Колись виклав в інтернет фото касок, які розписував на Майдані, після чого до мене звернувся кореспондент газети «Сегодня» Олег Локтєв. Сам художник, автор оригінальних політичних карикатур, він зацікавився темою і запропонував підготувати про це статтю. Всі матеріали мною були надані, і в кінці листопада стаття під назвою «Касочная сотня: кот Мурчик и иконы» була надрукована. Частина її була обрізана через технічні вимоги до формату, але маю можливість викласти її сюди в оригінальному, нескороченому вигляді (можливо, комусь буде цікаво). «Сегодня» російськомовна газета, тому стаття відпочатку писалась російською, в такому ж вигляді викладаю її й на сайт...

К искусству какое-то отношение все же имею – в свое время закончил отделение книжной графики Львовского полиграфического института имени Ивана Федорова (сейчас это Академия печати), получив специальность художника-графика по оформлению и иллюстрации книги. Поработал редактором в издательстве, оформлял выставки по всей Украине от организации с претенциозным названием «Отдел эстетики», иллюстрировал книги, подвизался в компьютерном дизайне и в рекламе, работал художником-оформителем на предприятии. Был даже механиком кукол, бутафором-декоратором и оформителем спектаклей в театре кукол.

Позже в дополнение к художественному, получил второе образование – психологическое, закончив Ленинградский госуниверситет (тогда, до переименования, он назывался еще так). Это случилось уже после того, как по ряду причин переехал в Россию.

Об этом втором ВУЗе у меня самые теплые воспоминания, и очень больно думать, что многие из полюбившихся мне преподавателей сегодня почти наверняка стали заядлыми крымнашистами, поддерживающими путинский разбой в Украине, ненавидящими украинцев и называющими их фашистами. Телевизор – страшная сила. Именно так мне горько ответил диссидент-петербуржец Вадим Лурье, приезжавший на Майдан, когда я спросил его, какова сейчас реакция петербургской интеллигенции на события в Украине…

А потом я объединил воедино обе своих профессии, занявшись психологией творчества. Эта тема настолько увлекла меня, что я полностью погрузился в эту область: работал психологом-консультантом, вел тренинги, читал лекции в университете, писал диссертацию о проблемах креативности…

Все оборвалось неожиданно. Начался украинский Евромайдан. Реакция россиян, соседей знакомых и даже близких друзей ошеломила и потрясла. Столько злобы, ненависти, клеветы, злорадства и желания «хохлам» бед и смертей давно не встречал. Началась интенсивная обработка умов телевидением и прессой. Поднялось самое гнусное и подлое из людских душ. Именно тогда я понял, что не хочу жить среди этих людей. Даже при том, что прожил там полжизни. Что моя настоящая родина в беде. Так я попал на Майдан. А потом переехал домой – в Украину…

На Майдан я приезжал вначале просто приобщиться, поучаствовать. Вместе с другом, художником, обходили баррикады, мерзли возле сцены, наслаждаясь неповторимой атмосферой единения, свободы и надежд. Чувствуя, что Украина уже не будет прежней, что вершится нечто эпохальное, космически-значимое, и что наши дети и внуки будут завидовать нам, свидетелям происходящего.

А потом познакомился со свободовцем Анатолием Кравцом, который привел меня в занятое протестующими здание Киевской Администрации, где расписывались каски для майдановцев. Надо сказать, что до моего приобщения к «касочному действу» оно уже вовсю набрало обороты. А человеком, расписавшим самую первую каску, тем, кому это вообще пришло в голову, был Юра Яськив по прозвищу Пикассо, майдановец из Тернополя, строитель по профессии. Для своих касок он использовал разноцветные маркеры. Идея упала на благодатную почву и буквально взорвалась сотнями творческих интерпретаций. Позже я понял: эта идея носилась в воздухе, генерировалась самой украинской землей и не могла не родиться. Через Юру она пришла в мир.

