Шел второй год Войны.

В заведения тыловых городов не пускали солдат в форме — это нарушало дресс-код. Сотни раненых воинов лечились и протезировались на деньги, которые собирали волонтеры с помощью неравнодушных граждан. На улицах уже никто не бросался жать руки людям в военной форме — к ним привыкли, да и меньше их стало, существенно меньше. Тысячи тех, кто оттрубил в окопах и землянках по году, даже не пытались получать статус участника «АТО» — попробовали и поняли, что дело безнадежное. Может быть, потом, когда-нибудь.

В Министерстве обороны было лучше, но ровно настолько, насколько старались и совершали «подвиги» отдельные люди, допущенные туда под лозунгом «пусть побалуются». Системных изменений не было, система обеспечения была той же, что и была когда-то спроектирована под две задачи — чтоб всё просрать и проворовать; и на 99% там были те же люди, что и последние несколько десятилетий. Про остальные министерства не знаю.

Мне стабильно раз в неделю писали о схемах воровства, «работающих» в частях, а я не мог не то чтоб поехать расстрелять, или хотя бы арестовать, а даже и пожурить не мог, и я передавал сведения тем, кто мог попробовать. Но время не резиновое, воров много, а сделать так, чтоб они «не могли» принципиально — почему-то не получалось.

Западные партнёры, год назад полные энтузиазма и размахивавшие деньгами на реформы, стали гораздо спокойнее. Зачем торопиться, если никто не торопится?

Два закона, принятых радой — о ратификации договоренностей с западом о помощи, и о том, что Министерство может само определять в каких трусах солдату можно защищать Родину — приняты только благодаря настойчивости и энергии одного (ОДНОГО) человека, которому было не всё равно. Десятки других необходимых законов даже не рассматривались.

Рада усиленно занималась подготовкой к осенним местным выборам.

Все остальные — каждый занимался своими тараканами. Кто-то деньгами, кто-то карьерой, кто-то амбициями, кто-то тем, чем не умеет заниматься.

Но все были при деле.

Шел второй год мать его так ВОЙНЫ.