Распад Золотой Орды в 1460-80-ых годах на некоторое время сделал Крым и Кремль союзниками в противостоянии с великими ханами, мечтающими о возрождении былого могущества. Тогда же впервые крымские Гераи оказались на службе в Московском княжестве. Но и после превращения приятелей в смертельных врагов в 1520-ых годах родственники крымских ханов пребывали при дворе русских царей. Чего же искали в Московии выходцы с полуострова и оправдались ли их ожидания?

Часть 1

Впервые опубликовано на Крым.Реалии в 2019 году.

Москва и Чингизиды

С 14 века ордынские правители и знать, потерпевшие поражение в игре престолов, бежали на запад – главным образом в Литву, где могли найти убежище или плацдарм для возвращения. Но по мере того, как набирало силу пока еще зависимое от Орды Московское княжество, потомки «потрясателя Вселенной» Чингисхана все чаще перебирались на службу именно туда. Одним из влиятельнейших «первопроходцев» можно считать Касима, сына казанского хана Улу-Мухаммеда, в 1446 году получившего от Москвы во владение Звенигород, а в 1452 году – Городец Мещерский на Рязанщине, позднее известный как Касимов – столицу своеобразного удельного татарского ханства.

Вслед за Касимом потянулись в Москву и другие татарские «царевичи», общим числом за два с половиной века более 220 человек (включая родившихся в России). Поскольку Чингизиды в родовой иерархии стояли гораздо выше самих Рюриковичей, их представители после приезда вливались в высшую аристократию, дав начало множеству знатных русских семей. Несмотря на то, что типичный московский князь из древнего удельного рода был богаче типичного татарского «царевича», именно Чингизиды из-за своего социального статуса после крещения являлись наиболее желанными женихами, подходящими даже для царской фамилии. Так, в 1506 году Худай-кул (Петр Ибрагимович) женился на младшей сестре самого великого князя Василия III.

После падения ордынского господства правящий дом потомков Ивана Калиты мог смотреть на отпрысков татарских ханов сверху вниз, но при этом все равно нуждался в их услугах. По мере разрастания Московии на восток и юг в ее границах оказывалось все больше земель с тюрко-татарским мусульманским населением и древней традицией государственности. Эффективное управление всеми этими территориями в столетней перспективе было невозможным без советов, а то и прямого участия Чингизидов.

Не меньшее, если не большее значение имели для Москвы «свои» татарские аристократы в качестве альтернативных правителей для враждебных государств, также образовавшихся на обломках Золотой Орды. Часто, если не в большинстве случаев, периоду прямого завоевания некой земли московскими войсками предшествовал период утверждения промосковского ставленника на престоле, и лишь Крыму удавалось избегать этой ситуации до самого конца 18 века.

Ну и, наконец, сам факт пребывания при царском дворе претендентов на какой-либо трон поднимал престиж московского правителя как «царя царей» в глазах и подданных, и, в особенности, иностранных «коллег». Участие татарской знати в дипломатических церемониях было обычным делом. Если можно так говорить о людях, то Чингизиды были главным украшением московской короны.

Чтобы сделать переезд желающих «царевичей» из Крыма или Казани удобнее, Москва присылала им особого рода приглашения – «крепкие грамоты». В них великий князь гарантировал Чингизидам не только безопасность в своей стране от всех внешних и внутренних врагов, но и поддержание социального статуса, и предоставление должного материального обеспечения при условии сохранения верности. Такие «гарантийные письма» выдавались лишь восточной знати, в то время как приезжие из Литвы рыцари сами должны были давать обязательство не уезжать из московских владений.

В итоге в России сложилась разветвленная система инкорпорации татарской аристократии на военную и придворную службу, ее «кормления» и «пожалования уделов», и лишь в 1718 году, уже при Петре І, последние сословные привилегии татар были отменены, и вся высшая знать империи стала социально единой.