В КМДА я увидел гору уже расписанных касок, от многих из них просто перехватывало дыхание. Большинство – в этническом украинском стиле: хатки, украинские пейзажи, калина, маки и другие цветы, фантастические птицы и звери. Множество касок с орнаментом – от простых, незатейливых, выведенных скорее не рукой, которая еще не умеет, а мудрой душой, которая все знает и чувствует, до искусных петриковских росписей, сотворенных рукой мастера. Там были персонажи мультфильмов, каски, сделанные в стиле городского граффити и странные авангардистские росписи, встречались совершенно необычные каски, покрытые каким-то ажурным плетением, были надписи и пожелания, поражающие своей афористичностью и глубиной. И много явно детских работ, наивных и неумелых, но идущих прямо от сердца…

Это не могло не воодушевить – просто руки зачесались приобщиться к этому, потянуло к столу с подготовленными для росписи касками. Обстановка КМДА поражала и вдохновляла: стены, обклеенные воззваниями, карикатурами, плакатами, масса народу, деловитость и одновременно какая-то праздничность. У двери вам напоминают, что при входе в зал следует снимать шапку, входящие ведут себя немного робко, понимая, что здесь рождается новый мир. Ответственные принимают людей с их запросами, установлена Новогодняя елка, по плазменной панели – непрерывные новости, у стены на матрасах отдыхают приехавшие на Майдан иногородние, у микрофона – различные мероприятия: лекции, презентации. Этот драйв заряжал и помогал работе. К моему столу подходили люди, рассматривали, стараясь не мешать. Некоторые настолько заинтересовывались процессом, что высказывали желание самим попробовать. И тут же получали краски с кисточками. Нужно было видеть их восторг!

Когда майдановцы оставили КМДА, ушел оттуда и я, перейдя на новое место – в Украинский Дом. Расписанные каски тоже в спешке складывались в мешки и куда-то уносились. Часть из них я забрал с собой, часть исчезла неизвестно куда. Очень жаль, если они исчезли безвозвратно, ушли куда-то на Запад или пылятся у кого-то дома. Потому что это поразительный памятник тому удивительному времени, породившему такой духовный всплеск в народной душе. Многое осталось только на фотографиях. Когда просматриваю их сейчас, вновь оживает, становясь остро-осязаемым, то мое первое впечатление от увиденного. Я тогда был просто поражен: в этих касках светилась ментальность моего народа с его творческой природой, настроенной на созидание, удивительным эстетическим чутьем, артистичностью, тонкой и доброй душой. Наверное это у украинцев природное – от бога. Сразу вспоминались расписанные удивительными узорами и цветами печи и стены украинских хат, невероятно искусные пасхальные писанки и вышитая одежда. А еще – вышиванки, рушники и китайки для казаков, уходящих на войну. Сотворенные умелыми и добрыми женскими руками, с пожеланиями возвращения с победой – живыми и здоровыми. Здесь я увидел то же самое – пожелания победы и успеха в святой борьбе. И доброта. И молитва за воинов света тех, кто надеется на них и верит в них. И незримая защищающая длань Украины, воплощенная в этих удивительных росписях. Большинство касок (а в самом начале практически все) были пластиковыми, строительными, в них не было ничего милитарного – они были не агрессивными, как войсковые, а зримо воплощали идею защиты, обороны. В этом тоже суть украинской ментальности – защита своей земли и своего воина-оборонца.

Новое место работы – Украинский Дом был ближе к эпицентру событий: прямо из вестибюля видны баррикады, отделяющие от цепи «Беркута». Может потому и атмосфера более деловая. А новый коллектив, в который я попал, во многом состоял из художников-профессионалов (что, впрочем, не мешало появлению в нашем коллективе людей, ранее мало соприкасавшихся с искусством и даже никогда прежде не бравших в руки кисть. А также детей – народа изначально гениального, что касается творческого самовыражения). Здесь я познакомился с Татьяной Чепрасовой, изображавшей на касках библейские аллегорические сюжеты, Викторией Зырянской, помещавшей на них утонченные иконописные лики, Аней Львовой, мастерицей петриковской росписи, Игорем Леви, Оксаной Самойленко, Натальей Кадин-Фесенюк, Ириной Нагорянской, Францем Господарчуком, и многими другими.

Каски Виктории Зырянской сродни образам:

Вечные библейские аллегории от Татьяны Чепрасовой:

Каска мастера петриковской росписи Анны Львовой:

Этажом ниже работала еще и «Мистецька сотня», а чуть дальше по Крещатику – «Мистецький Барбакан». Каски же расписывались не только в КМДА и Украинском Доме – они стихийно делались во многих точках Майдана и расходились от безымянных авторов по всем направлениям. Это было истинно народное творчество.

