Стереотипы поведения, присущие одной культуре, имеющие смысл и внутреннюю и непротиворечивость для того способа жизни, в котором они сформировались, могут гипертрофированным и разрушающим способом проявиться в другой культурной среде. Вот как в статье «Опознай чеченца!» из августовского номера 2007-го года англоязычной газеты "The Exile", издаваемой в Москве, АсланбекДадаев изображает отличительные черты соплеменников, которыми автор, без сомнения, гордиться.
«... В конце 90-х и начале 2000-х, … вайнахи, жившие в Москве и других русских городах, старались не выглядеть вайнахами … они носили „фуцинскую одежду“ (от слова „фуцин“, означающее наивного и глупого слабака, „тряпку“), практиковали сложную для имитации походку типичного ботаника ... чтобы обмануть милицейский радар на вайнахов ... Ухищрения почти никогда не удавались .... И причина для того была проста: чеченская гордость всегда оставалась у них в глазах, в выражении лица, в их движениях тела.
…
Помню, остановили меня как-то шесть милиционеров-оперативников. У меня светлый цвет кожи, … а по-русски я говорю без акцента. Они быстро посмотрели на меня … и собрались уходить, но один из оперативников ... почти закричал: „Ребята, не отпускайте его! … Посмотрите в его холодные и надменные глаза! Это же чисто чеченский взгляд!“ … Я закричал своим особым „начальническим“ (принадлежащим большому начальнику) глубоким и низким басом, который я использую по особым случаям типа этого: „Вы совсем [нецензурное выражение]? Да я вам жизни попорчу, идиоты!“. Они быстро исчезли... » (цитата дана по переводу оригинальной статьи на сайте inosmi.ru ).
Приветствуемые, культивируемые в чеченской среде навыки психологического давления, пренебрежительное отношение к тем, кто уступает этому давлению, позволили им в течение веков сохранять относительное равенство на уровне семейных кланов и успешно противостоять давлению со стороны соседних кавказских народов. Без сомнения, в таких моральных принципах есть своя логика, и она дает свои преимущества. Но очевидно и то, что общество, постоянно находящееся в тонусе психологического противоборства и угнетающее своих «ботаников», вряд ли когда либо смогло бы покорить 1/6 часть суши, создать автомат Калашникова и атомную бомбу, не говоря уже о мирных достижениях, как это удалось сделать россиянам. Однако, эти навыки позволяют им входить «как нож в масло» в относительно мягкую славянскую среду, подчиняя её и создавая очаги напряжения. Как теперь уже начинает казаться, им это удается делать не только на локальном уровне, но и «строить» метрополию во всероссийском масштабе, обнажая за показной лояльностью скрытую угрозу и требуя для себя особых преференций — известный психологический прием, облегчающий уступающей стороне переступить психологический порог сдачи своих позиций видимостью «сохраненного лица».
Накапливающееся в российском обществе по этому поводу раздражение невозможно снять лишь при помощи права, потому что право не способно охватить все стороны человеческих взаимоотношений, не говоря уже о том, что не всякое общество способно обеспечить фактическое выполнение принятых в нем законов. Воспитательные мантры борцов с ксенофобией о том, что у всех наций есть плохие люди и что не следует распространять каждый отдельный эксцесс на всю нацию, слабо снижают это раздражение ввиду расхождения этого либерального идеала с действительностью.
Очевидно, что выйти из подобной ситуации без моральных потерь невозможно, тем более, когда встраивание ментальной неоднородности в общество было произведено с помощью силы, как это было в случае с Чечнёй. Жесткая линия по отношению ко всем чеченцам, как к нации, противоречит моральным основам российского общества — равенству всех составляющих его народов, и этот моральный принцип не предмет роскоши, от которого можно отказаться, а совершенно необходимое условие стабильности общества. Современная Россия, в отличие от царской, не может применить особое право по отношению к отдельному национальному меньшинству. Кроме того, это поставило бы под сомнение праведность прошедших Чеченских войн, потому что восприятие всех чеченцев как противников было бы очевидным признанием факта, что война с Чечней велась исключительно в целях национального эгоизма, поскольку чеченцы не просили себя завоёвывать и имеют право жить на своей земле, так как у них это получается. Такое колониальное мировоззрение противоречило бы представлению большинства русских о самих себе.
Противоположный подход — излишне лояльное отношение, задабривание не находит ожидаемого отклика, а лишь усугубляет ситуацию, потому что уступка, в силу упомянутых особенностей чеченского характера, воспринимается ими как признак слабости. Это наносит урон чувству собственного достоинствароссийского общества. Если уж Россия пошла на силовое удержание Чечни, опасаясь цепной реакции распада, то ей придется пройти болезненный, но неизбежный путь адаптации ментальных сред друг к другу. Необходимым условием успеха на этом пути является успешность всего российского общества, которая, помимо прочего, означает способность правоохранительных органов противостоять коррупции и обеспечивать неукоснительное соблюдение законов. А кроме того, необходимо преодолеть отчужденность, сделать чеченцев «своими», а для этого россиянам самим придется стать немного чеченцами и, как минимум, перестать снимать патетические фильмы о спецназе в Чечне, которые, хотят этого их авторы или не хотят, делят общество на своих и чужих.
Хотя россияне и не нуждаются в наших советах, но мы все же должны сделать заключения, следующие из логики наших рассуждений. Силовое удержание Чечни было не единственно возможным выходом из возникшего конфликта. К началу второй Чеченской войны угроза распада для России миновала, и во многом благодаря тому, что получившая фактическую независимость в результате Хасавюртовского соглашения Чечня не смогла построить общество, сколь-нибудь привлекательное для национальных меньшинств России. Это позволяло поставить вопрос о признании её независимость в обмен на освобождение рабов и установление жесткого пограничного контроля. Признать независимость, конечно же, следовало без злопыхательства, и помочь молодой стране преодолеть трудности становления, а они у неё, несомненно, были бы. В обмен на потерю территории, которой метрополия фактически все равно не может пользоваться, Россия сбросила бы балласт внутреннего напряжения и получила большую свободу для развития.
