Весной в Краматорске я пил кофе с журналистом из Словакии.
Он долго рассказывал про свою страну. Про смену настроений после 24 февраля. Про российский фактор и российское влияние. А потом он сказал, что главное изменение среди его сограждан – это внезапно пришедшее понимание, что «НАТО – это мы».
Его можно понять. Долгое время вступление в Североатлантический альянс воспринималось как пропуск в «клуб взрослых». Как зонтик безопасности, который будет держать над твоей страной кто-то другой. Как зона спокойствия, которая отправит угрозу войны в историческое небытие.
«Войны не будет, а если случится – НАТО нас защитит». Проблема этой формулы в том, что НАТО в ней – это кто-то извне. Кто-то внешний, взрослый и достаточно вооруженный. Эдакая родительская фигура, которая оберегает от возможных рисков. Безопасность, отданная на аутсорс – все равно, что нанять охранную фирму и поставить сигнализацию. В этой схеме ты уже не противостоишь грабителю, а ждешь тех, кто вступится.
Мирные десятилетия приучали европейцев к мысли, что их безопасность обеспечена «по умолчанию». Что это «заводские настройки», которые достаются даром. Что в случае потрясений роль взрослого возьмут на себя Соединенные Штаты. И ровно эта ментальная установка привела к серьезному ценностному сбою.
Если природа дала тебе возможность не думать о здоровье – ты перестаешь его ценить. Если родители обеспечили тебе безбедное существование – ты перестаешь ощущать цену денег. Если твоя безопасность – дело рук внешнего гаранта, ты перестаешь понимать природу этой безопасности. Ты ее не оплачиваешь, ты в нее не вкладываешься и, рано или поздно, в уравнении будущего попросту не учитываешь риски возможной войны. В результате твои вооруженные силы превращаются в бонсай-армию, а Nord Stream-2 для тебя становится историей про взаимовыгодное сотрудничество.
24 февраля отправило эту схему в небытие. Последние полтора года заставили многих в Европе вспомнить о цене мира. Коллективная безопасность – это не только та, в которой за тебя воюют другие. Это еще и та, в которой ты сражаешься за других. Взрослые существуют, просто ты – один из них.
Нам несложно понять европейскую трансформацию. За последнюю декаду мы успели побывать по обе стороны этой ментальной установки.
Первые двадцать лет независимости украинская армия была чем-то, что регулярно шло под нож. Ее численность сокращали, ее арсеналы продавали. Мундир не вызывал пиетета, а идея военной карьеры воспринималась с сочувствием и недоумением. Украинское общество было убеждено, что в 1994-м сумело выгодно обменять ядерный арсенал на безопасность. Через полтора года после российского вторжения в Грузию во время президентских выборов в Украине армейская тема не звучала в программах тех кандидатов, что вышли во второй тур. Результат нам известен.
Даже первая фаза вторжения не стала для нашей страны точкой невозврата. По мере того, как война превращалась в позиционную и вялотекущую – тема безопасности вновь начала исчезать с наших радаров. В 2019-м на выборах среди прочего победила идея, что мира можно бескровно достичь при помощи переговоров. Результат мы знаем.
А потому Украине несложно понять европейцев. Они сейчас проходят тот путь, который нам самим хорошо знаком.
Мы многое могли бы поведать об опасностях существования пророссийских сил в стране. Могли бы рассказать о рисках торговли с Москвой. Мы знаем, как Кремль эксплуатирует свободу слова ради искажения реальности. Как он подкармливает страхом большой войны пацифистские идеи среди иностранных политиков. В конце концов, могли бы рассказать европейцам о том, что от войны можно устать – и что от этой усталости в обществе возникает запрос на переговоры с агрессором. Мы можем рассказать об этом, потому что сами через это проходили, сами с этим мирились и сами за это голосовали.
И нам стоить быть готовыми к тому, что мы будем натыкаться на равнодушие. На политический цинизм. На готовность отмахиваться от опасности. Нам это тоже будет хорошо знакомо. В конце концов, совсем недавно мы и сами были готовы так себя вести. Обвиняли в алармизме тех, кто твердил об опасностях войны. В списке угроз рост тарифов ставили выше военных рисков. До последнего были уверены, что полномасштабного вторжения удастся избежать.
История подарила нам сегодня моральный пьедестал. С этого пьедестала нам легко говорить о принципах и ценностях, последовательности и принципиальности. Но нам будет легче понять европейцев, если мы сами будем помнить о собственном прошлом. Если не станем придумывать себя задним числом. Если вспомним о том, какими мы были – перед тем как стать теми, кем стали.
А еще нам будет легко примерить на себя европейское протрезвление, если мы посмотрим на людей в пикселе. Привычная формула мирного времени – о том, что служат те, кто добровольно выбрал себе такую судьбу – перестает работать во время войны. Безопасность страны обеспечивают не какие-то «специальные» люди. Специальные заканчиваются – по мере того, как выигрывают время всем остальным. И очень скоро армия начинает состоять не из тех, кто выбрал себе судьбу, а из тех, кто свою судьбу принял.
«Взрослость» – это не вопрос возраста. «Взрослость» – это критерий ответственности. Дети склонны жить с внешним локусом контроля – списывая свои успехи и неудачи на внешние факторы. Взрослые живут с внутренним локусом контроля — возлагая ответственность за обстоятельства своей жизни на себя.
Украинское общество проходит сейчас этот тест. Одним удобнее объявлять себя маленькими и беспомощными. Другим приходится тянуть за себя и «за того парня». Одни говорят, что безопасность – дело рук иных. Другие держат небо, чтобы оно не рухнуло нам на головы. Та самая дилемма, что и в стране моего собеседника. Его сограждане привыкают к тому, что НАТО – это они. Наши сограждане – к тому, что нет иных ЗСУ, кроме тех, что состоят из нас.
Потому что война – это время взрослых.