Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это школьное образование, построенное по принципу «десять лет учить так, чтобы ничему случайно не научить», да невероятные масштабы и наглость операции по внедрению позитивного восприятия понятия «интеллигентности» в общественную мораль.

Сегодня — с конца; о втором.

Уже, наверное, общеизвестно, что ни прямого перевода для «интеллигентности», ни соответствующего понятия нет ни в одном из человеческих языков, кроме русского. Да что там языки — в культурах, в моральных системах нет такого понятия. «Воспитание» — сколько угодно, «вежливость» — пожалуйста, «просвещенность» — на здоровье, «культура» — извольте; а интеллигентности никак нет-с, одна intelligence, которая «разведка» вообще-то.

Из этого знания следуют два признака понятия «интеллигентности»: синтетичность & локальность. То есть где-то собрались ребятки и решили ввести новую штуку в систему общественных взаимоотношений на отдельно взятой территории.

Надо сказать, получилось у них хорошо. Отлично. До сих пор расхлебываем.

Вырезав, расстреляв, заморив голодом и утопив (слово-то какое смешное, «утопив», а?) все, что могло производить арифметические и логические операции в уме без шевеления губами и пальцами, страна Советов на некоторое время вздохнула спокойно: рожь колосилась, надои прирастали, гайки крутились, все уже практически получили по потребностям да по способностям.

Затем абсолютно неожиданно началась война, где пришлось иметь дело с хитренькими фашистами, которые за разработку новых механизмов вращения башней получали не дело о вредительстве, а щекотный усатый поцелуй фюрера и личную лабораторию. Фашисты со всех сторон помогли, не знаю, почему их так не полюбили: закончили истребление евреев, то есть касты потомственных ремесленников и торговцев — тех, кто не растерял еще навыки работать руками и головой; дали повод поставить оставшуюся профессуру кого к штыку, а кого на заводе в эвакуации болванки таскать; заморили — не без помощи второго усатого, конечно — голодом осиное ленинградское гнездо, где как раз кучковались странные ребята, готовые есть кожаные переплеты книг из папенькиной библиотеки, но печку топить переплетным содержанием уже ни-ни; много, в общем, государственной пользы принесли. Детишек, опять же, пришлось в Ташкент отправлять — но не так чтобы у каждого рабочего с гайкозакручивательного завода была такая возможность; скорее, в Ташкент уехали детишки снова-таки тех родителей, которые в принципе были способны выстроить причинно-следственные связи и сделать нехитрый астрологический прогноз грядущего.

Тактика не-сгноения ученых в целом произвела впечатление на руководство совка. Оказалось, что живые ученые неплохо делают неживые «Тигры». Поэтому со скрипом и организовывали эвакуацию (но не в новые лаборатории, а в холодные заводы, чтобы не очень зазнавались), выпустили Королева сотоварищи (но недалеко и под присмотром), дали немного денег проверенным ребятам, и на выходе получили «Катюши». Эксперимент удался.

После войны тоже очень удобно вышло: всех, кто побывал на оккупированных территориях и успел провести сравнительный анализ жизни при одних и других усах, пристроили в концентрационно-псевдотрудовые лагеря.

Живи да радуйся. В невероятном подъеме снова заколосилась рожь. У народа не осталось врагов. Многочисленные загорелые и узкоглазые друзья регулярно заходили на блюдце чаю, бросали на пол мешок дорогих, в своем представлении, подарков, оставались ночевать в сенях, сладко пахли кровью и абрикосами. Профессура ходила строем в прямом смысле и выбирала Лысенко в академики.

Конечно, такая идиллия не могла продолжаться бесконечно. Ковались в черных пиндосских подвалах мировые заговоры. Англичанка гадила где не надо. Мировая военщина норовила спиздить назад разработки своей ядерной бомбы. Станки, отжатые в спешке без инструкций и запчастей, требовали ухода, отличного от «Василич киянкой ебнет». Противопоставить чужим технологиям страна могла свой высокий моральный облик и мозолистую дулю. А тут еще и Сталин невовремя помер, дуля держалась все менее уверенно и норовила разложиться пятерней на все стороны света.

И пришел он. Человек-интеллигент.

Человек-интеллигент был сделан достаточно привлекательным — умен, тонок, воспитан. Неконфликтен, что важно — какому технологическому полководцу захочется иметь армию конфликтных пехотинцев? Капельку нелоялен, в дозволенном объеме. Русоволос, ясноглаз, мускулист (стройотряды же). Мечта.