Статус Гераев в Москве

Род Гераев из-за выдающегося положения на международной арене их государства – Крыма – разросся далеко за пределы полуострова. Известно, что эта династия одно время управляла Казанским ханством и едва не подчинила себе Астраханское, так что среди служилых Чингизидов в Москве Гераев было множество. Однако следует четко отделять представителей этой фамилии, непосредственно выехавших из Крыма или хотя бы состоявших в родстве с правителями ханства, от всех остальных носителей династического имени на московской службе. Мы, разумеется, сосредоточим внимание именно на первой категории, потому что было в статусе Гераев из Крыма нечто, отличавшее этот род от остальных Чингизидов.

Во-первых, несмотря на то, что собственно крымских Гераев в Московии было немного, они были высшим по статусу родом среди потомков Чингисхана. Больше всего татарских «царевичей» и «царевен» дала Сибирь – 93 человека (хотя половина родилась уже на Руси), на втором месте расположилась Астрахань – 44 выходца, третью строчку занимали 30 огланов – Чингизидов не из правящих домов, Крым с 20 мужчинами и женщинами оказался на четвертом месте, замыкала пятерку Казань с 18 представителями. Из остальных мест произошло менее чем по 10 Чингизидов. В принципе, это понятно – с момента окончательной гибели Орды (1502 г.) Крым и Москва были не просто непримиримыми, но и ведущими соперниками в вековой войне за Восточную Европу, так что перебежчиков с полуострова оказалось, в итоге, немного.

И хотя формально наивысший статус среди Чингизидов в России имели, разумеется, четверо правителей Орды или их прямые наследники, второе место по значимости занимали 20 Гераев. Это хорошо показывает и реальную мощь Крымского ханства, и признание, пусть и вынужденное, именно Крыма в качестве легального правопреемника ордынской власти. А что еще важнее, последний царевич Орды, Бердедат, покинул Московию в 1446 году, и после его отъезда именно Гераи стали старейшими и знатнейшими среди Чингизидов в России.

Во-вторых, из всех татарских «царевичей» представители Гераев пользовались наибольшей личной свободой и неприкосновенностью дипломатической переписки. Уже первым выехавшим в Москву крымским татарам великий московский князь Иван III обещал: «добровольно приедешь, добровольно куда восхочешь пойти – пойдешь, а нам тебе не держать». В ту прецедентную эпоху такого рода разрешение распространялось и на потомков крымского «царевича», и на его двор, хотя, понятно, навсегда уезжающий Герай должен был поставить в известность великого князя и получить его формальное согласие. Правда, бежавшему из Крыма ехать из Москвы было особенно некуда – в остальных ханствах он мог попасть в руки врагов. В Литве, конечно, было больше свободы и безопасности, чем в других государствах, но там могло ухудшиться материальное и социальное положение Чингизида – «царевичи» лишались своего титула, а для переселения им требовались местные поручители.

В-третьих, Гераи рассматривались Москвой как важный элемент политических игр скорее вне ханства: на Волге, на Кавказе и в Персии. Крым слишком часто и интенсивно воевал с Россией, чтобы московский ставленник пользовался там популярностью, да и физически довести его до Перекопа было непосильной задачей. Лишь в конце 15 века крымские ханы рассматривали Москву в качестве безопасного убежища или места ссылки своих врагов – позже это было бы слишком опасно. Соответственно и случаи, когда поддерживаемый Россией кандидат реально претендовал на ханский трон, можно пересчитать по пальцам одной руки, причем до 18 века это случалось лишь однажды – с калгой Мурадом Гераем (к его биографии мы еще вернемся).

Эксклюзивный статус Гераев, обеспеченный тремя упомянутыми причинами, можно проиллюстрировать двумя наглядными примерами. Начнем с Касимовского княжества/ханства. Вопреки названию, оно не являлось наследником Золотой Орды, да и полноценным государством тоже. Касимов представлял собой разношерстный набор территориальных пожалований для высшей татарской знати, не перешедшей в православие, внутри которых она могла соблюдать дедовские обычаи. Первой династией касимовских правителей были, естественно, основатели – Касим-хан и его сын Данияр, сидевший на престоле до 1486 года, но после смерти последнего вакантное место было занято Нур-Девлетом Гераем, а затем последовательно его сыновьями Сатылганом и Джанаем (и к их биографиям мы еще вернемся).

