Из серии Провинциальные рассказы
В телефоне мелодично звенит будильник. За окном еще темно и, по зимнему, слякотно. Всю ночь в подоконник гремело дождем, и Семеныч чувствует, что от этого не выспался. Но надо вставать. Поеживаясь в темноте и не умываясь, он быстро одевается и выходит на улицу. Возле пустой троллейбусной остановки у входа на базар уже понуро толпится народ. Все заблаговременно белеют марлевыми масками, чтобы потом ничем не злить охранника. Какая то агрессивная сущность содержится во всех этих сутулых и темных людях, и Семеныч старается держаться несколько в стороне. Тяжелое небо заметно сереет. В глубине торговых рядов хрипит лай, и заспанный охранник, наконец то скрипит воротами, ворчливо впуская толпу в, заставленный старыми контейнерами, проход. Обращается он ко всем исключительно на «Эй» и с ним никто не спорит. Семеныч быстро натягивает на нос медицинскую повязку и старается не дышать. Внутри с навесов на спины стекает сырость, и втягивая головы все выстраиваются в кривую линию вокруг луж. Спешить собственно некуда. Людей нет. Вокруг одни пустые прилавки, и только на входе торгуют вчерашним хлебом, похожим на мыло. Семеныч неторопливо пристраивается к очереди за молоком. Спешат пусть те, кто работает.
Впереди две импозантные дамы обсуждают новости.
— Беременеть лучше всего на курорте, — говорит одна другой. Та кивает.
Очередь понемногу продвигается к киоску.
— Слышали, газ опять дорожает, — вспоминает вдруг пенсионерка позади Семеныча, и громко вздыхает, — когда они уже его нажрутся.
Подходит базарный пес обнюхать ботинки Семеныча. Толпа косится.
— А муж шо? – допытывается впереди собеседница.
— Муж объелся груш, — пожимает та плечами.
По хозяйски нанюхавшись и зевая во всю пасть, пес отходит.
— Валя, — кричат через весь базар аж от ворот, — не забудь мени творога оставить.
Распугивая очередь, к ним торопится бабка в грязном халате. Все расступаются. Бабка тут главная по хлебу. У нее глаза питона.
Продавщица Валя с двумя бидонами заместо грудей, набирает половником густую сметану прямо в целлофановый кулек и хохочет из окна:
— Тю коза, не могла мени зразу сказать?
Валю здесь все уважают, потому что у нее всегда хорошее молоко, и она хохотушка. И еще у нее есть работа.
Бабка задвигается к ней в киоск и сгребает с лотка весь творог, чтобы потом перепродать своим знакомым.
– У-у, — хмурая очередь понимает, что творог уходит, но приходится молчать. Бабка с белой кожей. У нее тоже есть работа. Здесь только очередь черная.
Семеныч подходит к окошку с замиранием сердца. Хватит на него, или не хватит?
— На трицать як всигда? – спрашивает его продавщица.
Семеныч быстро кивает.
— Будэ на сорок, — кидает она ему кулек, и кричит в очередь, — творога больше нема, следующий.
— Як нема? – испугано переспрашивает пенсионерка позади Семеныча.
— Следующий, — повторяет продавщица, — завтра будэ.
Семеныч, радуясь что скупился, быстро отходит в сторону. Толпа волнуется.
— Творог еще есть? – рвется в окно чахлый дед.
— Завтра, — командует продавщица.
Дед от негодования жует собственную маску и кашляет прямо в окно.
— Охрана, тут бухикают, — визжит оттуда бабка.
Деда выносят за ворота, а все замолкают, потому что охранник на базаре, человек не последний. У него тоже работа.
— Я найду на вас управу, — ворчит за забором дед.
— Телятина, — отвечает ему охранник.
Под киоском терпеливо жмутся коты. Продавщица вытрушивает им остатки творога на землю, и говорит сама себе:
— А як же. Им же треба тоже шось кушать.
Толпа, в угоду продавцам, любуется облезлыми котами, вроде как видит их в первый раз. Валя начинает бойко разливать сыроватку по пластиковым бутылкам. Бабка помогает их закручивать.
— И так поедят, — доносится голос бабки.
В воздухе что то щелкает, и по крышам ползут первые тени. Забор становится каким то теплым, и даже оранжевым. На него хочется все время смотреть. На выходе из базара Семеныча встречает пустота и большая лужа. Пробегает по своим делам мокрая собака. Семеныч идет домой, предвкушая скорый завтрак со свежим творожком с солькой, в который он добавит, на греческий манер, немного оливкового масла. Все это он запьет потом большим стаканом горячего чая с бутербродом. Это конечно не греция, но все же. В голове вертится, только что услышанное на базаре вкусное слово «смачно», и его хочется намазывать на хлеб. Светлеет. Деревья обседают грачи. Навстречу ему по дороге спускается, разноцветный как новогодняя елка, троллейбус. Салон его сквозь окна светится настоящей электростанцией, но кроме кондуктора в нем никого нет. Лицо водителя до половины закрыто маской. Сиденья пустые. В городе карантин, все жмутся по своим норам. Какое то смутное чувство одиночества и тоски вдруг заполняет его грудь от такого чужого праздника, что Семеныч на мгновение останавливается, и ему даже не хватает воздуха. Сегодня же праздник, — проносится в его голове. И он вспоминает, что на дворе новый год. Семеныч ртом хватает в себя сырой воздух, и глядя на далекие облака, улыбается про свое. Облака такие белые и упругие, как груди у молочницы Вали.
Ъъ
Ъ
_JAN12,2021_ кременчуг