На днях в сети был опубликован интересный материал, основанный на верифицированных данных по уничтожению МТ-ЛБ в рядах российских оккупационных войск. Согласно ему в распоряжении РОВ осталась незначительная часть этих гусеничных тягачей, а из-за отсутствия производства они вообще могут исчезнуть. И эта аналитика оказалась весьма уместной в рамках рассмотрения общей ситуации с потерями оккупантов в категории боевых бронированных машин.
В марте 2024 года я публиковал материал, в котором отмечал, что за два года войны РОВ потеряли столько ББМ, сколько имели во время начала вторжения в Украину. На тот момент, согласно данным Генерального штаба ВСУ, было уничтожено, повреждено и затрофеено 12,5 тыс российских боевых бронированных машин.
По разным данным в 2021 году на вооружении российской армии числилось от 12 до 15 тыс ББМ. А по состоянию на март 2024 г. в зоне боевых действий российскими оккупантами было задействовано около 7 тыс ББМ разного типа и модификации. То есть, получается, что российский военно-промышленный комплекс в течение года отправлял в зону БД до тысячи и более таких машин – и это вполне реалистичные цифры.
Все в том же материале «За два года Россия потеряла то количество ББМ, с которым и вступила в полномасштабную войну» я привел как пример возможности российского ВПК по производству и восстановлению ББМ до 2022 года. Тогда, в спокойном и размеренном режиме, поставки в войска бронированных машин выполнялись в пределах 400-500 единиц в год и даже более. Конечно, в условиях перехода на так называемые «военные рельсы» этот показатель вырос.
Но наращивая отправку ББМ на фронт увеличилось и снятие с хранения этой техники, ведь большая часть из отправляемых сотен машин были именно восстановленные, а не произведенные с нуля. Новых как раз в общей статистике было не более 10-15% – их ВПК РФ мог в год производить от 150 до 200 единиц.
И вот тут вы меня спросите: так а причем же здесь исследование западных аналитиков относительно потерь МТ-ЛБ? Как оно вяжется к теме ББМ?
Лакмусовая МТ-ЛБ.
На днях Игаль Левин в своем посте привел аналитику Ричарда Верекера, базирующуюся на верифицированных данных уничтоженных МТ-ЛБ. И в этом материале была отмечена очень важная деталь.
МТ-ЛБ – третий по распространенности транспорт у РОВ (после Т-72 и БМП-2), а их доля среди потерь ББМ составляет 18%, уступая только БМП-2.
Но подчеркну, что эта аналитика базируется исключительно на верифицированных данных и сам Ричард Верекер признает, что на самом деле уровень потерь МТ-ЛБ намного выше. Но насколько?
Еще в 2022 году я неоднократно сталкивался со спорами по поводу данных о потерях, которые публикуют мониторинговые ресурсы и Генеральный штаб ВСУ, поскольку официальная информация всегда превышала информацию от OSINTеров. Тогда было сломано немало копий в попытке объяснить людям, что OSINTеры формируют базу на документально (фото/видео) подтвержденных потерях, а Генштаб ВСУ в первую очередь на докладах, а во вторую – на верификации.
В реальности верифицированные данные меньше реальных в 1,5-2, а порою в 2,5 раза – в зависимости от популярности той или иной техники. Ведь сделать фото на фоне сгоревшего Т-72Б3 куда пафоснее, чем напротив остова МТ-ЛБ.
А теперь посмотрим на средние показатели потерь ББМ по данным Генштаба ВСУ и OSINTеров.
Согласно данным ГШ на момент написания этой статьи, потери российских оккупантов в категории боевых бронированных машин составили 15 980 единиц. А согласно среднему показателю верифицированных данных разных мониторинговых групп – 6 260 единиц. То есть, разница в 2,5 раза между верифицированной информацией и официальной.
Но вернемся к нашим МТ-ЛБ. Согласно верифицированным данным, потери у РОВ техники типа МТ-ЛБ всех модификаций – 1 180 единиц. Если же этот показатель увеличить в 2,5 раза, то мы получаем 2 950.
По данным OSINTеров до полномасштабной войны в ВС РФ было 3300 МТ-ЛБ, а 2485 были сняты с баз хранения. То есть, общее количество данных средств в строю должно составлять 5 785, и потери в 1 180 не должны были стать критическими. Но они стали. МТ-ЛБ сейчас практически полностью исчезли с линии боевого столкновения и если появляются, то поодиночке.
Однако если рассмотреть данные цифры, как ошибочное представление о боеспособном потенциале в 3 300, ремонтопригодном – в 2 485, а также вполне реалистичном в 2 950 потерь, то все встает на свои места.
Годами многие аналитические агентства, составляющие рейтинги могущества армий мира, некорректно описывали потенциал российской армии, оперируя не соответствующими действительности данными и представляя нереалистичные цифры.
Стоит, как и Ричард Верекер, обратить внимание на минимальное присутствие у РОВ за два с половиной года полномасштабной войны в Украине в зоне боевых действий БТР-60 (верифицировано две потери) и БТР-70 (верифицировано 15 потерь). Между тем, согласно данным от аналитических агентств, этих боевых машин у России на хранении было до начала полномасштабного вторжения не менее 800 БТР-60 и более 500 БТР-70. Но на третий год войны они так и не стали компонентой, заменившей потери РОВ — это может быть обусловлено сложностями с восстановлением после хранения.
Все это указывает на то, что уровень как боеспособной техники в составе ВС РФ, так и ремонтопригодной техники на складах России, значительно переоценивался аналитиками.
Выводы.
Благодаря детальному разбору верифицированных потерь МТ-ЛБ стало возможным не только подтвердить достоверность высоких потерь ББМ у России, но и отметить, что реальная ситуация с восстановлением запасов техники у россиян гораздо хуже, чем можно было себе представить.
В свою очередь мониторинговые группы удаленно, но подтвердили как данные о потерях РОВ, предоставляемые Генштабом ВСУ, так и те расчеты относительно потенциала России, которые мы ранее неоднократно публиковали.
Исходя из всего вышеизложенного, можно сделать вывод, что 2024 год станет критическим для советских запасов ББМ, а в 2025-м Россия сможет рассчитывать только на свое внутреннее производство, которое и близко не удовлетворяет потребностям РОВ по компенсации ежемесячных потерь.
Источник: Оbozrevatel
Материал опубликован в рамках совместного проекта OBOZ.UA и группы «Информационное сопротивление».