Майдановские бойцы подходили к нам и робко спрашивали, сколько стоит расписать каску. Удивлялись, что бесплатно. У нас, правда, стоял ящичек с надписью «На нужды живописи», и если кто-то желал и имел возможность – мог опустить туда пару мятых гривен (краски стоили дорого, покупали их за свои, а со средствами у нас тоже было небогато). Заказов было много, работа над каждой каской требовала сил и времени. Со временем просто: работали, не покладая рук, допоздна, а многие и ночью. А что касается сил, то к моему величайшему удивлению, сама эта атмосфера напряжения, опасности и одновременно возвышенности, была так энергетически насыщена, что казалось – сейчас засверкают молнии, что порождало дикий драйв: пришел в Украинский Дом, сел к столу – и ты уже в теме, никакая настройка не нужна. Усталость исчезала, идеи появлялись сами собой, хотелось работать и работать. Это чувство творческого вдохновения художник иногда ощущает, всегда ждет и ловит, но чтобы оно длилось и длилось непрерывно… Так что мы ходили туда еще и за эйфорией вдохновения. Было ежедневное ощущение того, как будто живешь «на пике», как будто это последний день твоей жизни, и надо успеть впитать в себя все…

К художникам майдановцы относились с пониманием и уважением, всегда были готовы помочь, но порой выказывали странное сочувствие, смешанное с удивлением. Таня Чепрасова как-то рассказала, что подслушала, как майдановцы – завсегдатаи Украинского Дома рассказывали о ней другим бойцам: «А это у нас тут такая юродивая. Странная какая-то: тут шум-дым, стреляют, „Беркут“ поджимает, а она себе сидит, краски мешает, рисует там что-то как ни в чем не бывало».

Хотя не всегда можно было позволить себе такое буддийское спокойствие. Бывало, что художникам приходилось срочно эвакуироваться из Украинского Дома, бросая все. А после пребывания там «Беркута» исчезли лучшие из расписанных касок.

И еще одно поразительное наблюдение: среди тех во многом страшных событий с гибнущими ребятами, которые были вооружены лишь палками и фанерными щитами, с горящими шинами, шеренгами «Беркута» и обледенелыми обгоревшими машинами, с титушней и отрезанными головами активистов Майдана, ожиданием штурма и расстрелов, в центре всего этого создавались совершенно не агрессивные, не злые росписи. Разрисованные каски были напрочь лишены ненависти, на них были пейзажи и библейские персонажи, веселые казаки, трипольские мотивы и петриковские росписи, фантастические узоры и цветы, римейки классических произведений искусства и аллегорические сцены, ангелы и иконы… На агрессию просто не тянуло – мы все были заряжены совсем другим, каким-то возвышенным настроем. И бойцы, приносившие нам для росписи каски, просили изобразить на них не кровь поверженного врага, а ангела, икону, крылья, красивый узор, Герб Украины и ее флаг… Сразу же вспоминается, как показал когда-то фотографии майдановских касок одному своему российскому знакомому (теперь уже бывшему). Его реакция меня просто ошеломила – долго рассматривал, а потом озадаченно спросил: «А где же свастики и надписи „Режь москалей?!“. Я просто не знал, как реагировать – для ответа мне понадобилось бы очищать его мозг от многолетних антиукраинских мифов, на что у меня уже не было ни времени, ни желания.

Я даже не думал, что после серьезного погружения в психологию вернусь к живописи, да еще и в такой новой, необычной области. Майдан и возвращение к родной земле спровоцировало возрождение во мне художника. Хотя уверен, что мои знания психологии творчества тоже пригодились бы моей стране. Тем более, Украина – страна талантов. Которые сейчас особенно востребованы. Внимание к творчеству, поддержка креативных людей во всех областях – это то, что поможет стране, сделав гигантский скачок, встать вровень с развитыми странами мира. Примеры США, разработавших специальную программу „отлова отечественных гениев“, и Японии, финансово поддерживающих своих изобретателей и рационализаторов, убеждают в этом. В Украинском Доме в майдановское время постоянно шли массовые образовательно-культурные мероприятия: от выступлений на темы экономики, политологии и групповых занятий английским языком для всех желающих до популярных лекций по квантовой физике (надо было видеть, как жадно впитывали все это люди). У меня тогда же возникла идея прочитать лекцию-презентацию о психологии творчества, о пользе и перспективах креативных программ для развития Украины. Я даже подошел к организаторам с этим предложением, получив согласие. Но дальнейший накал событий на Майдане сделал любые лекции неактуальными – задумка заглохла, не реализовавшись…

