До самого конца XIX века в ряде крупнейших и влиятельнейших держав армия была чем-то вроде каторги, где обычный человек, солдат, мог рассчитывать разве что на выживание. Полномочия, привилегии и карьерные возможности были в руках у командного состава, рассматривающего солдат как расходный материал. Исключениями являлись только силы тех стран, в которых отгремела революция.
Так, в армию первой Французской Республики массово шли добровольцы, по идейным соображениям. Военный патриотизм того времени давал ранее бесправным французам возможность принять самостоятельное решение и уповать на его плоды.
(Армия французской республики в бою против прусских интервентов под Вальми, сентябрь 1792)
Старые империи смогли добиться доброй воли со стороны подданных только ближе к ХХ веку, но далеко не среди всех общественных групп. Германский Рейх мог рассчитывать, к примеру, на патриотичных гимназистов, готовых броситься за отечество в окопы. В Российской Империи же радостно умирали за веу, царя и отечество воспитанники военных училищ. Идейный наследник Империи — Белое Движение — и вовсе был прозван Доброволией.
Революции ХХ века, разрушившие старый порядок в континентальной Европе, сделали возможным по-настоящему массовый военный патриотизм. Через каких-то 20 лет каждый школьник и каждый трудяга Третьего Рейха мог рассчитывать на возвеличивание своего переодевания в солдатскую шинель. Отныне солдат был не презираемым мясом, которому должно сгореть за монархию, а почётным соучастником общественного проекта.
(Нацистский военный плакат)
Что характерно — и фашистские, и революционные армии имели много общего в своей идеологии и эстетике. Что в тех, что в других рядовой боец под аккомпанемент футуристических идей имел все основания мнить себя если не сверхчеловеком, то как минимум человеком высшей пробы.
Похожие, но менее радикальные процессы происходили и в армиях более старых государств. Так, к началу Второй мировой войны добровольчество и понятие гражданского долга пропитало военную идеологию США и Великобритании. В современном мире подневольное участие в вооружённых силах развитых стран — исключение, а большинство войн ведётся при наличии высочайшей мотивации личного состава сторон.
(Британский доброволец на учениях, Суррей, 1940)
Старые представления о военном долге как о высшем акте бессмысленного патриотизма и желание солдат разбежаться при первом удобном случае отошли в прошлое. Правда, этого нельзя утверждать на все 100%, говоря об армиях развивающихся стран.
(Колонна Вооруженных сил Украины. Краматорск, апрель 2014)
К примеру, в современной украинской армии — понемногу от всех военных эпох. В рядах Вооруженных сил Украины есть как добровольцы и патриоты, так и профессионалы и карьеристы, мобилизованные против воли, призывники. Известны случаи как высочайшей военной мотивации, так и полной деморализованности и дезертирства. Не раз украинские военные погибали, зная, что им не на что надеяться, и не раз сбегали к противнику сдаваться.
Украинская военная идеология в своих казённых и гражданских версиях весьма разнородна и может обращаться к каждой категории населения по-своему. Либералы видят в армии шанс отстоять завоевания революции, националисты — утвердить самоопределение украинцев и так далее. Есть свой интерес в рядах ВСУ и у левых[1] [2] — тех, кто остался верен идеалам свободы и классовому подходу в политическом анализе, а не выбравших сторону русского имперского милитаризма в ужасе перед «фашистской хунтой» и «империалистическим заговором».
(Евгений Лешан, доброволец-леворадикал в составе 72-й ОМБр. Донбасс, зима 2014-2015)
Те, кто видел в неудачной буржуазной революции Майдана возможность вырвать общество из лап пост-советского «кумовского капитализма», пожирающего общество государства и коррупции, рассматривают вооружённое сопротивление российской агрессии, военную и партизанскую выучку, участие в регулярных и резервных частях армии как способ встать в этой войне на сторону прогресса.
Это касается и анархистов, несмотря на стереотипный образ негодных к боевой дисциплине отбросов. Исторически анархисты всегда выступали против армий и войн. Только надо понимать, что во времена формирования анархистских идей армии были слугами империй, воевавшими за амбиции их элит. Солдаты, набранные из беднейших подданных, были угнетены втройне: как бесправные и эксплуатируемые трудящиеся, как представители колонизированных народов и как пушечное мясо. Но были и исключения — национально-освободительные войны (например, итальянские), имевшие широкую поддержку среди анархистов.
