Этот рассказ я написал в мае 2008 года. Прошло почти девять лет, а тема не потеряла своей актуальноси... Как мне кажется.
Выедешь, в кои веки, на дачу, только тяпку–цапку в руки возьмешь, чтобы огородик проредить, а тут, как назло, дождик… Что делать? Пойдешь в беседочку, сядешь на скамеечку – беседочка у меня на даче качественная, скамеечки, столик, со всех сторон закрыта, дождик не заливает – достанешь папиросочку и задумаешься, бывало… Дождик по крыше стучит, по листьям в саду шелестит, а мысли в голову разные пробираются…
Тут и соседи подтягиваются. Соседи у меня по даче знатные. Люди приличные, всегда есть о чем поговорить.
Так и это раз было. Анатолий Николаевич, генерал-майор в отставке, да Михаил Гаврилович, что в органах госбезопасности до полковника дослужился, да Александр Сергеевич, генерал милицейский, тоже бывший, в гости наведались. Сидим. Курим.
- О чем, это вы Василий Васильевич, задумались, — спрашивает Анатолий Николаевич.
- Да, вот, — говорю, — о жизни…
- Это полезно, — говорит Михаил Гаврилович, — и что же вы о ней думаете?
- Да, подумалось, что вроде бы при свободе и демократии живем, как по телевизору говорят, а радости от этого никакой.
- Да какая от этого радость может быть?
- Да разная. Только народу это не надо. Хочет народ вождя, диктатора, чтобы все проблемы за всех порешал.
- Да где ж его взять? Чтоб прогрессивный был и знал что делать, – говорит Анатолий Николаевич.
- В нашей стране диктатуры не получится, — заявляет Михаил Гаврилович, — точно вам говорю. У нас если диктатором, кто станет, то сразу всех своих родственников, кумовьев и односельчан сразу же к кормушке подтянет. А они друг другу сразу завидовать начнут, что кто-то больше кусок отгреб, и сразу свары начнутся. Дружить друг супротив друга будут. Через неделю уже не один, а сразу три диктатора появятся, а потом еще десяток и будет как всегда…
- Вот и я говорю, не получится у нас диктатуры.
- А давай Василич, мы тебя диктатором сделаем. Мы тебя давно знаем и в тебе уверены. – Александр Сергеевич говорит. – Сколько лет уже в этой беседке разговоры ведем...
- Так и я только в себе и уверен.
- Вот и сделаем. И будут тебя в народе звать Вась Вась…
- И что это за имя такое для диктатора Вась Вась? Кот что ли?
- Да, но и Чемоданов или дедушка Вася не лучше…
- Можно просто – Дедушка Че. Великий и ужасный…
- Революционно так, по нашему…
- С именем решили, а что вы Дедушка Че делать, как диктатор будете? Стать то диктатором просто, а дальше что?
- Это тоже просто. В первый день, ясное дело гуляния и празднования в лучших диктаторских традициях. Тоталитарная эстетика, блин. Ничего нового придумывать не надо. Лени Рифеншталь, Сергей Эйзенштейн, Лайбах с Рамштайном. Площадь до горизонта и ровные ряды молодых людей. Солнце играет на медных щитах и отражается от миллионов стальных наконечников копий. Флаги кругом, транспаранты, все как положено. Ветер развевает конские хвосты на шлемах. Эскимо и кино на большом экране. И тут я…
- Шо ты? – это Авдотья Никаноровна, жена Анатолия Николаевича подошла. – О чем это вы тут пердуны старые треплетесь? Дождь закончился, а им бы все лясы точить…
- Не ругайся Дуся, — Анатолий Николаевич отвечает, — мы тут Василия Васильевича в диктаторы двигаем…
- Ну и шо?
- Да не шо… Послушай, как складно рассказывает…
- А шо? И послушаю…
- Об чем это я? А… Ну да… тут я прилетаю на голубом вертолете. Спускаюсь на трибуну по веревочной лестнице.
- Куда тебе, — снова мешает плавному течению рассказа взбалмошная женщина. – Ты же развалишься на полпути…
Не обращая на нее внимания, продолжаю:
- Ветер развевает мои длинные серебрянные волосы. Седой хайер символизирует большой жизненный опыт и мудрость. Черные длинные одежды должны показать беспощадность к врагам…
- И два больших белых крыла за плечами…
- А крылья зачем?
- Так… красиво…
- Ладно. Пусть будут крылья, но уже не два, чего уж мелочиться, а сразу шесть… Серафим, одним словом… Толпа замирает на мгновение от вида красоты такой, а потом взрывается восторженным ревом. «Аве мне!» — говорю. «Аве! Аве! Слава! Ураааааа!!!!» — ликует толпа. Всеобщий экстаз, девушки рвут в едином порыве белоснежные блузы, подставляя солнцу упругие обнаженные загорелые груди…
- Так шо ли? – Авдотья Никаноровна резким движением рвет на груди засаленную кофту и взору открывается ситцевый бюстгальтер с чашечками конусообразной формы, видимо сшитый ею собственноручно на заре туманной юности. Вот, оказывается где Жан Поль Готье черпал вдохновение, когда шил наряды для Мадонны.
