Свободолюбие одних наций и склонность к рабству других – не более чем расхожие домыслы. Никакая из наций не хочет быть рабской. Однако же на практике не всем удаётся этого избежать.
Человек — существо коллективное, а значит, человеческое общество нуждается в координации (упорядочивании). Можно выделить два способа упорядочивания: 1) подчиняться правилам, 2) подчиняться кому-то. Второе — это несвобода. Соответственно первое — свобода (абсолютно же свободным можно быть только в одиночку). Но удержаться в рамках правил не так просто потому, что есть соблазн, нарушая правила, получить желаемый результат гораздо быстрее. Например, вы дали взятку (а кто-то взял её) — и диплом юриста у вас в кармане. Общество, взявшее за основу демократию, но не имеющее внутри себя способа удержания своих членов в рамках демократического общественного договора, быстро деградирует и превращается в автократию, где каждый верхний слой иерархии контролирует нижний, т.е. фактически получается второй способ координации — несвобода.
Мы показали ранее, что удержаться в рамках фактической демократии нельзя лишь на основе права. Правовая система не является самодостаточной. Кроме права нужна ещё и работа совести общества потому, что любой закон можно обойти при помощи сговора. Даже если общество каким-то образом попало в, казалось бы, устойчивое состояние: никто не берёт взятки, потому, что за это последует неизбежное наказание, поскольку ни кто уже не берет взятки", оно вполне может переключиться в другое устойчивое состояние: "чтобы быть честным, нужно много украсть и купить правосудие.
Чтобы такой деградации не произошло, в обществе должна сформироваться определённая мораль и этика. И речь здесь идет не об официозе, а о фактических морально-этических установках повседневной жизни. С точки зрения координации демократического рыночного общества, задача этих установок в том, чтобы предотвратить образование в обществе групп, имеющих внутри себя особые отношения для взлома правового механизма. На простом языке мы называем этот ключ для взлома "кумовством. Пример такой защитной морально-этической установки из средневековой феодальной Империи франков: "вассал моего вассала — не мой вассал. Она дробила феодальную среду на отдельные элементы, действующие в рамках социального договора, предотвращая "слипание его в артели по обходу этого договора. Действенность этого правила обеспечивалась представлением о благородном поведении среди них. Эта формула – предтеча протестантской этики и морали, позаимствовавшей у феодалов честь придерживаться правил, согласно которым превосходство над другим является лишь следствием обстоятельств и договора. Это заимствование очевидно объясняется глубинной сутью германских народов. Их культура пропитана духом чести придерживаться правил, пониманием отдельности и значимости каждого.
Очевидно, что без способности социума держать социальный строй, т.е. держаться однажды принятых всеми правил, никакая свобода не возможна. Один лишь бунтарский дух, которым мы так гордимся, нам не поможет. Наш неуспех проистекает из распространенного среди нас социального предательства. И искать его причины долго не приходится. Они на поверхности, и встречаются на каждом шагу. Надо лишь суметь взглянуть на себя со стороны, поскольку эти причины тоже заключены в нашей сути, а значит, привычны для нас. Мы их не замечаем, поскольку не считаем это чем то особенным.
Юный сын таможенника в кругу друзей гордится отцом и своим дорогим авто. Студент Оксфорда знает, откуда у его папы гаишника деньги на его учебу. Компания за праздничным столом с удовольствием делится друг с другом секретами, как сматывать электросчетчик и останавливать водомер. Ректор Института культуры рассказывает по телевизору, как, провалив вступительные экзамены, он все же поступил в институт. Коллега по работе рассказывает, как он заставил автоинспектора извиниться, пригрозив связями во власти, хотя и ехал на красный. Что объединяет все эти случаи? Попирание закона? Да. Но не только. В этих примерах, а подобных примеров каждый может привести великое множество, присутствует фундаментальная причина, которая сделала это возможным. В каждом случае нарушитель Закона делится своими "успехами" со своим ближайшим окружением. Он не боится оказаться в социальной изоляции (не боится осуждения). Терпимость к социальному предательству – главная черта ментальности человеческой среды, которая порождает коррупцию. Ведь не может, например, преподаватель в институте или гаишник на дороге брать взятки в одиночку. Он должен быть обязательно встроен в систему взяточничества. Иначе правоохранительная система обязательно пресекла бы его действия, поскольку взяточничество не может быть тайным делом. Но для образования такой системы необходимо, чтобы в окружении потенциального мздоимца находился кто-то, готовый образовать с ним артель по перераспределению общественного продукта в свою пользу. А готовность же проверяется, или лучше сказать, ощущается по терпимости окружения к подобным действиям. Ведь преступная система не может сложиться вокруг табуированного обществом вида правонарушений, вокруг того, что получит крайне негативную моральную оценку от окружения. Вряд ли в праздничной компании, которая обсуждала способы воровства электричества, кто-либо скажет, что он педофил или промышляет разбоем. Поэтому подобные преступления, в отличие от коррупции, могут быть лишь эксцессами в обществе.
Как видим, наша повальная коррупция является вполне ожидаемым явлением для нашей ментальности. Можно сказать и обиднее: коррупция произрастает из нашей сути. А другой сказал бы ещё обиднее: из гнилой сути. Мы стенаем о продажных чиновниках, паразитирующих на бедном народе, изобретаем способы борьбы типа: повысить зарплату чиновникам, чтобы не было соблазна. Однако, если в нашей ментальной среде с легкостью образуются "кооперативы" по отталкиванию остальных соотечественников от общего блага, эти стенания и эти попытки победить жадность щедростью то же, что мёртвому припарка. Как сказал бы математик, коррумпированное государство является устойчивым решением уравнения существования такой среды. Это значит, что любые общественные потрясения, любые попытки что либо изменить будут, в конце концов, вырождаться в такое же коррумпированное государство. И наоборот, идея-фикс о том, что честное государство возможно как компромисс законченных эгоистов, как состояние баланса в правовой системе сдержек и противовесов, является неустойчивым решением в этой среде.
Заметим, что эта идея-фикс была нашей рабочей версией построения нового общества сразу после развала СССР. Лишь спустя два десятка лет горький опыт вынуждает признать утопичность этой идеи. Она не менее утопична, чем противоположная крайность — марксов расчет на человеческую сознательность в справедливом обществе. Однако это признание пока не продвинулось дальше гнева граждан Украины на продажную элиту. Нам ещё предстоит осознать, что продажная элита – закономерный продукт, произрастающий из народной почвы, а наш путь в рабство начинается уже тогда, когда мы бросаем мусор мимо урны.
Ментальность нации — медленно меняющаяся субстанция, и это звучит для нас как приговор, как отсутствие надежды на изменения к лучшему. Но все же малая надежда у нас есть…