Второй пример – из жизни уже упомянутого Мурада Герая. Пребывая на московской службе, он зимой 1586-1587 года женился на дочери правителя Тарковского шамхальства – небольшого государства в северо-восточной части Дагестана. В истории Московии это был первый и последний случай, когда служилый Чингизид взял в жены представительницу правящего дома соседней страны. Оба эти случая подчеркивают уникальность положения крымских Гераев среди других татарских «царевичей» России.

Первый крымчанин в Москве

После смерти первого крымского хана Хаджи Герая в 1466 году полуостров более чем на десятилетие погрузился в смуту. На наследие покойного правителя претендовали не только его сыновья, но и ставленники ханов Большой Орды. Главными соперниками выступали Нур-Девлет и Менгли Герай, их борьба за престол чрезвычайно интересна, но лежит вне нашей темы. Важно другое – взаимно истощив свои силы, они не смогли предотвратить приход к власти Джанибека, одного из младших сыновей ордынского хана Саида-Ахмата II. Летом 1476 года он ворвался на полуостров и сверг Менгли, а позже и сам занял крымский престол. Однако его правление продолжалось недолго, и уже в начале осени 1477 года прежний хан вернул себе власть, а Джанибек вынужден был бежать.

Интересно, что еще будучи ордынским царевичем, Джанибек собирался на службу к московскому князю Ивану ІІІ, и в ноябре 1474 года Менгли Герай просил князя о том же – это избавляло бы его от потенциального конкурента. Однако хотя Иван положительно отнесся к намерению Джанибека, до переезда того в Москву не дошло, а Менгли князь ответил, что не взял царевича умышленно. Весной следующего, 1475 года Иван «послал в Орду про него отведать», но безрезультатно. Впрочем, перед Джанибеком тогда уже маячил крымский престол, так что ехать на московскую службу ему было невыгодно. Осенью 1477 года этот недолговечный хан вновь на всякий случай попросил «опочива» у Москвы, но ответное посольство с согласием князя до Крыма доехать не успело.

Так что после бегства с полуострова Джанибек больше года провел в странствиях, пока наконец в 1479 году Иван ІІІ своей грамотой не «взял… и впредь есми хотел его у себя держати для дела». Бывший крымский хан в 1480 году прибыл в Москву, но там следы его теряются – вряд ли он смог в чем-то заметно преуспеть. Так завершилась история первого крымчанина на службе Москвы.

Из крымских ханов – в касимовские

Следующий эпизод связан уже непосредственно с Гераями, а именно – с Нур-Девлетом, сыном основателя династии, и его потомством. Он и его брат Айдер к весне 1478 года окончательно проиграли борьбу за отцовский престол Менгли Гераю и сочли за лучшее покинуть Крым. Оба сперва подались в Литву к великому князю Казимиру, а тот поселил их в Киеве. Но уже в следующем году Айдер и Нур-Девлет переехали в Москву, а вместе с ними – и три сына последнего: Бир-Девлет, Сатылган и Джанай.

Князь Иван ІІІ объяснял переезд братьев инициативой самого Менгли, поскольку два его конкурента во владениях литовского государя могли представлять опасность. Иван подчеркивал, что соглашается на это только ради дружбы с ханом, а самому ему «корысти с них мало», одна лишь «истома своей земле и своим людям». Как бы там ни было, «под присмотром» московского князя Нур-Девлет и Айдер не были причиной головной боли для крымского хана и даже получили значительную свободу. Так, в мае 1482 года люди Нур-Девлета с российскими послами уехали в Крым, в марте 1483 года жена и сын Айдера перебрались с полуострова в Москву, дошло до того, что в конце 1483-го – начале 1484 года сам Нур-Девлет засобирался в Крым, да князь «унял его».

Судьба Айдера была незавидна, но не печальна. Воссоединившись с семьей, он жил как частное лицо, однако вскоре поползли слухи о его возможном переезде обратно в Литву. Не желая искушать судьбу, Иван сослал Айдера в Вологду, где тот прожил несколько лет и умер в 1487 году.

Нур-Девлет напротив, сделал на Руси карьеру. Еще в 1480 году вместе с русским воеводой Иваном Ноздреватым он ходил на ордынскую столицу Сарай – как раз во время знаменитого стояния на Угре. В 1485 году он совершил набег на Орду, по-видимому, успешный, потому что аналогичные кампании были им организованы и в 1486-м и в 1487-м, и в 1490 году. В одном из походов едва не была разорена главная ордынская ставка. В 1486 году опустел престол Касимовского ханства, и Нур-Девлет стал его правителем.

