Доктор Штраусс говорит что с севодняшниво дня я должен записывать все что я думаю и что со мною случаица. Я незнаю зачем это нужно но он говорит это очинь важно для таво чтобы посмотреть использывать меня или нет. Я надеюсь они меня используют.
Есть такой интуитивный способ бороться с болью — причинять себе еще бОльшую боль. Кто головой о стену не бился, когда обезболивание отошло или еще не пришло, тот вряд ли поймет, о чем речь — но те, кто бился, поймут обязательно. Помогает: один гормон гасит другой гормон, что-то у них там происходит такое, за чем лень в википедию лезть, но факт — становится легче.
Примерно настолько же эффективно мы пережили травму Майдана. Почти сразу после одной потери пришла другая — и, как Небесная Сотня состояла и состоит из конкретных лиц, так и потеря Крыма была не редактированием географических карт. Лучшая ее метафора — короткий ролик «Вавилона». С берега на «Константин Ольшанский» передают «Украина с вами», но ответный сигнал расшифровать уже не могут. И вроде не бесконечная, но непреодолимая вода между героями.
Этого было мало, и дальше было то, что было. Нет пока в человеческом лексиконе слов для, например, Иловайска. Мы не можем уже запомнить все имена. Невозможно выбрать ни один, ни сто подходящих видео. Боль нарастает с каждым днем, с каждой потерей, ее чувствуют даже те, кому эволюционно не дано — все эти красные и коричневые, эти цвета чужой крови, которой замывают собственное дерьмо. Потому что вокруг — огромная, закаленная, жесткая нация, и такое коллективное бессознательное плевком не перешибешь, не заткнешь, Фрида, щели тряпками. Да и боли как-то слишком дохуя, чтобы ее не почувствовали даже самые отсталые слои.
И сегодня, в официальную годовщину Майдана, мне отстраненно интересно: мы вообще когда-нибудь его закончим переживать?
Есть в программировании два разных принципа организации хранения элементов в памяти: FIFO, "First In First Out", и LIFO, "Last In First Out". По смыслу это «начинай с первого» и «начинай с последнего». Для совсем облегчения понимания: это все называется stack, т.е. «стопка», вот и представьте стопку блинов — можно брать всегда тот, который положил последним, наверх; или всегда тот, который положил первым — вниз. Снизу брать не очень удобно, и даже википедия сегодня не вспоминает про FIFO. Но у кого в жизни было детство, тот знает: вот именно блины лучше таскать снизу стопки, а не сверху: внизу они уже немного остыли, а верхние еще обжигают. Хоть телодвижений и правда больше, и можно стопку немного растрепать.
Сейчас мы всей страной хватаемся за обжигающие ближайшие трагедии, и не успеваем их переживать. Или пережевывать, если уж совсем натянуть метафору на глобус. Кто-то отплевывается и закрывается, кто-то, напротив, делает шоу из поедания огня, а большинство просто привыкает к мелким бытовым ожогам, грубеет кожей, покрывается шрамами. И вроде боль ощущается уже меньше — но и вкус пропадает.
Я не строю иллюзий: стопка эта не закончится на нашем с вами веку, и хорошо еще, если мы не передадим ее, окаменевшую, внукам ломать зубы, как это произошло со второй мировой. Откуда бы мы ни таскали, сверху или снизу, самое больное или вроде подзабытое, в этой проклятой стопке прибывает быстрее, чем мы успеваем в себя впихивать.
А только два года уже прошло. Нижний слой, нетронутый, до которого руки все не дойдут, потихоньку обрастает плесенью легенд и вранья. Потихоньку вокруг него строят заборы официоза, как сегодня на Майдане — физически, без всяких метафор. И если мы срочно не доберемся до настоящего переживания этих «первых в стопке» событий, не закроем свои вопросы — и да, не увидим посадок, не увидим автозаков, провозящих по Майдану убийц Небесной Сотни, не увидим Шокина, волочащегося за таким автозаком на цепи по восстановленной брусчатке — если мы не перестроимся на FIFO, на нижнем слое нашей боли беркут приедет устанавливать йолку. И полетят яйца, и головешки.
Только в этот раз их может оказаться недостаточно, потому что мы, огрубев от постоянной, фоновой, неразрешенной боли просто не почувствуем, как звонит Михайловский.
На картинке котик ест блинчики.