1. Говорить только правду!
Изо дня в день, последние 24 месяца мы слышим от 95% «экспертов медиасферы» одну и ту же мантру, переведенную с английского языка (ибо абсолютно точно, что эта формулировка пришла к нам от советников из спокойных и комфорных европейских стран), что — «нельзя уподобляться злу, нельзя вести контрпропаганду — это плохое слово, нельзя ничего акромя правды святой».
Все это хорошо и богоугодно, за исключением ряда аспектов.
Во-первых, это совет, в первую очередь, от тех, кто сам не знает как еще противостоять информационной агрессии, но, рассматривая Украину как партнера, очень заинтересован в том, чтобы этот партнер был максимально прозрачен и не вел никаких игр. А мы, ведь, помним, что если играешь не ты — значит играют тебя!
Во-вторых, те же люди, которые требуют говорить «только правду», тут же напоминают, что «правда у каждого своя». Например, правда Насти Станко заключается в том, что «террористы — тоже люди и имеют право на формулировку „погиб“, а не „ликвидирован“. Правда отдельных бойцов из тех, кого называют „киборгами“, и некоторых волонтеров как Лена Суетова, — в том, что пленные бойцы украинской армии подвергаются нечеловеческим пыткам от „местных Йозефов Менгеле“. Правда Натальи Лигачевой, которую она озвучивала на некоторых закрытых мероприятиях, в том, что абсолютно все украинские телеканалы врут, за исключением '1+1', который „еще держится в рамках профессии“.
Поверьте, я сам большой сторонник того, чтобы была только правда и ничего кроме правды. Однако опыт показывает, что она далеко не является решением проблем в контексте информационной агрессии против нас ...
И, простите за неуместный каламбур: необходимость говорить правду — это еще не вся правда о нашей с вами ситуации.
Проверено — не работает!
2. Банить контент, запрещать телеканалы и газеты, блокировать сайты
Сначала по решению суда была запрещена трансляция некоторых российских каналов, потом запрещены российские телесериалы. Законопроекты по регулированию киберсферы от МВД и СБУ уже два года продвигают нормы, которые позволят правоохранительным органам применять аппарат государственного принуждения против тех, кто распространяет „вредоносную информацию“.
В проекте „Концепции информационной безопасности Украины“ рассматривалась норма, которая описывала „целенаправленную дискредитацию органов власти“ и была изъята из текста проекта после многочисленных критических замечаний.
Активными противниками любого подхода к блокировке контента являются и представители Интернет-ассоциации Украины. Хотя их российские коллеги с успехом их точку зрения опровергают делом, а не словом.
Но, я всегда привожу свой любимый пример попыток блокировать информацию с помощью нормативных и технологических методов.
Самыми лучшими специалистами по вопросам обходов информационных запретов являются компании, которые делают пиар и рекламу для сигаретных и алкогольных брендов. Спонсором команды Williams-Renault в Formula 1 длительное время были сигареты Rothmans. В некоторых странах, где проходили гонки — реклама табачных изделий запрещена вовсе. Не говоря уже о размещение логотипов Rothmans на игрушечных машинках, которые дети по всему миру покупали миллионами.
Рекламисты не придумали ничего умнее, кроме как поставить вопросительный знак на месте логотипа — И ВСЕ ДО ОДНОГО ЗНАЛИ И ПОНИМАЛИ, ЧТО ТАМ ДОЛЖНО БЫТЬ НАПИСАНО ВМЕСТО ЗНАКА!
Информация как вода. Не возможно остановить ее распространение не потратив на это чудовищных ресурсов. А секреты успеха блокировки контента в Российской Федерации имеют абсолютно иные причины и истоки, о которых необходимо говорить отдельно.
Проверено — не работает!
3. Развенчивать фейки
Никто не любит, когда его обманывают. Поэтому, в тот момент, когда вы убеждаете человека в том, что его пытались „нахлобучить“, вектор его симпатий и антипатий меняется на противоположный. Но, не все так просто.