Прознав об этом, ордынский царевич Муртоза на следующий год прислал в Москву два письма: одно князю Ивану ІІІ, второе – Нур-Девлету. В своих посланиях он предлагал объединить усилия и сбросить Менгли Герая с ханства, но московский правитель передал оба письма в Крым. Менгли засомневался – не правильнее ли будет, спрашивал он князя в 1489 году, перевезти брата на полуостров, где тот будет на виду у хана и где его не смогут использовать вражеские силы? Ради этого Менгли был готов примириться с бывшим соперником. Иван резонно возражал, что соправительство у ханов неизвестно: «на одном юрте два господаря бывали ли», – а где и бывали, разве это хорошо заканчивалось? Даже если Нур-Девлет принесет присягу не бороться с братом за престол, у него все равно могут найтись сторонники, которые раньше воевали за него против Менгли и чьи раны еще не зажили: «Почему ведати, у всех ли людей одна мысль, все ли тебя хотят на твоем господарстве, или которые захотят брата твоего Нур-Девлета царя на том юрте?».

В общем, переезд не состоялся, а вскоре Нур-Девлет серьезно заболел и даже вынужден был в 1491 году передать касимовский престол своему среднему сыну Сатылгану. Почему не старшему? Потому что еще в 1480 году Бир-Девлет был по какому-то неизвестному поводу зарезан собственным слугой.

Последнюю дюжину лет тяжело больной Нур-Девлет, трижды бывший крымским ханом и единожды – касимовским, проживал в Касимове, отойдя и от политических, и от военных дел. Впрочем, связи с Крымом он не терял – в 1498 году к нему прибыл посол от Менгли с поклоном и подарками. Умер Нур-Девлет там же в 1503 году, а 16 мая следующего года Сатылган просил Ивана ІІІ позволить перевезти кости отца на родину – о чем ходатайствовал Менгли Герай. Спустя некоторое время жена Нур-Девлета с гробом прибыла в Крым. Останки второго в списке крымских ханов были захоронены в дюрбе его отца Хаджи Герая и находятся там до сих пор.

Подъем и упадок касимовских Гераев

Военная карьера Сатылгана началась в 1490 году, когда вместе с отцом он в апреле участвовал в походе против Муртозы. Однако первая же попытка спустя несколько месяцев самостоятельно руководить войском закончилась неудачно – часть его бойцов попала в ордынский плен. Впрочем, уже в октябре того же года Сатылган реабилитировался, сам захватив в Орде, сколько мог, «улусов и голов».

Год 1491-й оказался исключительно важным и для Крымского ханства, и для Гераев в Касимове. Летом, обманув на переговорах доверие Менгли Герая, на полуостров ворвались ордынские отряды хана Сеида-Ахмеда ІІ. Разорив Крым, войско Орды отошло к нижнему течению Днепра, где стало готовиться к повторному удару. И тогда Менгли воззвал о помощи к московскому князю и османскому султану – и получил ее. Две тысячи янычар прибыли в Кефе (Феодосию) и, соединившись с собственно крымской армией, вышли к Перекопу, «закрывая» вход на полуостров. В это же время касимовское войско Сатылгана и русские отряды братьев Репня-Оболенских 3 июня двинулись на соединение в Белгород, откуда ударили в тыл Орде. По дороге к ним присоединилось казанское войско Мухаммед-Эмина, а во главе объединенных сил стал именно Сатылган. И хотя решающей победы достичь тогда не удалось, и международный антиордынский поход свелся к традиционной малой степной войне, угроза от Крыма была отведена – и более того, отведена навсегда. Нападение на полуостров 1491 года было последним для Орды, а самой ей оставалось жить всего дюжину лет.

Заметно, что после успеха 1491 года из русских летописей на несколько лет исчезают сведения о походах Сатылгана – вероятно, в них не было прямой необходимости. В мае 1495-го и апреле 1498 года Иван ІІІ обещает Менгли Гераю помощь касимовских войск, но, по-видимому, дело так и ограничилось словами.

