов. Токсичные религиозные постулаты, поощряющие ограничение свободы, насилие над «иными», несогласными и просто над конкурентами, сводятся на нет, когда верующие обретают свободу и знания, а неверующие — возможность безопасно заявить о себе и своих ценностях. К примеру, сегодня вы почти не встретите иудеев, которые бы воспринимали кровожадные похождения героев Торы как руководство к действию.
Цель гуманистического атеизма — общество, в котором будут равные, нейтральные в плане вероучений правила для всех, независимо от их веры или неверия. Это выполнимо при условии уважения индивидуальной свободы, авторитета науки и невмешательства религий в светские дела — политику, образование, медицину и т.д. Терпимость к личному — обязательное условие функционирования светского общества, которое оценивает человека за его качества, а не декларируемое мировоззрение. Борьба за такое общество в интересах всех людей, кроме идеологических авторитетов, пользующихся властью.
Для этого придется «разоружить» религию, лишив ее возможности подкупать людей и спекулировать на их страхах и слабостях, при этом не пытаясь унизить само вероучение, каким бы нелогичным оно ни казалось атеистам. Вера — глубоко интимное чувство, неподвластное здравому смыслу, поэтому убедить верующих идти вопреки церковному руководству — задача не из простых. Нужно не просто повторить прописные для всякого светского общества гарантии свободы совести, но и убедить, что светское общество не отрицает религии, а просто не отдает предпочтение никаким из них, по возможности доказать противоречие вмешательства религии в общественные дела с точки зрения ее же вероучения. То же самое обстоит и с политиками, разыгрывающими в предвыборный период конфессиональную карту. Религиозные поползновения должностных лиц — начиная с президента и заканчивая школьным учителем — должны быть жестко пресечены. В этой точке гуманистический атеизм совпадает с секуляризмом — движением за разграничение общественного и религиозного, а также за обоснование трудовой, научной, семейной и прочих сфер человеческой деятельности доказательствами и фактами, а не религиозными догматами.
Итого, кроме популяризации самой концепции жизни без бога, гуманистический атеизм должен взять на себя задачи по борьбе с дискриминацией и утверждением секуляризационных принципов. Не только верующим, но и атеистам следует помнить простую истину: дело не в религии, а в том, как ей распоряжаются люди. Наипервейшей задачей атеизма должна стать борьба против посягательств на права и свободы, сеяния вражды и ненависти в контексте религиозной деятельности. Необходимо предавать огласке подобные преступления не только тогда, когда они исходят из церквей, но и тогда, когда они на них направлены. Нейтральная по отношению к религиозным убеждениям общественная жизнь — слишком хрупкое явление, чтобы оставлять ее под защиту неработающих законов. А воинствующий атеизм, который, вместо того, чтобы убедить верующих и неверующих уважать права друг друга, только обобщает и подстегивает взаимную ненависть, будет наихудшим методом в борьбе за действительно светское общество.