Разоблачением фейков мы все занимаемся с большей или меньшей успешностью уже более 24-х месяцев. Некоторые в этом преуспели и даже могут отделить „кошерное“ разоблачение от „некошерного“, снимая ранее опубликованные статьи.
И тем не менее... Проблема в том, что сколько раз бы мы не повторяли „распятый мальчик — это абсурд зазомбированного мозга“ — мы с вами все равно говорим о „распятом мальчике“. Российская медиамашина сильна тем, что продуцирует в единицу времени умопомрачительные объемы контента. Работают десятки тысяч людей, наделенные опытом, скилами и ресурсами. Более половины этого контента являются абсолютной ложью. И мы можем каждый день тратить 90% рабочего времени на разоблачение этой лжи... Однако так или иначе — повестку дня на каждый день нам диктует именно эта медиамашина!
Десятки раз я ломал копья в накаленных спорах с журналистами, которые в ответ на очередное обвинение против Украины — требовали „провести расследование и разоблачить“. Но, по всей видимости, никто из них так и не понял сути анекдота про Вовочку, который, поддавшись на уговоры МарьИванны, все же сказал: „Леночка не б...дь! Леночка — не б...дь? Ну, тогда извините...«
Проверено — не работает!
4. Вести мониторинг медиапространства и оценивать поставщиков контента
Львиная доля проектов общественных организаций, связанных с критикой украинского медиапространства, которая щедро оплачивается донорами, заключается в мониторинге медиасферы с целью (насколько я понимаю) определения „добра и зла“, которые в ней происходят.
Т.е. специально обученные профессионалы смотрят эфиры телеканалов, читают газеты и сайты, слушают радио, а потом говорят, что из увиденного-услышанного было кошерно, а что нет.
Лично для меня — сама мониторинговая деятельность является основой описания реальности для моей „гражданской“ профессии (competitive intelligence). Однако в условиях информационного противостояния, мониторинг — это работа с тем, что уже было и прошло. И чем больше проходит времени с момента распространения контента до анализа мониторинга — тем бессмысленнее этот мониторинг является.
Но, это с концептуальной точки зрения.
С технологической точки зрения, мониторинг имеет смысл исключительно в том случае, когда за ним следуют решения и изменения „того, что плохо“. Одна только регулярная констатация, что „здесь плохо, а здесь еще можно пожить“ ничего не дает, а значит является бесцельной тратой ресурсов.
В украинском медиапространстве это работает так:
Медиакритик: — Мы провели мониторинг и выяснили, что телеканал Х допустил нарушение норм журналистики.
Телеканал Х: — А?...
Медиакритик: — Вы неправильно освещаете вот это событие.
Телеканал Х: — Кто сказал?.. Ну, даже если да, то — и че?...
Медиакритик: — Мы запишем вас в черный список некошерных каналов.
Телеканал Х: — Ну, понятно — это ж политический заказ. Вам заплатили, чтобы вы нас троллили.
И это происходит только в том случае, когда телеканал вообще обращает внимание на подобные вещи. Обычно такая информация не выходит за пределы сообщества самих медиакритиков. Весь этот балаган происходит только потому, что органов самоуправления медиасферы (того, печально известного, „вотчдога“ журналистики) в Украине так и не существует. А без него у демократического государства нет шансов эфективно противостоять информационной агрессии.
Таким образом, исход информационной войны в медиасфере находится только и исключительно в руках самих сотрудников медиасферы. Потребители информации, для которых, в том числе, такие мониторинги и делаются, в данном случае абсолютно бессильны. Потому что медиа в Украине не являются бизнесом. А значит нет никакой конкурентной среды. А значит сила потребителя — нулевая!
Проверено — не работает!
5. Совершенствовать законодательства и вводить рестриктивные нормы
Здесь все просто!