Однако в самом начале нового, 16 века Сатылган «по молодости и по глупости» совершил некий проступок, в результате чего оказался под стражей в Москве. Менгли дважды, в июле 1501-го и ноябре 1502 года просил Ивана отпустить племянника, но не слишком настойчиво. И лишь летом 1503 года, после смерти Нур-Девлета, Сатылган был «амнистирован» и вернулся на престол Касимова.

Летом 1505 года в Казани произошел антирусский бунт, и отношения двух государств резко осложнились. Для защиты границ Иван ІІІ отправил в Муром войска Сатылгана и его брата Джаная с отрядом воеводы Василия Холмского, но казанцы напали не на них, а на Нижний Новгород. В апреле 1506 года новый московский правитель Василий ІІІ отправил большую рать, в состав которой входила конница Джаная, на Казань, но его силы потерпели там сокрушительное поражение. После этого Сатылган, Джанай и Холмский летом вновь прикрывали Муром – и это последнее упоминание о втором касимовском Герае в документах. Уже в октябре того же 1506 года Джанай единолично возглавлял собиравшиеся под Муромом войска, так что можно предположить, что Сатылган уже умер.

Итак, с конца 1506 года на касимовском троне сидел последний сын Нур-Девлета – Джанай. В 1507 году он вновь нес службу в Муроме, в следующем – в районе Торопца принимал участие в войне с литовцами. Правил он после этого недолго и во второй половине 1512 года умер. Детей у Сатылгана и Джаная не было (по крайней мере – законных и известных нам), так что вместе с ними угасла и династия касимовских Гераев. Единожды упоминается в источниках их сестра – единственная дочь Нур-Девлета, к которой в 1508 году безуспешно сватался некий ногайский мурза.

Крымские Гераи в первый раз служили Москве с 1479-го по 1512 год и оставили в Касимове после себя такую память, что и спустя пять лет крымский хан Мехмед Герай заявлял русскому послу, что «из старины тот юрт наш»!

Три брата

Смерть в 1512 году Джаная, внука Хаджи Герая, прервавшая крымскую династию на престоле Касимовского ханства, совпала с коренным переломом в крымско-московских отношениях. В начале XVI века оба государства были естественными союзниками в борьбе с остатками Золотой Орды, но после их окончательного разгрома пути партнеров не просто разошлись. Теперь крымские Гераи (Чингизиды) и московские Даниловичи (Рюриковичи) сами столкнулись в борьбе за ордынское наследие – то есть за гегемонию в Восточной Европе. Так что неудивительно, что в ходе этого почти столетнего конфликта крымчане отнюдь не горели желанием приезжать на службу к врагу. Но нет правил без исключений, и имя ему было – Мурад Герай.

В 1584 году Крым пережил тронный конфликт. Османский султан своим указом низложил действующего тогда хана Мехмеда II Герая и в мае прислал ему на замену Исляма II Герая. Крымское войско, стоявшее у стен Кефе (Феодосии), немедленно перешло на сторону нового претендента, так что Мехмеду II пришлось спасаться бегством. Вместе с ним покинули полуостров и его сыновья: Саадет, Мурад и Сафа.

Но не прошло и трех месяцев, как Саадет собрал в ногайских степях 15-тысячное войско и подступил к Бахчисараю. Через несколько дней столица пала, Ислям II бежал в Балаклаву, а оттуда – в Кефе. Саадет взошел на престол и отправился осаждать город противника. Два с половиной месяца он держал Кефе в страхе, пока, наконец, прибывшее из Турции войско не оттеснило Саадета II к реке Индол и не разгромило его там. Ранней весной следующего, 1585 года, сыновья Мехмеда II предприняли очередную попытку прорваться в Крым – и вновь безуспешно.

После этого пути братьев разделились. В марте Саадет и Сафа укрылись на Северном Кавказе, а вот Мурад поехал дальше – прямо в завоеванную три десятилетия назад русскими войсками Астрахань. Впервые за сто лет после Нур-Девлета, второго крымского хана, Герай появился в московских владениях как проситель, а не завоеватель.