Какие мы сегодня знаем черты интеллигента? Он извинится, если ему наступили на ногу. Он остроумно и уместно пошутит так, чтобы не обидеть окружающих. Он стремится к более высокому уровню потребления — стоит в очереди за пирожными «Север» в кафе «Норд», или наоборот; и не страдает от этого странного двуязычия. Он рационален во всем, поэтому готов довольствоваться синицей в руках. Он очень хорошо учился в школе — а если и скатывался иногда на четверку в четверти, то точно не по поведению. Ходил в музыкалку. Не дрался, но защищал слабых.

Он вобрал все привлекательные черты булгаковских «белых», с водкой не из казенной бутылки, а из хрустальных графинов, с живой еще бабушкой, которая непременно водила его на «Щелкунчика», даже если в его детстве «Щелкунчика» и близко не ставили. Но по дороге интеллигент потерял пассионарность. Это Преображенский мог выставить домоуправление к чертовой бабушке, интеллигентный же человек ни за что не пойдет на такой низкий бытовой конфликт; он потеснится, войдет в обстоятельства и найдет совершенно адекватные, рациональные объяснения тому, почему он, кандидат наук, в сорок лет живет с той же бабушкой и с тем же «Щелкунчиком», в двух комнатах, пока в соседних крутят патефон в неположенное время.

«Положено» и «не положено» — вообще определяющие понятия для интеллигента. Положено быть хорошим. Пропускать, уступать, извиняться, принимать, входить в положение, держать дома библиотеку, уважать старших по признаку возраста и только, быть выше этого. Желательно — всего. Когда совсем не получается быть выше этого, в дело вступает жена — такая же интеллигентная, подобранная бабушкой по этому же признаку, всепонимающая, вздыхающая, безропотно сопровождающая и поддерживающая. «Иронию судьбы» все смотрели?

Не положено — испытывать и проявлять любые человеческие эмоции, ругаться плохими словами, водиться с плохими мальчиками и особенно девочками, танцевать животные западные танцы — только гавот, только ультрахардкор; не положено проходить за ограждения и находиться в общественных местах; не положено не любить — страну, народ, власть, квартиру, обои, соседей. Будь хорошим или умри.

Интеллигентные люди никогда не — и дальше список не из десяти смешных пунктов с картинками, а из практически всех глаголов русского языка.

Сейчас «интеллигентные люди» трансформировались в «нормальных». С одной стороны, нам тяжело принять такое синтетическое понятие, как интеллигентность (в нем просто не хватает пассионарности, оно не кажется естественным) — с другой, у нас нет морального маяка. Христианская культура так или иначе не приветствует страсть и агрессивность, а положительный неагрессивный бесстрастный персонаж — вот он; интеллигент падает на плодородную почву и становится не просто ориентиром — нормой. Точкой отсчета, нулем в системе координат.

И мы все стремимся к этому безликому, несуществующему нулю, вместо того, чтобы совершать свой путь дальше по любой выбранной оси. Даже смешные гопники в полосочках и их женщины в стрелках и стразах определяют для своего круга «положено» и «неположено», удивительно совпадающие с «интеллигентными» ценностями — минус личная гигиена и словарный запас. Вы удивитесь, сколько их бабушек с детьми сейчас на «Щелкунчике».

Но интеллигент должен умереть. Ноль должен перестать быть нормой. Вежливость, воспитание, вкус, культура являются необходимыми, но НЕ достаточными условиями для того, чтобы быть нормальным человеком, членом общества. Человек должен иметь собственный взгляд и уметь его защитить. Человек должен чувствовать ответственность не только за себя и бабушку, выходить за пределы комфортного и известного, должен быть готов как к положительной, так и к отрицательной реакции общества на себя. Выползать из кружевной раковины, где уютно топырятся мизинцы и висит бахрома на скатерти, в холодный продуваемый мир, водить там рогами, нюхать и пробовать на зуб, огорчаться и радоваться.

Кому должен? Себе. Зачем? Чтобы развиваться. Чтобы не оставаться синтетической красивой мухой в синтетическом янтаре на камее из чужой шкатулки. Интеллигенты были выведены для покорности и стагнации, им был привит страх перед всеми проявлениями живого — сексом, матом, ошибками, зверями крупнее кота, смертью, наркотиками, океаном, микробами, музыкой, выделениями организма, искусством. Интеллигентный человек закрыт от грязного и страшного мира, а просто человек должен совать свой мокрый нос во все его углы, потому что рано или поздно там обязательно найдется Марс, женщина, мужчина, физика, стихи, самолет, солнце и правда.