(Баррикада Парижской коммуны, 1971)
Восстание Парижской коммуны, имевшее регулярные силы, и гражданская война в бывшей Российской Империи происходили уже при самом активном участии анархистов, выступавших в качестве одной из ведущих сил. Соответствующей анархистским целям и ценностям была Революционная повстанческая армия Украины — полноценная военная организация, вопреки всем советским стереотипам о пьяных дезорганизованных матросах и бандитах.
(Один из командиров РПАУ Семён Каретников (в центре))
После была гражданская война в Испании, где на защиту анархистских порядков в ряде регионов встали «под ружьё» десятки тысяч людей. Действовали анархисты в ходе Второй мировой и в рядах французского Сопротивления.
(Анархистское ополчение получает оружие. Испания, период гражданской войны 1936-1939)
Отсюда следует закономерный вывод — анархисты не против военной организации как таковой, но против целей, которые ставит перед своей армией государство-агрессор, государство-империалист, и унизительных элементов военной дисциплины, которые до сих пор присутствуют в армиях почти всех стран мира.
Анархистский военный идеал — это добровольчество, формирование войск по территориальному принципу, оборонительный и/или освободительный принцип их работы, товарищество и взаимоуважение между бойцами и командирами, всеобщая осведомлённость о целях, рисках и последствиях военных операций.
(Добровольцы Международного батальона свободы в составе войск YPG, сирийский Курдистан, наши дни)
Впрочем, анархисты готовы смириться и с недостатками армии, если они выступают на стороне слабых и угнетённых (ремарка для тех, кто верит в сказки: армии ДНР и ЛНР, превосходящие по качеству военной техники и регулярности её поставок армию Украины, ни слабыми, ни тем более освободительными не являются).
История анархизма изобилует милитарными настроениями и участием в вооружённых конфликтах. Однако после Первой мировой войны отношение анархистов к войне серьезно изменилось. Ряд идеологов, совершенно справедливо рассматривающих прошедший вооружённый кризис как адскую мясорубку, пришёл к выводу отказаться от войн как, по убеждению Макса Неттлау, от «самых антисоциальных, антианархических действий людей». Этот же автор, пугающий ужасами будущих конфликтов, ещё более жестоких и убийственных, «которые будут вестись с помощью ядовитых газов и массового истребления населения», дошёл до отрицания участия анархистов в войне в принципе.
Неттлау видел в мотивации военного, пусть даже и анархиста, исключительно патриотизм и работу на государство. Его доктринальный антивоенный текст «Что должны делать анархисты в случае войны», написанный в 1931 году, хоть и отрицал выступление на стороне сильного, всё же не предвидел противостояния фашизму, которое так «вероломно» начали испанские анархисты, поддержавшие Республику против ультраправых мятежников Франсиско Франко. Исход Второй мировой, которая доказала преступность пацифистской политики, позволившей случиться преступлениям Третьего Рейха и его союзников, доказал, что мотив участия в войне может быть значительно шире патриотического и государственнического.
(«Эти гомики убивают фашистов". Борцы против "Исламского государства" из числа ЛГБТ-анархистов. Сирия, наши дни)
Новейшие конфликты не вписываются в привычные доктринальные рамки анархистского неприятия войны. В ХХ веке войны перестали быть состязанием империй, мало отличающихся друг от друга. С тех пор вооружённые конфликты шагнули в сторону противостояния между правовыми системами, мировоззрениями, социальными проектами.
Вульгарнейшая анархистская антивоенщина, приравнивающая курдский освободительный национализм Рожавы к людоедству "Исламского государства" — яркий пример непонимания того, что происходит с миром. Примерно то же можно сказать и об отношении многих анархистов к российско-украинскому конфликту, в котором они увидели "интересы олигархических элит", а не имперскую попытку подавить общественно-политическое развитие в бывшей колонии.
(Участник анархистского "антивоенного пикета". Волгоград, Россия, февраль 2015)
Украина — не лучшая в мире страна, но перед лицом несвободы, репрессий и мракобесия государства-тюрьмы под названием "Российская Федерация" становится понятно, что защищать в этой войне есть что.
Как так могло случиться, что к XXI веку анархисты скатились к тому, что война — это не данность, с которой приходится разбираться, а какая-то метафизическая категория или "зашкварный" выбор в ролевой игре? Почему анархисты из империалистических государств, ведущих войну за удержание порабощённых народов, не вставали на сторону последних?
Каким образом анархисты всех стран мира надеются на освобождающую революцию, если не способны ничего противопоставить армиям, готовым наброситься на разваливающееся соседнее государство? Революционерам следует держать это в уме и каждый раз, принимая решение о радикальных действиях, спрашивать себя: "Что мы сделали для того, чтобы нас потом не передушили, как новорождённых котят?"