В Москве

Астраханский воевода, князь Федор Лобанов-Ростовский принял Мурада в городе, известив о неслыханной удаче нового московского царя (год на троне) Федора Ивановича. В ответ пришел приказ доставить Герая в Москву, что и было исполнено. Незадолго до полудня 16(26) июля 1585 года крымский царевич прибыл на место и, по словам очевидца Мартина Груневега, «ему навстречу за милю (до города) Великий князь послал свою Дворцовую стражу, приказав принять его с почестями. Это был молодой сильный человек».

Правда, «пред светлые царские очи» Мурад сначала не был допущен и, возможно, поселен где-то на окраине города, но постепенно превращался в весомый элемент московской политики как весьма возможный претендент на крымский престол. Во всяком случае, в начале сентября 1585 года до сведения шведских послов было доведено, что «Ислам-Кирей ныне ко государю нашему прислал гонцов Ян-пашу мурзу с товарищи, а послов посылает же. А просит того, чтоб государь наш был с ним в любви и в братстве, и с его бы юрта государь его не согнал, и племянников Саадет-Кирея царя и Мурат-Кирея царевича, и Сафа-Кирея царевича на юрт на Крымский не отпускал и своей рати с ними не посылал. И государь наш того его челобитья слушать не хочет, а хочет послать из своих рук царских на Крым своих посаженников Саадет-Кирея царя с братьею».

Осенью московское правительство завязало переписку и с оставшимися на Кавказе братьями Мурада через «Кошум-мирзу Сеферева сына Сулешева», принадлежавшего к одной из ветвей рода Кипчак. Саадет и Сафа в конце года прибыли под Астрахань и «роту и шерть учинили и с тем холопа своего Магмет-агу послали», то есть поклялись соблюдать заключенные в будущем с Москвой договора, взамен русский двор признал за Саадетом титул «царя». Дальше – больше. Послы от хана в изгнании прибывали в Московское царство в январе 1586 года, в марте, дважды в мае и один раз в июне, но подробности переговоров нам неизвестны.

Параллельно росло значение и Мурада. В марте 1586 года он был представлен ко двору и сразу занял высокое положение. Когда 10 апреля Федор Иванович принимал польского посланника Михаила Гарабурду, предлагавшего царю побороться за трон Речи Посполитой, в московской свите оказались сразу три Чингизида. И по своему месту («на большой лавке против дверей у государева места") Мурад Герай опередил и касимовского хана Мустафу-Али («на второй лавке", слева от царя), и сибирского царевича Мухаммеда (сидел "на окольничем месте"). От русского царя Мурада отделяло примерно 2 метра – эта исключительная близость была наглядной демонстрацией статуса крымчанина. Принимал участие Герай и в совместных с царем трапезах, например, 21 и 23 июня.

В начале лета 1586 года сторонам удалось достичь некой договоренности, поскольку по сообщению Разрядной книги, "июля в 18 день отпустил государь крымского царевича Мурат Кирея в Астрахань, а из Астрахани идти ему промышлять над Крымом, а взяв Крым, сесть ему в Крыму царем, а служить ему царю и великому князю Федору Ивановичу всея Руси". Вероятно, Федор Иванович обещал всестороннюю, в том числе и военную, помощь братьям в их борьбе за Крым, а Мурад, в свою очередь, "бил в холопство" русскому царю, становился его подданным, и, возможно, отказывался от права отъезда. За себя и за братьев он присягал "быть им под государевою рукою в его государевом жалованье и воле, и ж идти под Астраханью, и во всем государю лиха не хотеть, и стоять против государевых недругов". Старший брат Саадет как хан лично присягу Москве приносить не стал, но оставил в России в качестве заложника одного из своих сыновей.

На Астрахань

Мурад Герай отбыл из Москвы 8 сентября 1586 года в сопровождении многочисленной свиты во главе с воеводами князем Федором Троекуровым и Иваном Пушкиным. Толмачом при будущем дворе был назначен Степан Степанов, а "сытником" (интендантом) – Федор Мисюрев. Лично к царевичу были приставлены думные дворяне Роман Пивов и Михаил Бурцев. На "отпуск" царь Федор подарил Гераю кубок и одежды, его лучших людей также одарили. Однозначных сведений о "пожаловании" Астрахани Мураду у нас нет, так что говорить о возрождении Астраханского ханства хотя бы в более низком ранге, как, например, у Касимовского, не приходится, однако внешние атрибуты путешествия были поистине царскими.