Чтобы государственные органы были субъектом противостояния информационной агрессии и защиты населения — их действия и бездействия должны быть регламентированы в нормативном поле. Единственный доступный государству (читай госорганам) правовой инструмент противодействия вредоносной информации — аппарат государственного принуждения.
То есть, грубо говоря, мы должны делегировать госорганам право и обязанность принимать и реализовывать решения о том, какую информацию можно распространять, а какую — нет, какую информацию можно потреблять, а какую — нет.
Этот подход вступает в жесточайший конфликт с конституционными и международными принципами свободы слова, мысли и свободы сбора информации. Последний квазигосударственный орган в Украине, который хотя бы приблизительно мог выступать регулятором контента, был почивший в бозе, приснопамятный НацКомМор Василия Васильевича Костицкого.
Все мы помним с какой ненавистью он был уничтожен и вряд ли может воскреснуть, хоть в какой-нибудь форме.
Более того! Одной из норм так называемого „16 января“, которое мы все помним и ненавидим, было — предоставить право украинским нотариусам заверять факты появления информации в интернете (в данный момент согласно закону „О нотариате“ такое право у них отсутствует). Такая норма могла бы дать возможность любому человеку защищать свои конституционные права в гражданско-правовом суде, используя нотариально заверенные факты в интернете. Но, такой нормы до сих пор нет.
Проверено — не работает!
6. Искать решения в западном опыте
В ходе разработки проекта „Концепции информационной безопасности Украины“ лично я присутствовал на 12-ти круглых столах, собранных для общественного обсуждения этого проекта. Ни один из них не прошел без предложения „Зачем вы придумываете велосипед? Возьмите просто скопипастьте аналогичный документ одной из европейских стран...«
Ранее в 2014 году я посетил ряд конференций по информационной деятельности в европейских странах. Мы тесно общались с представителями ОБСЕ, НАТО, дипломатами иностранных посольств в Киеве...
Из этого всего я вынес только один вывод:
Начиная с Питера Померанцева и заканчивая представителями Страткомов — в европейских странах нет экспертов, которые бы системно видели проблемы Украины в информационном пространстве или имели бы готовые рецепты того, как исправить ситуацию.
Мы обсуждали с представителями польского СовБеза их проект Доктрины инфобезопасности Польши. Все украинские эксперты констатировали, что польский вариант оказался гораздо более жестким в политическом плане, чем обтекаемый украинский.
В целом европейская аудитория намного более уязвима к гибридным информационным угрозам. Причиной этого является их сильная сторона, которая в эпоху гибридных войн превратилась в слабость. Я говорю о диверсифицированном и стабильном медиамире. СМИ, которые имеют многолетнюю историю, пользуются у европейцев непререкаемым авторитетом. И заслуженно — ибо репутация для европейских СМИ, не чета нашим, — означает очень многое!
Однако, когда Agence France-Presse просто скопипастило неизвестно как появившуюся информацию МВД Кувейта о том, что Украина поставляет китайские ПЗРК ИГИЛу, — меня тут же заплевали за то, что я усомнился в непогрешимости журналистов AFP.
Наиболее жесткими в вопросах защиты национальной государственности от информационной агрессии России являются балтийцы и, в меньшей мере, поляки.
Литовцы, вопреки воплям ЕС и ОБСЕ о свободе слова, взяли и запретили русскоязычные телеканалы на своей территории. Потом, правда, под давлением Брюсселя были вынуждены возобновить их вещание, но уже на гораздо более выгодных — своих условиях.
Что же касается остальных „западных экспертов“ — книги и статьи, констатирующие всем известные факты, остаются их уделом. По общему правилу — все знают как НЕ НАДО, трудно найти того, кто скажет — НАДО ВОТ ТАК.
Проверено — не работает!
7. Создавать специальные структуры для противодействия пропаганде — STRATCOM CENTERS
Еще весной 2015 года European External Action Service под руководством Федерики Могерини получила задание Европарламента разработать стратегию противодействия российской пропаганде.