Работая над касками, я ощущал, что таким незатейливым способом – с помощью всего лишь кисти, обмакнутой в краску, помогаю ребятам, стоящим на морозе против цепных псов Януковича. Ведь почему эти ребята так стремились получить разрисованную каску, причем непременно ангелами, святыми, украинскими узорами и национальными символами (мне это, кстати, было интересно и как психологу)? Да, с какого-то момента стало даже престижно иметь такую расписанную каску – это как знак, как символ приобщения к майдановскому братству. Но это далеко не все. В атмосфере опасности, в критической ситуации, когда есть чувство, что жизнь твоя может оборваться в любую минуту (в особенности когда действительно засвистели пули), люди становились несколько отрешенными, религиозными и остро чувствительными к знакам, знамениям, архетипам. И склонными к мифологическому восприятию действительности. Ребята, защищавшие Майдан в страшную, адскую ночь з 18 на 19 февраля, говорили, что старались стоять ближе к статуе Архангела Михаила – было ощущение, что он отводит от них пули и летящие гранаты.

Потому украинские мотивы, пейзажи, петриковские росписи или национальные символы подсознательно воспринимались человеком не как рисунки, а как обереги.

Как защищающая длань матери-Украины. А ангелы и святые на касках – как воплощение ангелов-хранителей, заслоняющих голову от пуль. И действительно иногда заслоняли! Вот фотография каски, расписанной безымянным автором. С наивными цветами на синем поле, с простой, душевной надписью „Слава нашій квітучій країні!“. И со следом-вмятиной от травматической пули, летевшей прямо в цветок на лбу. Цветок выдержал, заслонил. Ну как тут человеку не поверить в магическую силу оберега?

А это уже моя каска – „Порву за Україну!“, которую расписывал в два приема – до и после штурма 18-19 февраля. Изобразил на ней самого страшного украинского зверя — кота. Он мягкий и ласковый, но когда разозлят и достанут, становится грозным и опасным и сможет постоять за себя и за свою страну. А ниже со мной сфотографировался владелец каски – уже после того, как был ранен и обожжен на Майдане. Хочется верить, что это мой разозленный котик Мурчик защитил голову своего хозяина от пламени.

Но не всегда все заканчивалось благополучно. Самое страшное было видеть, как несут окровавленного человека – того самого, для которого вчера была сделана каска. А потом узнавать, что его уже нет…

Сколько всего сделал касок? Несколько десятков – точный счет потерял. Многие не сохранились даже на фотографиях. И не знаю, какова их судьба. У меня на память осталась лишь одна . Приятно надеяться, что мои каски, возможно, кому-то согрели душу, приободрили, а может и спасли. Хотя бы от травмата.

Эта каска – одна из первых, расписанных в Украинском Доме:

Каска с „евро-американским казаком“:

Каска, сделанная для крымских татар, которые стояли тогда с нами на Майдане:

Эту роспись сделал на каске из каких-то проклеенных слоев ткани. Что только люди не одевали на голову, чтобы защититься:

Каски с украинскими аистами. Согревали мне душу, когда над ними работал:

Эту каску попробовал расписать узорами. Хотя это, конечно, не петриковка, лишь имитация. Просто хотелось сделать празднично:

Эта каска постмайдановская, экспериментальная. Решил соединить готические и фольклорные украинские мотивы. Поэтому классифицировал бы ее стиль как „фольклорная готика“ или „фольк-гот“ ))