Мурад Герай остановился за 15 верст до Астрахани на Долгом острове, чтобы его могли торжественно встретить в городе. В ночь на 15 октября ему навстречу выслали двух сотников и 300 человек стрельцов и казаков с "огненным боем", 13 пушкарей с таким же числом орудий и 75 казаков из свиты "больших атаманов". Почетный караул скорее напоминал воинский отряд, но так и было задумано – новому правителю следовало сразу произвести на подданных правильное впечатление.

Перед кораблем с Мурадом плыли струги со стрелецкими головами Иваном Змеевым и Иваном Калеминым, волжские казаки, астраханский сотник Василий Дурасов с солдатами и артиллерией. Шло в караване и судно с музыкальными инструментами: барабанами, трубами и зурнами. Царевича на флагмане окружали воеводы, дети боярские и сотники, замыкали строй корабли с припасами и солдатами.

Астраханские воеводы вывели к пристани тысячу детей боярских, стрельцов и казаков во главе с Иваном Чегодаевым да 300 местных татар. Когда Мурад сходил с корабля, стрельцы палили в воздух из ружей, а когда стал на твердую землю, встречающий "велел по набатам бить, и в суры играть для царевичева приезду, и велел стрелять из тридцати и одной пушки, а из большого наряду не стреляли". Очевидец совершенно прямо называет тех, ради кого было затеяно представление: местные ногайцы и иностранцы. И судя по позднейшим отзывам, нужный эффект был достигнут.

На причале Мурад поблагодарил московских друзей: "Как вы почтили мой приезд перед иноземцами! Теперь эта слава пройдет по всем ордам!" А затем, сев со свитой на заранее подготовленных лошадей, отправился в центр города.

Царствовать, но не управлять.

"Владыка четырех рек"

Будучи средним братом, Мурад Герай не мог претендовать непосредственно на крымский престол, оставляя первенство уже избранному хану, старшему Саадету II Гераю: "Милостью и дружбою царя московского будем ханами: он крымским, а я астраханским; для того много людей российских дано мне в услужение". В случае осуществления этого плана Гераи вновь сосредотачивали бы в своих руках большую часть бывших золотоордынских владений.

Поскольку звание "повелителя двух материков" (тогда считалось, что Кубань – это уже Азия) принадлежало хану Крыма, Мурад принял более скромный титул "владыки четырех рек" (Дона, Волги, Терека и Яика). Попробовав ханских почестей, он уже не отказывался от них, заведя в Астрахани собственный богатый двор, в котором давал торжественные аудиенции своей и иностранной знати.

Впрочем, Москва сразу дала понять, что новый астраханский "хан" находится у нее на коротком поводке. Как я уже отметил в прошлом материале, к Мураду были приставлены двое русских думных дворян – Роман Пивов и Михаил Бурцев, контролировавших его торжественные выезды, публичные приемы и частные встречи, читавшие его переписку и даже посещавшие с ним мечеть. Однако в сравнении с бедами прошлого и в ожидании триумфа будущего с этим неудобством можно было мириться. Но прежде чем узнать, смог ли Мурад Герай с братьями вернуть себе Крым, посмотрим, как "владыка четырех рек" обосновался в Астрахани.

Крымский двор в Астраханском кремле

Еще до прибытия Мурада Герая в Астрахань тамошние воеводы получили приказ построить для крымского царевича и его собственных людей два "добрых двора" внутри городской крепости, а невдалеке – дома для русской свиты: интенданта, переводчика и прочих. История сохранила нам имена казачьего сотника Меншика Чемесова и его соратников Афанасия Рагозина и Ворошилки Торханова, чье жилье было реквизировано для крымских нужд.

По дороге из Москвы царевич ежедневно получал "по кружке меду вишневого или боярского, кружке меду обарного, три ведра меду цеженого", а его людям на всех давали по "десять ведер меду расхожего на день да по полведра вина горячего". В Астрахани, помимо этого, людям Мурада полагался квас. Отдельно шли расходы на угощение медом и в дар приезжим ногайским мурзам.

