Аннексия Крыма запустила процесс эмансипации Украины.
Эта эмансипация началась с пространства общего политического. Следом наступил этап экономики и взаимной торговли. После пришло время общего исторического и символического. Затем настал черед моральных авторитетов: те, кто в РФ претендовал на универсальность своих нравоучений, внезапно обнаружили, что гражданство ограничивает легитимность их менторства.
Но до сих пор не случилось битвы за Гоголя. Николая Васильевича.
То, что отличает его от всех остальных украинских писателей – это целевая аудитория. В отличие от Шевченко или Франко, Гоголь писал в первую очередь для жителей империи. Причем тех, кто составлял ее «титульную часть». И писал он не просто для них, но и – что еще важнее — про них.
Законы юмористического устроены так, что в нем есть право на шутку. Рассказывать со сцены анекдоты про евреев может еврей. Про армян – армянин. В противном случае вы рискуете наткнуться на обвинение в шовинизме, а ваша шутка станет восприниматься как издевка и насмешка.
В постсоветские годы это правило неукоснительно соблюдалось: в том же КВН иронизировать над кавказцами получали право лишь команды с Кавказа. Над выходцами из Центральной Азии – казахи или узбеки. «Прожекторперисхилтон» предусмотрительно выдал своим ведущим национальности: Цекало отвели роль украинца, Мартиросян отвечал за закавказье, а Ургант иногда позволял себе шутить о евреях. Каждая юмористическая команда стремилась расширить географию шуток, приглашая в состав представителей нацменьшинств – чтобы избавиться от упреков со стороны «высмеиваемых».
И потому Россия будет держаться за Гоголя до последнего.
Не только потому, что он один из основателей мистического реализма. Не только потому, что в своих письмах говорил о русской компоненте своей идентичности. Не только потому, что его успели сделать эталонным творческим мигрантом, влившимся в пространство имперской литературы. Гоголь важен не только своей дружбой с Пушкиным и Жуковским, не только своей столичностью и литературным масштабом. Он важен еще своей интонацией.
Потому что его «Ревизор» или «Мертвые души» — это, в значительной степени, не бытописание, а сатира. Беспощадная и жесткая. Та, что высмеивает и бичует. Гоголь может любить своих персонажей, но он безжалостен к ним. Что, в принципе, неудивительно с учетом того, что сам писатель воспринимал литературу как способ менять мир и людей.
Немая пауза в финале пьесы «Ревизор» (которую сам автор хотел растянуть на сцене на несколько минут) — это лишь попытка поставить перед театральным зрителем зеркало, в которое он должен был всмотреться, узнать себя в действующих персонажах и, ужаснувшись, – измениться. «Мертвые души» и вовсе задумывались как трилогия, где главные герои, пройдя через череду очистительных испытаний должны были переродиться. Но зритель отказался это делать синхронно с литературными прототипами и второй том отправился в печку.
Гоголь – самый яростный сатирик и высмеиватель. И высмеивал он ту самую российскую имперскую реальность, о которой написаны его главные произведения петербургского периода.
И как после всего этого признать его украинским писателем? Как после этого читать его книги в России?
Это признание разрушит легитимность его насмешек. Окажется, что это уже не русский автор бичует пороки своей страны, а представитель иной – уже заграничной и враждебной – культуры высмеивает страну, в которой оказался. Отдай Гоголя Украине – и получится, что полтора столетия Россия читает безжалостную сатиру на собственный быт, которая написана внешним наблюдателем. Окажется, что все это время с литературной сцены анекдоты про Россию русским рассказывал иностранец.
А смириться с этим решительно невозможно.