А эта обожженная каска найдена на пожарище в Доме Профсоюзов. Возможно ее владелец сгорел заживо с 18 на 19 февраля 2014, когда „Беркут“ поджег здание. Сама каска подсказала тему росписи – „Ангел с пылающими крыльями“. Позже эта каска была переправлена в Канаду на аукцион, где была продана за 1020 канадских долларов. К этой сумме доложили свои части несколько украинских патриотов, в том числе бизнесменов. В результате мы смогли купить хороший тепловизор для наших ребят, воюющих на Востоке. Отдали ребятам лично в руки – снайперу передали. Ребята так благодарили... Говорят: „Раньше бандюги подкрадывались к нам в темноте, а мы их видели только в последний момент. А теперь — пусть только попробуют!“. Возможно, эта каска принадлежала кому-то из погибших ребят, и получается, что мертвые воюют за нас – ангел с пылающими крыльями спасает украинских мальчиков. Недавно разместил этот рассказ в интернете, и сразу же написал человек, который занимался ее продажей в Канаде. Прислал фото каски, накануне аукциона (справа внизу). Наш, канадский украинец Олег Мариевич (Oleg Maryevych). Дякую, канадський друже!

Эту каску, расписанную уже после Майдана, мне закончить не удалось: ее увидел Женя Нищук, тогдашний Министр культуры, и забрал в подарок Леху Валенсе к его дню рождения. Говорят, Валенса был доволен. Я тоже. Уважаю этого человека:

Эта обгоревшая каска тоже из сожженного Дома Профсоюзов. Сделал ее когда началась агрессия „зеленых российских человечков“ в Крыму. „Борьба ангела с демоном“. Позже ее немного доделал и усовершенствовал, но фотографий не сохранилось.

На этой каске с фризовой композицией я изобразил воинов разных эпох (древней Руси-Украины, казаков Хмельницкого, воинов-махновцев, УПА), помогающих нашему современнику защищать ее в трудный час:

А вот эта каска, украинизированный римейк „300 спартанцев“, – пожалуй, самая любимая. Сделанная когда вовсю заварились события на Востоке – с гиркиными-безлерами-бабаями, с российскими бандитами на нашей территории, глумлением над нашими национальными символами и мученическими смертями украинцев, которые попытались этому воспротивиться. Эта каска агрессивна. Отражение моего возмущения и ненависти вперемежку с отвращением. Просто не было уже сил терпеть это надругательство соседней страны: агрессию вперемежку с подлой ложью про „гражданскую войну на Украине“ и „украинских фашистов“, с параллельной лицемерной заботой о простых украинцах – жертвах „хунты“ и крокодиловыми слезами о несчастных жертвах:

Эту каску я сделал еще позже — во время событий в Илловайске. Очень был зол на Мордоровских убийц. Не радійте, воріженьки, ми ще піднімемось... Это именно та единственная каска, которая осталась мне на память:

Со временем я стал подозревать, что в „касочном искусстве“ таится глубокий смысл и своя философия, что оно причастно к вечности и связано с украинской ментальностью. Как-то ко мне подошла завороженная нашим Майданом девушка-фотограф из Санкт-Петербурга. Она снимала все подряд, намереваясь в дальнейшем сделать фотовыставку-алфавит, где разные грани нашего Майдана обозначались бы отдельной буквой или словом-образом. Спросила, какой по моему мнению буквой или каким словом я бы обозначил роспись касок? Я посоветовал „О“ — округлую как каска и при этом начальную букву слова „Оберег“.

А потом вдруг осознал, что напоминали мне расписанные каски – писанку!

Сакральный, чисто украинский символ! Кстати, Юра Яськив-Пикассо, человек, который первым начал расписывать каски на Майдане, называл свои изделия „касками Феберже“. Яйцо – символ жизни и рождения, его скорлупа – защита зарождающейся жизни, а ее сферообразная форма – образец совершенства. Яйцо – это обещание, направленное в будущее, застывшая надежда. Росписи на яйце издавна имели сакральное значение, уходя своими корнями глубже христианства – в язычество, в седую трипольскую древность. Они заклинали землю о плодородии и призывали высшие божественные силы помочь человеку в его борьбе со стихиями.

И вот теперь это возродилось в росписи касок на революционном Майдане. Среди дыма горящих шин, под пулями в минуты смертельной опасности для самой жизни Украины как независимого государства, в минуты борьбы с новыми страшными стихиями, у последней черты душа Украины обратилась к древним архетипам жизни, символам ее защиты, совершенной гармонии и возрождения, она опять воззвала к своим древним богам- охранителям нашего рода.

