Есть два вопроса, которые бередят мысли всех спорщиков об Украине. Приведенные здесь ответы на них не претендует на истину в последней инстанции и не базируется на каких-то глубоких исторических исследованиях. Они основываются лишь на логике и понимании того, что ответ должен наиболее простым способом увязывать между собой доподлинно известные исторические события и факты. Приводятся они здесь как гипотезы. Эти гипотезы, ввиду их очевидности, давно должны были быть сформированы и проверены, однако по странному стечению обстоятельств этого до сих пор не случилось.
Первый вопрос: где пряталась Украина, когда была Русь и куда подевалась Русь, когда появилась Украина?
Итак, укрАина. Да, именно так, с маленькой буквы и с ударением на первую «а». Для тех, кто понимает и русский и украинский языки, исходный смысл этого слова может быть очевиден. По-русски «кроить», а по-украински «краяти» — значит резать. Край – линия, по которой было резано. Украить – значит отрезать, поскольку предлог «у» придает глаголу законченность действия, как в словах «идти» –"уйти", "бить"- "убить" и т.п. Следовательно, украина – отрезанная часть. Так что вовсе это ни какая не окраина — озарение начинающих лингвистов, а хотя и однокоренное слово, но с иным смыслом. Оно является синонимом слова "удел", которое образовано аналогичным способом от слова "делить". Пушкинский князь Гвидон "спокойно в свой удел через море полетел". Этими словами в старые годы называли чьи-то владения или вообще местность, выделяемую по какому либо признаку. Сейчас для подобных целей мы используем слова "область" (от "обладать")", "регион", "край", "сторона", "район" и т.п. Краснодарский край без искажения смысла можно называть и Краснодарской украиной.
Контекст упоминания слова "украина" в старых текстах однозначно свидетельствует в пользу нашей версии, например, в Ипатьевской летописи: "приѣхавшю же ему ко украинѣ галицкои". В той же летописи упоминается и украина переяславльская. В то время все буквы, кроме первой буквы на странице, писались одинаковым размером, и искажение смысла в столь простом вопросе возникло, скорее всего, из-за того, что при письменном цитировании этого слова исследователи старинных текстов писали его с заглавной буквы, тем самым переводя из имени нарицательного в имя собственное. В действительности же "Украина", как собственное название края, начало употребляться лишь в позднем средневековье. Слово "украинец" как обозначение этноса стало использоваться еще позднее и естественным образом произошло от названия украинца по месту проживания, а до этого украинцы называли себя русью, руськими или русинами. Так ещё было во времена Богдана Хмельницкого.
В начале двадцатого века Михаил Грушевский ввел термин "Русь-Украина", очевидно преследуя цель подчеркнуть исконную отдельность Украины, но в то же время обозначить её преемственность с Русью и закрепить за Украиной первородство наследия того государства, на которые также претендует и Россия. Желание для патриота Украины естественное, но термин несколько искусственный и звучит нелепо, как если бы историк через пятьсот лет страну Россию назвал Россией-Страной. Была ли в прошлом Украина частью общности, которая называла себя Русью? Ответ очевиден, да. Выделяли ли уже в то время себя из этой общности отдельные её составляющие, ощущали ли свою отдельность? Ответ тоже очевиден, да. Зачем же Грушевскому понадобилась таким особым образом утверждать эту очевидность? В чем была для него целесообразность поиска этой древности? Для него она была признаком ценности общности, к которой он себя относил. Очевидно, что такие ″научные″ новации были инспирированы в сознании ученого подсознательным желанием выделить из общерусского мира и повысить приоритет этой общности. К науке это никакого отношения не имеет. С рациональной же точки зрения, в молодости, в т.ч. и в молодости нации нет ничего плохого. Наоборот, если нация родилась, значит было какое-то достойное удивления, а может и восхищения движение в людском море, приведшее к её возникновению.