В результате позже было объявлено о том, что такая стратегия была создана, и, сколько я ее не искал в интернете — найти не смог. Это к слову об открытости Евросоюза. Потом, в контексте этих решений, был создан EU Stratcom Task Force, в дополнение к NATO Stratcom COE, который уже работал в Риге.
Я общался с сотрудниками обоих институций, предлагал им помощь украинских специалистов, предлагал создавать общие совместные инновационные стратегии реагирования на информационные угрозы гибридных войн... Но... Таких как я умных, в меру упитанных мужчин в расцвете сил, знающих как воевать в информационной войне у них пруд пруди! Как ожидаемо оказалось...
В результате целый 'Force' из 12-14 человек в Брюсселле раз в 10 дней продуцирует, наработанный волонтерами из разных стран, дайджест разоблачения фейков, где указывается источник самого фейка, ссылка на статью с его разоблачением и автор разоблачения.
Когда такого разоблачителя не находится — в дайджесте просто пишут „информация от российских СМИ не нашла подтверждения“.
Я стараюсь также отправлять им свои кейсы, но, при всем глубочайшем уважении к ребятам, которые выбиваясь из сил под информационными волнами, там работают — я не понимаю зачем для этого нужна была целая стратегия Могерини и целый Стратком Форс, если есть, к примеру, ИнформНапалм, СтопФейк, Беллингкэт, СтопТеррор и многие другие.
А суть в том, что в западной парадигме вообще отсутствует такое понятие как „информационная безопасность“. Есть cybersecurity! А когда я на конференциях говорю, что сейчас угрозы исходят также из мира медиа и социальных сетей, мне охотно кивают головами, но термина для описания деятельности по противодействию этим угрозам, к сожалению придумать не могут: „Как это мы будем называть вопросом нацбезопасности работу медиа??? Это же нарушение свободы слова...«
Но, на выручку европейцам пришло старое словосочетание, которое успешно использовали НАТОвцы, во време „работы“ в балканском регионе — strategic communications. Словосочетание всех устроило и теперь каждый понимает под ним то, что ему нравится.
Ну, а в целом, Стратком Центры — это не более, чем аналогичный „минстець“, только на западный манер. И под „западным манером“ я имею ввиду, что у слова „стратком“ пиар чуть получше, чем у слова „минстець“.
Пока что реальных результатов этой работы не видно.
Проверено — не работает!
8. Искать справедливости в суде и судиться с российскими телеканалами
На конференции, организованной координатором проектов ОБСЕ в Киеве, один из иностранных экспертов демонстрировал презентацию с отчетом о проведенном анализе результативности судебных решений, вынесенных европейскими судебными институциями против телеканала Russia Today и других аффилированных с ним медиакомпаний.
В целом, только в Великобритании рассматривалось по меньшей мере 7 судебных дел по обвинению Russia Today в искажении информациии. Истцом выступал британский регулятор Ofcom.
Russia Today в своей программе Truthseeker обвинил британское общественное телевидение в том, что они инсценировали атаку с применением химического оружия, чтобы снять репортаж, и при помощи цифровых технологий изменили слова, сказанные одним из интервьюируемых.
Би-би-си обратилась с жалобой в британский медиарегулятор Ofcom. Ofcom вынес решение, что элементы программыRT „фактически вводили в заблуждение“. Кроме того, Ofcom отметил, что в другом выпуске программы Truthseeker „Геноцид на востоке Украины“, Russia Today неправомерно обвинил украинские власти в геноциде населения на востоке страны.
Необходимо понимать, что судебные разбирательства по вопросам медиа-сюжетов — дело достаточно долгое и утомительное. А самое главное, решение судьи по вопросу спора может быть принято и через год после выхода новости или сюжета.
