граждане, при работе с машиной времени соблюдайте правила техники безопасности.


«Первичное испытание установки — хронокамера-1, тридцать пятый день эксперимента, канал получения данных стабильный, качество изображения...» — тут младший научный сотрудник Иван Лазарев оторвался от толстого лабораторного журнала и посмотрел на висящий на стене экран на котором...

А на месте перед экраном, за сверкавшим разноцветными лампами пультом управления одной сильно секретной установкой развалился длинноволосый белесый субъект в джинсовой куртке, издали напоминавшей заграничную. Субъекта звали Левой, был он институтский электромеханик и отвечал — теоретически — в институте за установку, экран и всю машинерию. Так что экран показывал неспешно шагавшую по городской улице девушку. Да такую, что не только доставший всех сальными разговорами техник, но и сугубо положительный МНС не смог отвести глаза.

А девушка шла себе по улице, по деревянной мостовой мимо домов, деревьев, высоких, раскрашенных диковинными птицами заборов, шла — словно плыла лебедью, гордо вскинув прикрытую узорным платком голову. И не замечала следящей за ней камеры. И заметить не могла, потому что установка, пульт и научные сотрудники смотрели за ней из второй половины двадцатого века, а изящная фигурка, подставившая лицо тёплому летнему солнцу, улица и дома вокруг принадлежали давнему прошлому. Насколько давнему — экспериментаторам ещё предстояло выяснить. Установка была новая, секретная и над точной калибровкой её институт бился уже второй месяц. Пока удалось определить только век, и то приблизительно. МНС усилием воли оторвал глаза от экрана, повернулся и записал в журнал " качество изображения хорошее".

- Нет, товарищи учёные, доценты с кандидатами, что-то вы напутали. Какое тут прошлое, какое средневековье, какая Москва времён Ивановых. Вот ты глянь на эту — разве она похожа на замученную домостроем? — разглагольствовал меж тем Лева, тыча пальцем в экран. Незнакомка на ходу перекинула на плечо длинную чёрную косу.

- А она его не читала, — пробормотал МНС, тщетно пытаясь оттеснить Леву от пульта. Прошлое это, Москва. Вторая половина шестнадцатого века. А может, первая — данных пока мало. Кончай пялится, работать надо.

- Иван Грозный, значит. Развитой феодализм, домострой и прочие ужасы. А у тебя по улицам меж тем такие восточные пери ходят. — далеко в прошлом лёгкий летний ветер налетел, закружил волчком пыль и листву, взмахнул игриво краями одежды — белые с алым широкие вышитые рукава взметнулись вверх, как крылья жар-птицы. Экран был нем, передавать сквозь время ещё и звук лаборатория пока не научилась. Но МНС-у казалось, что он слышит мелодичный звон медного мониста на точёной шее.

- Чего пристал к человеку. Идет себе девушка ... — МНС запнулся было, потом глянул на экран ещё раз и уверенно продолжил, — с рынка домой, на стрелецкую слободу. Видишь типа, что за ней идет, вроде как провожатый ? Кафтан на нем стрелецкий. И мешок за спиной. Кто-то из домашних её, не иначе...

- Но зато оцени, как идёт, — проговаривал про себя Лева, проворачивая верньеры на пульте, — смотри, походка какая.

"Надо гнать его отсюда", — подумал про себя МНС, но лениво — плывущая походка и впрямь завораживала. Хотелось просто сидеть и смотреть на текущую по экрану жизнь — незнакомую, странную, чужую, но и притягательную одновременно. Тут Лева, словно издеваясь, повернул верньеры — камера взлетела ввысь, показывая улицу панорамой, потом налетела на один из домов — богатый боярский терем. Деревянный, как и все вокруг, но ладный, о трёх этажах, весь резной с богато изукрашенным крыльцом и злыми собаками на цепи у порога.

- Вот это я понимаю — феодализм, — присвистнул Лева, наводя камеру на резные наличники окна третьего этажа.

- Это мы уже установили, чего сюда смотреть. Усадьба Колычевых... — потемневшие дубовые стены для камеры препятствием не были. Она их просто не заметила, нырнула в светлицу и остановилась, показывая её обитательницу — невысокую, ладную девушку лет семнадцати, с круглым, простым но милым лицом и серыми глазами. Она сидела, заплетая в косу длинные светлые волосы. МНС подумал, что присказка про вещи, на которые можно смотреть бесконечно, в принципе, правильная. Но в части списка, определенно, врет. А боярышня смотрела себе в окно на улицу, то-ли с грустью, то-ли с завистью к тем, кто не столь богат, чтобы жить по древнему византийскому уставу

Тут техник выдал очередную порцию слов:

- Вот посмотри. Тут, к примеру, все правильно — папа-боярин в походе, немчуру ливонскую в хвост и гриву гоняет, жена дом стережёт, дочка в тереме, суженого ожидает, как по историческому материализму и положено. — тут Лева как-то неприятно хохотнул и МНС-у почему-то захотелось съездить ему по шее. — а все прочие почему в исторический материализм не укладываются ? Может это и не Россия вовсе ?