Обидно, что Украина не ценит то, чем можно бы гордиться на мировой арене. Анатолий Кравец рассказывал мне, что встретил на Майдане француженку-искусствоведа, галерейного работника, которая пришла в восторг от „касочного искусства“. Она сказала, что это совершенно оригинальная область искусства – своеобразная „галерея на голове“, которая может произвести фурор на Западе. У нас это были не мертвые выставочные инсталляции, а нечто, глубоко погруженное в жизнь. Однако это могло бы стать еще и брэндом Украины в мире. Какая-нибудь матрешка, некогда заимствованная у японцев, стала общеизвестным узнаваемым символом России в мире. Украинским символам, более глубоким, образно насыщенным и подтвержденным борьбой, жизнью, смертью, героизмом никто не уделяет должного внимания. Украина, как и прежде, проигрывает на этом фронте. Когда-то Пикассо сказал о нашей гениальной художнице-самоучке Катерине Белокур, увидев ее работы на выставке в Париже: „Если бы у нас была художница такого уровня мастерства, мы бы заставили заговорить о ней весь мир!“. История повторяется. И, как и прежде, ничему не учит.

Уже после Майдана в Украинском Доме была устроена большая выставка майдановских и постмайдановских касок различных авторов (в том числе новых, молодых), представлены были великолепные работы. Потом, насколько знаю, некоторые каски свозили показать за границу. На этом все и закончилось… Между тем, те же матрешки, которые только и можно, что поставить на сервант в виде сувенира, в России делают сотни артелей, предприятий народных промыслов и мастеров-индивидуалов. А затем это продается туристам внутри страны и расходится по всему миру вне ее, работая на имидж государства. Украинские же сказочные росписи, в отличие от матрешек, многофункциональны. Почему бы, например, не наладить выпуск уникальных, расписанных украинскими мотивами шлемов для спортсменов (например, лыжников)? Почему не выйти с этим на иностранные фирмы, производящие спортивную атрибутику? А мотоциклетные шлемы? А шлемы для строителей, пожарников?

Особый случай – армейские каски и армейская амуниция. Аргумент о том, что там это не пройдет, ибо каска и амуниция в целом должны быть камуфляжными и не выделяться на фоне местности, не убеждает. Потому что, например, трипольские узоры с их глуховато-терракотовыми оттенками изначально камуфляжны. Да и вообще, это вполне решаемо: камуфляж и художественная роспись – два в одном. Такой изюминки, наверно, нет ни в одной армии мира. А уж насколько были бы рады этому сами бойцы! До сих пор, насколько знаю, волонтеры самостоятельно расписывают войсковую амуницию и оружие, а затем отвозят это нашим защитникам. Идет нарасхват. Если бы такое было налажено, если бы эти росписи были уникальными, как именное оружие, делались вручную, идя от сердца мастера, то каким мощным патриотическим, вдохновляющим, релаксирующим эффектом обладали бы такие каски и такая амуниция? Наверно, таким же, как на Майдане. А наши воины через эти простые росписи, которые бы, наверное, делались в основном женскими руками, постоянно чувствовали бы за собой заботу народа, поддержку Украины.

Есть украинская пословица „Вміли готувати, та не вміли подавати“. Это же про нас пословица! Мы умеем отлично „готовить“ в науке, технике, искусстве, в области социальных отношений, побеждать умеем… А вот „подавать“ не умеем. Не умеем даже ценить и помнить завоеванное. Нет, нам не нужно как в России, где духовная скрепа „япомнюягоржусь“ заменяет мозг, что ведет к жизни в мифологическом, оторванном от реальности мире. Нам просто надо ценить и не забывать своих героев, свои символы, свои страдания и достижения. Ведь сегодня все происходившее на Майдане становится все более далеким, эфемерным, затираясь ужасами необъявленной войны с северными „братьями“. А когда война закончится, наверно возникнут новые проблемы, которые будут затирать воспоминания о сегодняшних трагедиях? Так мы обречены ходить по кругу, не имея фундамента, не учась на собственных ошибках.

Мы должны противостоять этой социальной амнезии. Каждый по-своему. Вот и я попытался сейчас в меру своих сил „впечатать в вечность“ воспоминания о тех событиях...