Но, самое неприятное в том, что через год это опровержение требуется как мертвому припарки — все решения уже приняты, общественное мнение развернуто в нужную сторону, а люди, поверившие в „новости“ уже погибли и их не вернешь!
Так случилось с информационной волной „2 мая“ о пожаре в Одесском доме профсоюзов, которая стала толчком к массовой отправке российских добровольцев на Донбасс, большая часть которых там и полегли.
Так случилось с „испанским диспетчером“ — информационной операцией телеканала Russia Today, который выступил якобы очевидцем того, что малазийский боинг был сбит украинским истребителем.
И таких примеров сотни. Результатом распространения чувствительной информации являются решения, которые принимают люди и политики. Решения, основанные на лжи, не воротишь вспять даже Чистилищем, не то что британским судом.
Проверено — не работает!
9. Создавать и вести армии ботов
Даже распространятся на эту тему долго не буду, ибо очень мало кто понимает настоящий масштаб и уровень технологичности бот-сетей, которые создаются российскими специалистами. Это целые орды виртуальных людей от 5 до 500 тысяч аккаунтов в одной сети.
Эти технологии стали развиваться в России во время взлета блосферы и той медиасилы, которая была ею порождена. Начиналось все с покупки студентов по 9-11 центов за комментарий. А закончилось технологическими комплексами, которые могут поднять свежий бот-нет в считанные часы.
Вывод надо сделать один. Главным принципом, по которому призваны работать бот-неты, является человеческая конформность. Мнение большинства — вот их цель. Если можно создать видимость мнения большинства, то его реальность уже не имеет значения.
Для того, чтобы создать симметричный ответ этим российским технологиям нужны ресурсы. Очень много ресурсов. И очень-очень много денег.
Я не исключаю, что кто-то в сфере украинского политического бомонда использует отечественных специалистов для распространения комментариев специфической направленности в соцсетях. Но, по сравнению с российскими масштабами — это смешная капля в море.
Таким образом, это настолько бесперспективно (не говоря уже об этической стороне вопроса), что и начинать не стоит.
Проверено — не работает!
10. Проводить круглые столы о гибридных угрозах и запускать новые инициативы
Последний год можно описать простым диалогом:
Украинский госорган: - У нас люди гибнут из-за того, что россияне вещают бред по всем каналам.
Средний чиновник ОБСЕ или НАТО: - Да, это очень важно для всех нас, мы очень обеспокоены.
Украинский госорган: - Мы подготовили ряд проектов нормативных и управленческих решений, чтобы остановить это.
Средний чиновник ОБСЕ или НАТО: - Эмммм... Мы думаем надо провести общественные слушания по этому вопросу.
Украинский госорган: - Но, вы же понимаете, что это затянет вопрос. Нам надо предпринимать действия. У вас есть предложения?
Средний чиновник ОБСЕ или НАТО: - Давайте проведем круглый стол и пригласим всех бенефициариев.
Последний действительно масштабный круглый стол (по персональному составу участников) на котором мне посчастливилось побывать — состоялся 1 декабря в Укринформе, под названием „Ассиметричные действия в ходе современных вооруженных конфликтов“ (запись).
Все обсуждение „ассиметричных действий“ свелось к вопросу о том, что некоторые несознательные „лампасники“ мешают созданию и развитию в Украине Сил Специальных Операций.
Черт с ним, что ССО, лично по моему мнению, весьма сомнительно можно назвать „ассиметричным инструментом“. Я также являюсь сторонником идеи, что максимально широкое обсуждение проблемы в обществе опосредованно ведет к ее решению. Но, простите, мы 24 месяца встречаемся в одном и том же составе (согласитесь, на круглых столах по вопросам медиа и информационного пространства собираются одни и те же люди) и повторяем друг другу одни и те же вещи.
Не кажется ли вам, что этот подход Проверено — не работает?
P.S. Продолжение статьи — Инфовойны: как снять крестик и надеть трусы
Дмитрий Золотухин