После завоевания московскими войсками Астрахань перестала самостоятельно обеспечивать себя едой и нуждалась в постоянных поступлениях продуктов питания и иных товаров из центра. Поэтому воеводам предписывалось, в частности, в случае возникновения проблем с доставкой мяса для Мурада и его двора, заменять мясо рыбой, которой на Волге точно хватало. Но, несмотря на эти проблемы, Гераю полагался суточный рацион, увеличенный "перед поденным в полтора" раза. По случаю приезда на Мурада было потрачено 50 пудов (800 кг) меда, а на случай приезда его братьев и мурз заготовлено еще 300 пудов (почти 5 тонн).

Не отступил Мурад и от брачных традиций. Точное число его жен неизвестно, но уже к моменту поселения в Астрахани одной из его супруг была некая Анзакоя-царица (происхождение неизвестно, но судя по имени – из потомков Чингисхана), а вскоре Герай взял в жены и дочь одного высокородного ногайского мурзы (ее имя до нас не дошло). Позже крымский царевич женится еще дважды.

Торжественная встреча Мурада и пышность по степным меркам его двора возымели свое действие. Слухи о царевиче распространялись со скоростью пожара – и в Астрахань потянулись ногайские мурзы. Скорее всего, они питали надежды на улучшение своего положения в случае восстановления Астраханского ханства или даже присоединения к Крыму, поскольку еще до возвращения Мурада из Москвы иногда величали его царем. Наведывались в Астрахань и посланники из Крыма.

Мурад Герай, разумеется, поддерживал такие настроения, даже если в какой-то мере это было и самообольщением. Во время одного из пиров, данного им по приезде, он заявил: "Государь меня пожаловал, отпустил для нашего дела в свою государеву отчину в Астрахань, да дал мне воевод своих и ближних и великих людей, да дал мне волю над Волгою и над Терком, и над Яиком, и над Доном, и казаком велел быть в моей воле".

Ну а в Крыму, естественно, пребывали в унынии, поскольку хан Ислям II Герай ожидал скорого вторжения на полуостров и не надеялся удержать престол. И, стоит отметить, основания для опасений у него имелись.

Брат за брата

Утвердившись в качестве царского наместника в Астрахани, Мурад Герай немедленно пригласил перебраться к нему своих братьев, которым было разрешено кочевать во владениях промосковской Большой ногайской орды. Уже 17 сентября 1586 года Мураду стало известно, что Сафа Герай прибыл к Саадету II Гераю в Кумыкию (страна на Северном Кавказе), а 19 октября к обоим послали "Ислам-мирзу Казыева сына", чтоб они "ехали в Астрахань наспех и мирзам велели с собой ехать". Приглашение братьям повторили 29 октября, но решение ехать принял только один. Не позже ноября Саадет с женой, детьми и слугами прибыл в Астрахань, а вот Сафа отправился "казаковать" в Черкессию – русским он не доверял.

Сам Мурад в это время исполнял поручение московского царя и свою собственную волю – начал приводить к покорности и объединять против Крыма обе ногайские орды, Дагестан, Кабарду и Кумыкию. Глава Больших ногайцев Урус-бей был вынужден не только присягнуть на верность Москве, что его предшественники уже делали, но и оставить в Астрахани отпрысков знатных родов как заложников. Бей выполнил унизительное требование, но пожаловался османскому султану.

Зимой 1586-87 годов Мурад Герай отправился на Кавказ, чтобы жениться на дочери правителя Тарковского шамхальства – небольшого государства в северо-восточной части Дагестана. Выехал он в сопровождении большой группы своих людей и русских стрельцов с огнестрельным оружием – видимо, для придания себе большего весу. Как я уже отметил в начале цикла, в истории Московии это был первый и последний случай, когда служилый Чингизид взял в жены представительницу правящего дома соседней страны. На время отсутствия обязанности "владыки четырех рек" в Астрахани исполнял Саадет ІІ.

В самом начале 1587 года Мурад Герай вернулся в Астрахань – и перед братьями во весь рост встала главная задача, ради решения которой они и согласились на московский протекторат – возвращение себе власти в Крыму.

Продолжение следует