Каждый раз, когда Украина пытается себя защитить, пророссийские ребята делают вид, что никакой аннексии Крыма не было.
Они твердят о свободе слова и цензуре. О правах человека и плюрализме. Они ведут себя так, будто на дворе снова довоенный 2010-й. В котором Крым интересен разве что курортным сезоном, а Донбасс – величиной «угольных» дотаций.
В те довоенные годы Украина жила по правилам рынка. За ее будущее боролись два центра влияния. Запад работал с гражданским обществом. Россия – с политическими элитами. Сторонники каждого вектора сражались друг с другом на выборах, но ни о какой «кровной мести» речь не шла.
В той довоенной реальности не было линии фронта, а потому ее трудно было перейти. Можно было рассуждать о конкуренции и солидарности. О единых правилах и равных возможностях. Все изменилось в тот момент, когда «линия фронта» лишилась кавычек.
Пророссийские партии в Украине утратили свое право считаться разновидностью нормы семь лет назад. В тот момент, когда Москва ввела свои войска на территорию полуострова. В тот момент, когда оккупационные силы устроили вторжение на Донбасс.
Московские разговоры про украинскую «хунту» опровергались тем, что адвокаты Кремля остались в политической жизни Киева. Если бы Украина напоминала ту страну, о которой рассказывал российский телевизор, – никакой Виктор Медведчук был бы невозможен.
За эти семь лет пророссийские партии уверовали в свою безнаказанность. В то, что смогли добыть индульгенцию от ответственности. Они поверили, что могут и дальше заниматься тем, чем промышляли до войны. А именно – сносом украинской государственности.
С небольшой правкой. Последние семь лет они агитировали уже не столько за Москву, сколько против Европы. Не столько за российские правила игры, сколько за уничтожение западных. Тех самых, которые призваны были бороться с коррупцией и создавать пространство для развития.
Пророссийские торговали неверием и цинизмом. Ложью и ненавистью. Топили факты в фейках и пытались переписать реальность. В их картине мира не было аннексии Крыма и оккупации Донбасса. Зато были рассказы о внешнем управлении и беспричинной русофобии. Впрочем, весь их бунт против западного влияния сводился лишь к попытке передать эти рычаги в руки Москвы.
Они делали ставку на сознательных подлецов и полезных дураков. Первые должны были делать грязную работу. Вторые – прикрывать работу первых, рассуждая о рынке идей и свободе слова. При этом обе группы старались уходить от разговора о том, что случилось весной 2014-го года.
Потому что оккупация украинских территорий выбивала у них из-под ног остатки этического фундамента, на котором они пытались устоять. Разговор о российском вторжении обнулял их попытки притворяться частью украинского политического пейзажа. Они пытались сделать вид, что их существование в Украине после начала войны – это норма. Хотя, на самом деле, это было лишь досадное недоразумение.
Они могли требовать участия в украинской дискуссии — до аннексии Крыма. Они могли рассуждать о будущем страны – до вторжения на Донбасс. Россия сама отобрала у них и то и другое, решив переписать историю Украины при помощи оружия. И нынешние санкции в отношении пророссийских сил – это всего лишь запоздавшая гигиеническая процедура. Которая должна была случиться в 2014-м, а случилась в 2021-м.
Они очень хотят, чтобы мы забыли контекст. Чтобы вычеркнули из памяти их биографии. Чтобы мы перестали оглядываться. Потому что только это способно вернуть им довоенную легитимность.
Ту самую, которую у них отобрал Кремль семь лет назад.