- А что же тогда ?

- Мир какой-нить. Как там его, параллельный ?

- Не надо нам параллельного. И перпендикулярного тоже. Сказано машину времени делать — делаем. Пока финансирование не закроют , — пробурчал МНС не отводя глаз от экрана. Вдруг по лицу боярышни искрой пробежала нежная улыбка — видать увидела кого-то. Камера меж тем повернулась опять, обратно на улицу — по самой ее середине скакал, красуясь, всадник на чёрном мохнатом коне. Поводья и седло вызолочены, длинные края зелёного плаща развевались в такт лошадиному шагу. Русые длинные волосы рвались на волю из-под ярко-алой, отороченной мехом шапки. Поравнявшись с ним девушка улыбнулась и стрельнула в него чёрными глазами из-под соболиных бровей, да так, что у Левы отпала челюсть а всадник на месте осадил коня.

- Россия это, Россия. Сам видишь — коня на скаку... — проговорил МНС. Всадник, наклонившись с седла, сказал что-то задорно. Девушка, не смутившись, ответила — задорно, с улыбкой, но так, что красавец рывком развернул коня ещё раз и улетел прочь.

- Эй, красава, не зевай, тут царёв опричник наклёвывается, — проговорил Лева в экран. Рука МНС-а сама собой вскинулась — съездить ему по шее. У шеи электромеханика было к таким делам особое чутье. Он живо отскочил от пульта. Предоставленная сама себе камера провернулась ещё раз, обратно, на боярский терем. Из окна третьего этажа кто-то неотрывно смотрел на разговаривавшую на улице парочку. Та самая боярская дочка. А лицо её МНС-у очень не понравилось. Ой, нехорошо она смотрела.

"Хватит ерундой страдать, работать надо", — обругал он сам себя, перехватывая управление.
Остаток дня прошёл в рутине. МНС вёл наблюдение, периодически отвлекаясь на коллег, забегавших узнать, куда их благоверные на прошлой неделе трёшку заначили. Приходилось по десятому кругу объяснять, что это пока невозможно — установка жрала энергию обратно пропорционально удалённости времён, которые показывала. Так что времена динозавров — хоть сейчас, Ивана Грозного — на пределе мощности, а вот вчерашний день — пока фантастика. Пока, но партия и правительство не теряло надежды. Им было тоже интересно, куда загнивающие империалисты запрятали на прошлой неделе пару баллистических ракет. На экране вовсю цвела сирень. В окна лаборатории бились снежные заряды. Лева крутился рядом, что-то паял, обильно перематывая контакты ядовито-зеленой изоляционной лентой. Делал вид, что занят, но больше смотрел на экран. На экране опять мелькнула незнакомка — заходила в дом. МНС оторвался от пульта, простучал что-то по клавиатуре, посмотрел результат и довольно хмыкнул.

- Кстати, идентифицировал я её. Алена Никифорова, дочь стрелецкого сотника. Папа её письмо с фронта писал — в архивах уцелело.

- Путаешь что-то. Ведёт себя как королева. Нет, товарищи ученые, вы вместо феодализма какой-то развитой феминизм поймали.

- А у неё три брата в стрельцах служат, — тут МНС припомнил кое-какие разговоры в курилке и ехидно добавил, — а стрельцы это ребята серьёзные. Как ВДВ в наше время.

- Вот так всегда, — Техник потёр шею и, на всякий случай, отодвинулся от экрана подальше.

Часы на стене как-то вдруг подкрались к шести вечера — пора домой. МНС отключил экран, обесточил, по инструкции, установку, запер дверь и вышел. Лева-электромеханик проводил его долгим взглядом из институтского окна.

- Дурак ты, МНС. Так и помрешь на одну зарплату, — проговорил он сквозь зубы, увидев, как исчезла за поворотом высокая сутулая фигура. Выбросил сигарету, вернулся, аккуратно срезал печать на двери лаборатории и вошёл, плотно закрыв за собой дверь. И дёрнул рубильник обратно, на "вкл". Экран замерцал, выводя картинку — вечер, ярко-алое солнце закатывалось спать в цветущие сады за Москвой-рекой. В боярском доме дворня запирала на ночь окна и двери. В объектив попалась сама боярыня — высокая женщина в чёрном, со строгим и властным, но рано постаревшим лицом. Она долго говорила с дочкой, потом обходила дом. Видно было, что волнуется, проверяя все ли в порядке.

