Двадцатый век приучил нас к тому, что цензура – это ограничение информации. Что победить дракона можно при помощи правды. Что факты способны разрушить любой авторитарный режим. Но оказалось, что в ХХI веке войны ведутся по совершенно иным правилам.
Интернет и впрямь стал приговором для прежней концепции цензуры. Но ей на смену пришла иная. Та самая, что прячет факт в нагромождении информационного мусора. Та самая, что стирает грань между правдой и ложью. Та самая, которая приучает человека сомневаться в очевидном.
Мы слышим полярные точки зрения и заученно повторяем, что «правда где-то посередине». На самом деле, правда там, где она есть. И она не меняет свои координаты от появления новых вбросов. Но именно на это рассчитывают те, кто пытаются создавать альтернативные версии реальности.
На этом фоне двадцатый век смотрится довольно патриархально. Информационные войны в нем велись по правилам Первой мировой. Когда границы окопов четко очерчены, зоны влияния тоже, а прямые боестолкновения ведутся лишь на периферии. При этом у того же СССР была своя собственная повестка, которую он продвигал «на экспорт». В этом идеологическом наборе были «интернационализм» и «государственное регулирование», «социальное равенство» и «всеобщая занятость». Но затем наступил двадцать первый век – и правила изменились.
Можно заметить, что нынешний Кремль не столько пытается экспортировать свои собственные ценности, сколько разрушать чужие. Размывает концепт факта. Засоряет медиапространство фейками. Манипулирует общественным мнением. На смену стратегии позиционных войн пришла тактика диверсионных операций.
Задача российской пропаганды состоит не в том, чтобы доказать превосходство Кремля. Напротив – она пытается доказать, что все одинаковые. Старается похоронить правду в нагромождении лжи – и оттого щедро торгует конспирологией. Аннексия Крыма, вторжение на Донбасс и уничтожение пассажирского Боинга проявили этот подход особенно ярко. Расчет прост – чем больше информационного мусора, тем выше шанс, что факты попросту ускользнут от внимания аудитории.
Мы привыкли воспринимать цензуру как заколоченную наглухо дверь. Как замок, преграждающий доступ к информации. Но новая реальность изменила правила игры. Отныне цензура – это десятки взаимопротиворечащих версий, которые погружают обывателя в растерянность. Это гвалт, мешающий отличить правду от лжи, важную информацию от вброса, а факт – от фейка.
Современная Москва судя по всему, сделала ставку именно на это. Он целенаправленно торпедирует чужие институты и доверие. Подкармливает фриков. Инвестирует в хаос. По каждому предмету дискуссии вбрасываются дополнительные версии, единственная задача которых – погрести под собой правильный ответ.
«Луна – выдумка масонов». «Луна сделана из швейцарского сыра». «Луна – рукотворный круг, прибитый гвоздями к небесной тверди». Все эти заявления призваны заглушить голоса тех, кто робко напоминает, что Луна – спутник Земли. И главная проблема этой стратегии в том, что для нее не существует противоядия.
Вся знакомая нам военная история – это состязание снаряда и брони. Чем мощнее становился первый – тем толще становилась вторая. Но отличие информационных войн в том, что брони тут не существует в принципе. Потому что даже разговоры о ней чреваты обвинениями в цензуре.
Мы приучили себя думать, что информация – это товар. Что законы спроса и предложения сами выведут рынок в точку равновесия. Что любые точки зрения имеют равное право на существование. Мы справедливо боимся того, что цензурная дубинка рано или поздно превратится в бумеранг. И именно этим пользуются те, кто использует медиа в качестве оружия.
Рыночные правила работают там, где есть рынок. А медиа этим рынком быть перестали. Рядом с теми, кто пытается работать по правилам, пустили корни те, кто любые правила игнорирует. Инвестиции в этот бизнес важны для них косвенными дивидентами. Политическими. Социологическими. Электоральными.
Вдобавок, факты сухи и рациональны. А информационный шум продает себя при помощи эмоций. В этой схватке нередко побеждает не тот, кто говорит правду, а тот, кто говорит ярче. Манипуляции привлекательнее правды ровно по той же причине, по которой люди предпочитают джанк-фуд — здоровому питанию. Судя по всему, нам теперь впору говорить об эпохе джанк-контента.
Призывы к честной конкуренции выглядят довольно сомнительно, если учесть, что авторитарные страны тратят миллиарды на продвижение собственных смыслов. А потому новая реальность ставит перед нами непривычные вопросы. Например о том, может ли открытое общество оставаться открытым в условиях агрессии со стороны закрытого? Где грань между пропагандой и журналистикой? Должна ли наступать ответственность за фейки и манипуляции?
У нас нет ответов на эти вопросы. Но это не значит, что эти вопросы не имеют права на существование. Вопреки нашим стереотипам, тот, кто говорит правду, чаще всего проигрывает тому, кто лжет. Потому что первый ограничен рамками этой правды. А второй не ограничен ничем. Новая реальность обнулила старые правила – и нет никакого смысла прятать от этого факта голову в песок.
В конце концов, подобная поза делает вас только лишь уязвимее.