…И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: «позвольте мне переправиться», то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему «скажи: шибболет», а он говорил: «сибболет», и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан.

Книга Судей, 12:5-6

Когда Иеффай, один из судей израильских, собрал жителей Галаада на битву с ефремлянами и разбил их войско, он понял, что победа в битве ещё не является победой в войне. Ефремляне могли разойтись по окрестным землям, смешаться с местным населением, и через годы вновь угрожать его стране. Поэтому Иеффай приказал воинам перекрыть все переправы через реку Иордан. И когда грязные, полуголые, и потому абсолютно одинаковые люди подходили к его воинам и просили дать им переправиться через реку, воины требовали от них сказать «шибболет» — на иврите это означает «поток», «течение».

Ефремляне произносили «шибболет» как «сибболет» и умирали, зарубленные галаадскими солдатами на берегу Иордана. В ефремском диалекте, в отличие от галаадского, не было звука «ш». А у Иеффая не было другой возможности отличить врагов от соплеменников.

Новаторский подход Иеффая к лингвистике настолько впечатлил современных учёных, что они признали его одним из первых социолингвистов-экспериментаторов. Сорок две тысячи зарубленных у Иордана ефремлян, правда, не оставили отзывов об этом довольно смелом для своего времени эксперименте, но война была выиграна. У побеждённых осталось их горе.

В 1302 году воюющие с французами фламандцы заставляли подозрительных людей произносить "Schild en de Vriend" («Щит и друг"), а спустя два века фризы заставляли моряков кричать с бортов кораблей "Bûter, brea, en griene tsiis; wa"t dat net sizze kin, is gjin oprjochte Fries" («Масло, ржаной хлеб и зелёный сыр — кто не может это выговорить, не настоящий фриз"), и горе тем судам, чья команда не могла повторить эту фразу. Совсем недавно, в 1990 году, азербайджанцы во время погрома в Баку вычисляли армян по неспособности правильно произнести слово "фундук", а в 1937 году в Доминикане произошла "петрушечная резня": минимум двадцать тысяч гаитян были обезглавлены мачете после того, как не смогли произнести правильно испанское слово "perejil" — петрушка.

Русские во Второй мировой отличали немцев по произношению слова "дорога": те выговаривали "тарока" и умирали, точь-в-точь как древние евфремляне у вод Иордана. Финны отлавливали русских на слове "Höyryjyrä". Украинцы для этой цели использовали слово "паляниця". Русские, как выяснилось, совершенно неспособны произнести в этом слове "ы" после "н", чем с удовольствием пользовались украинские воины в первой половине ХХ века.

Сложно представить, что чувствует человек, когда понимает, что последним словом в его жизни будет "буханка хлеба", ещё и произнесённое с ошибкой. Наверное, он чувствует лёгкую досаду.

Но что делать, когда враг говорит на том же языке? В данном случае даже неважно, на украинском ли, на русском или на английском с ирландским акцентом. В гибридной войне враг может знать твой язык лучше тебя, но пользоваться им как оружием против твоей страны, причём попивая латте за соседним от тебя столиком, вяло водя пальцами по клавишам ноутбука. Он носит ту же одежду. Ту же причёску. Ходит в те же магазины, на тех же улицах, и живёт в одном доме с тобой. Какой шибболет изобрести, чтобы отличить своего от чужого в такой войне?

Да элементарный.

"Ополченцы" вместо "боевики".

"Сепаратисты" вместо "террористы".

"Гражданская война" вместо "агрессия".

"ДНР" вместо "террористическая организация "ДНР".

И так далее. Паролей-«шибболетов" в гибридной войне сотни. Предлогов уклониться от них — тысячи.

Я, разумеется, не предлагаю сходу рубить голову мачете журналисту, который написал слово "Россия" без приставки "государство-агрессор". Но если какое-то СМИ упорно называет террористов "ополченцами" — то они работают на врага. Специально или нет, за деньги или бесплатно — абсолютно неважно. Важен результат. Тот, кто не называет врага врагом, помогает ему. Тот, кто обеляет врага, помогает ему. Тот, кто без причин очерняет украинскую армию, вредит ей и таким образом помогает врагу. Несложные, в общем-то, вещи.

Потому что война остаётся войной. Пусть и гибридной.

Когда твой блог читает тысяча человек — ты уже солдат. Когда ты журналист — ты уже солдат. Когда ты политик — ты солдат. Любой человек — солдат и одновременно жертва. Когда ты слушаешь в машине радио — ты цель в войне, в твою голову стреляют информацией. Когда просто разговариваешь с друзьями о политике за кружкой пива — ты солдат, ты уже расстреливаешь своих собутыльников. Ты сеешь зёрна — нашей победы или нашего поражения, и сам становишься мишенью. Дома перед телевизором, в метро с газетой, на работе в "Фейсбуке". Даже сейчас. Особенно сейчас. Ты — моя цель. Я хочу, чтобы теперь ты обращал внимание на слова-шибболеты. Я вложил тебе в голову эту информацию, потому что считаю, что это поможет победе в войне.

Я только что отсыпал тебе немного своих патронов, солдат. Продолжай войну. Думай. Побеждай.

Если боевик в грязном камуфляже говорит вам "Услышьте Донбасс", но его не слушают, через месяц "Услышьте Донбасс" будет говорить Ринат Ахметов в пошитом на заказ костюме. А если и его перестанут воспринимать (гудите громче, Ринат Леонидович!), то за разговор с Донбассом будет выступать какая-нибудь лётчица в вышиванке. И ей тоже найдётся замена, уж поверьте. Более того, эта замена наверняка уже готова и ждёт сигнала. Это всё для тебя. Да, для тебя, лично для тебя, и для меня, и для твоих друзей.

Если в бесплатной, но почему-то удивительно многотиражной газете тебе рассказывают про хорошую (непременно хорошую!) украинскую армию, которая воюет с плохими (непременно плохими!) ополченцами, то вскоре ты и будешь называть их ополченцами. Ополченцы — красивое слово, ты помнишь его ещё по учебникам истории. Оно не вызывает негативных ассоциаций. С ополченцами не зазорно о чём-то договариваться. В отличие от террористов, с которыми зазорно.

Почему? Да по той же причине, по которой гренка не может стоить восемь долларов, а крутон — может. Террористы априори плохие, а ополченцы могут стоить восемь долларов могут быть неплохими парнями. Слово-то нейтральное. Ты там, кстати, уже услышал Донбасс? Ещё нет? Ничего, скоро услышишь. А потом расскажешь друзьям. А потом проголосуешь, как надо. Кстати про Донбасс: Наденька, душенька, ваш выход, питательную кашку только не забудьте...

...Поэтому просто читайте посты в соцсетях, статьи в газетах, слушайте новости на радио и смотрите телевизор, как обычно. Вы сразу заметите эти шибболеты. Вы сразу поймёте, что к чему.

Поймёте, кто враг. Потому что если не поймёте, мы проиграем войну. В тылу, не на фронте. Ефремляне перейдут Иордан и останутся здесь навсегда. А мы будем вынуждены уйти.

Но так не будет. Мы победим. Мы выживем и выстоим. Так будет.

Расскажи об этом окружающим. Отсыпь им немного своих патронов, друг.