Проследив за нашими взглядами, Авдотья Никаноровна запахнула кофту, покрылась румянцем, как красна девица, и чтобы скрыть смущение, резко дернув за руку своего благоверного, зло прошипела:
- А ну, пошли отсюда, дурак старый. Тебе еще грядки полоть. Что я одна должна на этом огороде погибать?
Они ушли. Анатолий Николаевич уныло плелся за своей супругой, все оглядываясь, смущенно разводя руками и показывая всем видом, что, мол, я могу…
- С первым днем выяснили, что дальше?
- На второй день, издам указ, о том, чтобы увеличить расходы на армию и СБУ в сто раз. Нет у диктатора других союзников, кроме армии и жандармерии. Соответственно и пенсии и жалование в сто раз увеличатся. Сразу оружие новое накупим, самолеты, танки, корабли, ракеты, автоматы.
- И форму новую. Обязательно. Красивую…
- А милиции? – это уже Александр Сергеевич спрашивает.
- Да, ладно, с твоей милицией, — отмахивается от него Михаил Гаврилович, — на третий день, что делать будем? Где деньги на это брать?
Вот как идеей человек загорелся. Глаза блестят. Чувствует, что скоро арестовывать всех пойдем. Нутром чекистским чует…
- А на третий день, объявим чрезвычайное положение. Все аэропорты и вокзалы позакрываем, дороги перекроем, чтоб никто убежать не успел и всех, кто за эти годы при власти был, не важно какой, хоть в Верховной Раде, хоть в районной, хоть президент, хоть сельский голова, хоть мент, хоть прокурор, хоть судья… всех…
- К стенке…
- Ну зачем же к стенке? На стадионы. А там уже столы, скамьи, бумага и ручки заготовлены. Всех к столам и заставить писать декларации о доходах и расходах семей. С 1991 года и по сей день. Тех, у кого сойдется все, проверить как налоги платили и отпустить, когда штрафы и пеню оплатят, вот и деньги на первое время, а остальных…
- К стенке…
- Какой, вы право, Михаил Гаврилович, нетерпеливый. Остальных судить, по законам революционного времени. За воровство, взятки, саботаж…
- И к стенке…
- В 21-м веке живем. Зачем же к стенке? В тюрьму.
- Это сколько же тюрем понадобится?
- А мы один город, какой-нибудь депрессивный возьмем. Людей переселим в освободившиеся квартиры врагов народа. В Киев, конечно, не переселим, некуда будет, потому, как все незаконно построенные дома снесем, ясное дело, но думаю, по Украине много квартир и домов освободится. В этом городе то, отселенном, и устроим одну большую тюрьму для всех. Экономно и прогрессивно…
- Не прав ты Вася, все таки… — Александр Сергеевич говорит, — милицию то зачем? Судей с прокурорами, чиновников с депутатами – это правильно. А милицию трогать не надо…
- Как это не надо?
- И меня посадишь?
- И тебя посажу… Если есть за что. Ты что на своей должности взяток не брал? То-то у тебя дача трехэтажная… На ментовскую-то зарплату…
- Дурак ты Вася… И шутки у тебя дурацкие. Пойду твоей Матрене расскажу, чем ты тут вместо того, чтобы огород копать, занимаешься…
- Только попробуй!
- Точно расскажу, вот она тебе устроит…
И ушел на этом…
- Так, когда к стенке начнем ставить? – Михаил Гаврилович не унимается.
- Никогда. Вдруг суд ошибется и невинного человека к стенке?
- Невиновных в этом деле не бывает! Раз довели страну до ручки, значит, уже виноват. И точка. Твоя либеральная мягкотелость мне не по душе. Лес рубят – щепки летят. Этак тебя любой разжалобит… Какой ты, к черту, диктатор, так… эстет тоталитарный… Либерал и космополит! Во как!
- От космонавта и слышу! Сам дурак! Ничего в диктатуре не понимаешь!
- Сам не понимаешь! Лучше я сам в диктаторы пойду. У меня опыт больше… — Сказал, как отрезал.
Плюнул в сердцах и тоже ушел…
И я к дому пошел. Такой аппетит от этих споров разыгрался, просто жуть. Думал, сейчас приду, съем что-нибудь вкусненькое… К крыльцу подхожу, и что вижу? Бунт. Восстание против диктатуры образовалось. Внучка с плакатом рукописным ходит на листике из школьной тетрадки нацарапанным: «Нет дедактуре!» И внучок вслед за ней со своим листком: «Нет ремню! Даешь конфеты!». Прошмыгнул мимо них, сразу на кухню, к холодильнику, а не тут то было. Матрена все подходы заблокировала. Она женщина крупная, так просто не пробиться…
Сделал вид, что не больно то и хотелось, вроде как за лопатой зашел. Взял лопату, и обратно в беседку. Там у меня бутылка пива под скамейкой всегда спрятана. Открыл пиво, сел на скамеечку, глоток сделал, закурил. Снова дождик стал накрапывать. Сижу и думаю, вот, ведь несправедливость, какая. Ладно, Сашка, как был ментом, так и остался. Сдал с потрохами... Но в революции оно всегда так, кто-то обязательно сдаст, но остальные то, чего? Что я им сделал? Договорить даже не успел, а сколько у меня еще идей ценных в голове осталось не высказанных… Ведь забуду же… Возраст, как никак… Точно забуду, если не запишу…
(май 2008)