Второй вопрос: имеет ли украинский язык право претендовать на первородство, как наследник древнего языка Киевской Руси. Злободневным этот вопрос делает существование на Украине диглоссии — двух языков, один из которых используется в качестве высокого – престижного, второй в качестве низкого – бытового. И в царские времена и в СССР высоким языком был русский (великорусский). Независимость формально обратила это положение языков на противоположное, однако на практике в сознании большой части населения положение вещей изменилось мало. И здесь следует заметить, что такое восприятие осталось не только среди тех, кто резко отрицательно воспринимает украинство как объединяющую идею и настроен резко негативно против "телячей мовы". До сих пор на значительной территории Украины русский воспринимается как городской язык – язык прогресса. Борьба за престиж языка вылилась в борьбу за исконность. И здесь у великорусского языка, с точки зрения дилетанта, есть преимущество. Первые письменные источники Киевской Руси кажутся для него больше похожими на современный русский язык, чем на украинский. В "Слове о полку Игореве", например, есть ″облако″, а не ″хмара″, а Дон синий, а не блакитний. Да и звучание "Слова" кажется ближе к русскому, хотя конечно с помощью нужной фонетической транскрипции (напр., чтением знака ѣ как ″і″ а не ″е″) его можно несколько скруглить в сторону современного украинского звучания. Но все же это не снимает подозрения, что диглоссия существовала на украинских землях с давних времен и зародыш (предок, прототип) современного украинского языка был в этой паре языков вторым, подчинённым. И, как это ни покажется странным на первый взгляд, так оно и должно было быть, учитывая историю становления Киевского руского государства.
В конце девятого века власть в Киев пришла с севера. По летописным первоисточникам, она спустилась по Днепру вместе с вооруженным отрядом из государства ильменских словен. Если верить "Повести временных лет", власть в Киеве захватила дружина под предводительством Олега — толи князя, толи княжеского наставника, из приглашенных словенами варягов к себе на княжение. Как сказали бы сейчас, истеблишментом, высшим обществом в Киеве стали приезжие — словены и уже ославянившееся среди них норманны. Свидетельством их ославянивания могут быть клятвы славянскими богами, данные этими людьми на письменном договоре с Византией. Маловероятно, чтобы новая знать подстраивалась под коренных киевлян и перенимала местный диалект тогда еще близкого языка. Скорее наоборот. Даже сейчас мы видим, как придворная челядь, вслед за самодержцем бросает престарелых жен, чтобы быть в тренде. Что уж говорить о тех временах?! Можно с большой долей вероятности утверждать, что в Киеве вокруг княжеского двора сложился придворный диалект — весьма распространенное в Истории явление. Эти события происходили в эпоху становления славянской письменности. А поскольку письменные люди обслуживали в первую очередь элиту, словенский диалект (сейчас его называют псковско-новгородским) несомненно, сыграл роль и в становлении древнерусского письменного языка, называемого в то время словенским, а сейчас — церковнославянским русского извода. Вероятно также, что изначально это название — ″словенский язык″ — понималось конкретнее, как язык словен с севера. В старейшей из известных летописей "Повети временных лет" обобщающее название всех славян и название ильменских словен не отличались на письме. Последние показывались как продолжение общеславянского рода: ″.. Словѣни же сѣдоша ѡколо єзера Илмерѧ прозвашасѧ своимъ имѧнемъ…″
Вследствие возникновения придворного диалекта, местный говор киевских земель был отодвинут на второй план, и обслуживал людей более низкого сословия. Он ещё многие века вынужден был существовать на Украине под спудом, как не благородный язык, хотя, несомненно, эти два диалекта, придворный и местный, в процессе своего развития влияли друг на друга. Как пример — название словаря конца 16-го века, составленного галичанином Лаврентием Зизанием: "Лексис, СирЂчь реченїя, ВъкратъцЂ събран(ъ)ны и из слове(н)скаго языка на просты(й) рускі(й) діале(к)тъ истол(ъ)кованы". Для современного человека оно звучит как архаичный великорусский. И, кроме того, это название прямо свидетельствует о существовании и в то время диглоссии. И, кстати обратим внимание, что рускім здесь ещё называется не благородный, а местный "простый" язык. Как видно, на протяжении веков в Украине существовал некий высокий язык, не русский, конечно, но язык, от которого современный русский — близкая производная. Так что языковые выкрутасы Свирида Голохвостого из пьесы "За двумя зайцами" — возможно и не дань влиянию метрополии, а существовавшее испокон в быту понятие о высшем свете: ″Дурні хахлы! Ідіть здорові! Што значить проста мужва? Ніякого понятія нєту, ніякой делікатной хвантазії... так і прэ! А вот у меня в галавє завсегды такый водеволь, што только мерсі, потому — образованный чоловєк!.. ″
Вторым ощутимым последствием киевского придворного диалекта было его роль в становлении современного русского языка. И здесь мы должны несколько подправить распространенное мнение, что великорусский язык сформировался на основе церковнославянского, как языка княжеско-боярской верхушки, который она насаждала на землях северо-восточной экспансии. Вряд ли княжеско-боярская верхушка в повседневной жизни использовала церковную речь. Более естественно, великорусский формировались под влиянием языка киевского двора, а церковнославянский язык входил в него лишь как образующая компонента. Такая формулировка легко поясняет феномен, сравнительно недавно обнаруженный лингвистами в результате изучения новгородских берестяных грамот. По словам известного русиста Андрея Зализняка, современный литературный русский язык примерно в равных долях наследует и древнекиевский и древненовгородский диалекты ( https://youtu.be/5Nuiw73EY50 ) . Однако то, что для него выглядит как феномен, в свете нашей гипотезы выглядит совершенно естественным: древний язык ильменских словен как булавка сколол эти два языка. Вероятно именно наличие в языковой палитре "Слова о полку Игореве" красок словенского языка и делает его более похожим (по мнению автора) на современный русский. При этом трудно согласиться с его (Зализняка) утверждением, что изначально язык древнего Киева и древнего Владимира отличались мало. Такое наверняка можно сказать лишь о письменных языках.