-И не зря. — проговорил про себя Лева, устраиваясь поудобнее за пультом. На небе высыпали звезды, дом засыпал, засыпал и город — перестали бродить торговцы, зазывалы и гуляки, исчезли с улиц прохожие и проезжие. В полутемной лаборатории стояла мертвая тишина. Такая, что Леве начало казаться, что он слышит звуки "оттуда". Мерный звон колец на бердышах патрульных стрельцов, стук запираемой на ночь рогатки. Техник потряс головой, отгоняя морок, достал сигарету, щёлкнул стильной бензиновой зажигалкой.

- К делу, — пробормотал он. На месте старинного терема в современности как раз начали рыть котлован под очередную многоэтажку.

- И куда же вы, эксплуататоры трудового народа нажитое непосильным трудом заначили ? — шептал, кусая губы. Камера металась по дому. Лева, матерясь вполголоса, гонял её то туда, то сюда. Подвалы — пусто. Здоровенные амбары забиты всякой всячиной.

— Ну, покажись, — шептал техник, зажигая сигареты одну за одной , — Я уже с братом из строительно-монтажного договорился.
Колодец — пусто опять. Лева щёлкнул зажигалкой ещё раз. Ночь, похоже, опять без толку. А жаль. Копать брат обещал с учётом интересов.
Сокровища, как на грех, на глаз не попадались. Зато техник видел то, чего боярыня видеть не могла. Старуху-няньку, убежавшую тайком куда-то в город. Лева, отчаявшись, погнал камеру за ней и увидел на улице её на улице с давешним красавчиком. Из рук в руки перешла какая-то записка. Потом красавчик попался в камеру ещё раз — разговаривал с одним из боярских холопов. Тускло сверкнуло под луной серебро, переходя из рук в руки. Лева развернул камеру назад и увидел, как-бы случайно забытую тем холопом у стены лестницу.

- Что — то затевается... — пробормотал про себя техник, гоняя наугад камеру по дому и ближайшим улицам. По наитию загнал объектив вверх, в девичью. И обомлел. Теоретически, боярышне давно пора было спать. Практически, она сидела на лавке, припав к полуоткрытому окну. тому самому, под которым стояла забытая холопом лестница. Сидела в одной рубашке, широкая русая коса перекинута через плечо. Ждала кого-то. И в огромных серых глазах её плясали такие бесенята...

Ой, не зря бояре дочу свою повыше в терем запрятали. Не зря, да без толку.

- Вот тебе и домострой, — присвистнул Лева, облизнув внезапно пересохшие губы. Присвистнул ещё раз и погнал камеру на улицу — искать давешнего всадника. И нашёл. На широкой улице, по дороге к дому. Его и ещё троих. Стрельцы, судя по виду. Здоровенные кряжистые мужики. Стояли молча, в ряд, перекрывая дорогу. Лева поёжился, узнав трёх братьев утренней незнакомки. Что-то сказали. Раз, другой. Звуков не слышно.

- Беги, дурак, — крикнул Лева в экран, наплевав на все. С неделю назад Леву в такой ситуации спасли быстрые ноги. Но всадник, взмахнув плетью, погнал коня вперёд, один на троих. И упал с разбитой головой.

- Вот тебе парень и сходил ... за хлебушком, — колёсико зажигалки почему-то никак не хотело проворачиваться. Раз, другой. Потом огонёк все-таки вспыхнул. Лева прикурил — и понял что поджёг не тот конец у сигареты. Выплюнул, полез в пачку за следующей. Руки тряслись. Брошенная камера провернулась раз, другой.

- Наверно, что то в пульте заедает, — мысли в голове текли вязко, как патока. — разберу завтра.
Камера провернулась ещё, уставившись на третий этаж боярских хором. На то самое окошко с резным наличником. "А луна-то полная, — подумалось вдруг, — и сверху видно. Все". Забытая зажигалка все ещё горела в Левиных пальцах.

- Эй, ты чего, — шептал он в экран, как будто его могли слышать. Боярская дочка как-то очень спокойно сняла фонарь с крюка на стене, запалила от лучины. Его рыжий огонь мигнул что-то своё жёлтому пламени Левиной зажигалки. Белые губы на экране шептали что-то. Техник застыл — ему показалось — он слышит, что именно.

- Не надо, — Прошептал он в ответ. Тщетно. Раскалившаяся зажигалка обожгла ему пальцы. Лева выронил её, не заметив. На экране фонарь длинной огненной лентой падал в окно, на крытую соломой крышу амбара — ночь была ветреной, ярко-рыжее пламя на экране прыгнуло, как белка с крыши на крышу. Раз, другой, пока весь экран не окрасился алым.

Зажигалка, так и не погаснув, упала на пол, на кашу из скрученных проводов под ногами. Ядовито-зеленая изолента, которой Лева днём так усердно обматывал каждый сгиб вспыхнула мгновенно. Техник умудрился не заметить этого. Он видел только белые губы, шептавшие:

"Гори, Москва".