Певец Иван Дорн назвал украинцев младшими братьями, россиян – старшими, войну – ссорой, открестился от помощи АТО и пообещал скорый мир между Киевом и Москвой. Оказалось, что Украина и певец одинаково заблуждаются на счет друг друга.
Украинские соцсети всегда проходят через две стадии реакции на скандал. Сперва возмущаются сказанным («каков подлец"), а затем – возмущаются возмущением («нашли на кого реагировать"). Иногда к ним прибавляется третья – "он просто дурак, отстаньте от него". Но в том и штука, что нет никакого смысла в призывах забыть о словах Иван Дорна. Проблема не в том, что рядом с ним не было опытного pr-консультанта: певец лишь описывал свою реальность и сказал ровно то, что думает. И нам не мешало бы понять, почему он думает именно это.
Культуры вне политики не бывает. Потому что в самом широком смысле "заниматься политикой" — это определять правила жизни, которые приняты в обществе. Это фиксация нормы и девиации, правильного и неправильного. В конце концов, "заниматься политикой" — это определять картинку будущего. Каждый из нас так или иначе вовлечен в этот процесс: и когда ставит галочку в бюллетене, и когда не приходит на избирательный участок вовсе.
Потому что отказ от того, чтобы "заниматься политикой" — это лишь еще одна форма твоей публичной позиции. Если ты "вне политики" — значит, ты всего лишь делегируешь право определять свое будущее кому-то еще.
Вдобавок, публичный статус – это история про то, что права невозможны без обязательств. Именно публичность позволяет своему обладателю зарабатывать много, путешествовать часто, жить ярко и самовыражаться повсеместно. Но в роли налога на подобный формат существования выступает реакция на ошибку. Которая при всех прочих всегда громче и жестче, чем реакция на кухонный разговор. И все разговоры о том, что Иван Дорн принадлежит только и исключительно самому себе – это лукавство. Украина обратила внимание на ситуацию именно потому, что он – не частное лицо.
Потому что публичный человек – это тот, кто, среди прочего, задает "рамку нормальности". Он определяет тренды – в моде и стиле, в музыке и модели поведения. Иван Дорн вправе думать, что он может легитимизировать свою точку зрения среди поклонников. А украинское общество вправе считать, что оно может делегитимизировать самого певца.
Та самая война, которая началась три года, перепахала украинское общество вдоль и поперек. Изменила рамку нормальности. Создала новые вопросы-маркеры – ответы на которые делят людей на "своих" и "чужих". И если довоенная традиция сводилась к универсальному миротворчеству образца кота Леопольда, то сегодня куда важнее то, чьей победы и чьего поражения ты желаешь в нынешнем противостоянии.
Страна изменилась – а украинский шоу-бизнес этого не понял. Возможно, потому, что за двацдать три года своего существования он привык к роли "элоев". Привык к тому, что его реальность состоит из совсем иных кирпичиков быта, чем реальность его аудитории. И когда в стране началась война – многие попросту этого предпочли не заметить.
В конце концов, советская эпоха приучила их, что заслужить право считать звездой можно лишь после переезда в Москву. И потому мы из года в год обнаруживаем российские города в гастрольных графиках украинских исполнителей. Раз за разом слышим о том, что "всем нам нужен мир". Изо дня в день наблюдаем усердные попытки усидеть на двух стулях одновременно.
В этом нет ничего удивительного. Принятие новой реальности будет означать для этих людей выход из зоны комфорта. В которой так приятно крестить друг у друга детей, летать чартерами в гости и ругать что-то абстрактное, чтобы не дай бог не поссориться с кем-то конкретным.
Весь этот показной цинизм Дорна – "надел тризуб, чтобы не воняли", вся его напускная аполитичность — "спросил бы у Путина, как ему живется в роли Весов", все это дистанцирование от конфликтности — "на АТО не жертвую" — это ни что иное, как этическая эклектика "нулевых". В этом смысле он мало чем отличается от Ирины Билык, заявившей год назад, что главный итог войны – сокращение в Украине числа городов, подходящих для гастролей. И то и другое родом из того прошлого, в котором убеждения считались анахронизмом.
Дорн как и Билык – не враг себе. То, что он произнес в интервью, вряд ли было сказано с целью разозлить украинскую аудиторию. Напротив – он сказал именно то, что, как ему кажется, должна услышать его аудитория. Просто он так и не понял, что украинская аудитория и российская – это уже не одно и то же. И то, чему будут аплодировать в Москве, вызовет обструкцию в Киеве. И это лишь еще одно подтверждение того, насколько изменилось по обе стороны границы представление о норме.
А еще Ирину Билык и Ивана Дорна роднит то, что их украинская аудитория в одинаковой степени не определяет повестку в стране. Она лишь ее потребляет. Повестку – равно как и представление о допустимом – создают именно те, кто не считают отмену авиасообщения с Россией капризом Киева.
Более того – Дорн и Билык могут быть убеждены, что они мейнстрим для своей социальной среды. Что маргинал – это Алексей Горбунов, отказывающийся от ролей в России, или Тарас Тополя, собирающий деньги на АТО. Они могут считать их исключениями, которые нарушают общее правило. Белыми воронами, мешающими коллегам по цеху считать себя порядочными людьми. Вполне может быть, что они правы. И что на каждого Горбунова сегодня приходится десять Билык, а на каждого Тополю – десять Дорнов.
Но это значит лишь то, что гражданскому обществу предстоит одомашнить украинский шоу-бизнес. Только и всего.