Наши ответы на вопросы из русско-украинского спора, перешедшего в кровавую бойню, приведены здесь вовсе не для того, чтобы обосновать чьё-то преимущество. Наоборот, наша задача – убить эмоции вокруг этого спора, поскольку угасание эмоций по отношению к изучаемому явлению — следствие верного понимания этого явления. Исторический путь, который привел каждую из наций к современному положению вещей, вполне естественен. Он не может быть основанием для претензий на исключительность. Единственным стоящим в этом смысле аргументом является успешность нации. Копаться в истории, пытаясь отыскать там обоснования своей национальной исключительности – совершенно естественный мимовольный порыв, данный человеку Богом для скрепления нации, удержания этой людской общности в скоординированном (консистентном) состоянии. Однако же необходимо иметь ввиду, что такое поведение является рациональным лишь для малой общности, в которой человек сформировался как биологический вид. Начиная с некоторого размера сообщества, поддерживать упорядоченность лишь на инстинктах уже невозможно. Успешная нация должна найти в себе разум обуздать этот инстинкт, чтобы не дать паразитировать на нём своей элите, так как элита является наибольшим выгодополучателем от безусловной любви граждан к Родине. Эта слепая любовь позволяет элите втравливать свой народ в конфликты и жертвовать его собой ради личной выгоды. В то же время верное, а значит освобожденное от эмоций, понимание исторических событий позволяет нации извлечь из них необходимые для достижения успеха уроки (банальненько).
И чему же учит наше прошлое?
Призвание словенами варягов на княжение показывает, что их общество было терзаемо социальным предательством. Положение смог исправить качественный объект доверия в лице варягов, который они смогли найти лишь вне себя. За это варяги и получали свои булочки с изюмом. А за что ″за это″? За то, что слово их было твердым, за то, что могли устоять против соблазна предательства и не гнались за сиюминутной выгодой. Норманны предложили иную этику поведения элиты.
Русь изначально была конфедеративным государством, т.е. состояла из множества общностей, осознающих свою отдельность. Однако это не мешало им одновременно ощущать себя принадлежащими к некой ценной для них всех надобщности. Как сказали бы мы сейчас: сформировался наднациональный эгрегор – Русь.
Паразитирование элиты на инстинктах самоорганизации, которые фетишизируют атрибуты Родины, рождая в сознании желание сражаться за правильную религию, правильную Историю и т.п., может приводить к трагическим последствиям. В пятнадцатом веке московская элита устроила геноцид новгородцев, по сути — уничтожила колыбель Руси. Произошло государственное отцеубийство. Такие же точно механизмы человеческой психики задействованы и в нынешней экспансии Москвы на Украину.
То, что украинский язык долго находился в угнетенном состоянии, ни как не свидетельствует о какой либо ущербности украинства. Наоборот, если эта объединяющая идея смогла выжить, находясь под спудом многие века, значит в ней есть истинная ценность. Что же касается собственно языка, то английский, например, это вообще изуродованный угнетением древний язык, от которого мало что осталось в современном английском. Однако успешность нации сделала его наднациональным.
А что же мы имеем сейчас? Как Украина усвоила эти уроки?
Пока одни отдают жизнь за неё, вторые продолжают вести паразитический образ жизни, убивая в первых веру украинство. Министр культуры Кириленко выступает с дурацкими инициативами, типа чёрных и белых списков российских деятелей культуры, чем уподобляется агрессору. Эти дразнилки лишь злят его, не принося никакой пользы украинству. Это та же ″вата″, только в украинском исполнении. Так две ″ваты″ наполняют друг друга смыслом существования.
Получается, вроде бы виновата во всем украинская элита. Но вот вопрос, правильно ли считать эту элиту чем-то внешним по отношению украинскому народу, или все же она является его неотъемлемой частью?
