Проблема обоих Майданов именно в том, что мы по инерции называем их революциями. Хотя честнее было бы назвать их восстаниями.
Третий год подряд соцсети становятся кабинкой для исповедей. Люди пишут о том, что их мечта предана и растоптана. Что одномоментных перемен не случилось. Что идеалы Майдана отодвинуты на обочину. Что политики воруют, а чиновники саботируют. И каждый такой пост обнаруживает в своем авторе человека, который верит в то, что история – это набор дат и событий.
Хотя на самом деле, история – это логика процессов. Которые последовательны как времена года. И если история чему и учит – так это невозможности саму себя обхитрить.
Украинский Майдан не был революцией просто потому, что у революции есть не только четкая повестка, но и люди, которые ее затем реализуют. А украинский Майдан был скорее восстанием против попытки узурпации власти. Но объединение по принципу «против» совсем не то же самое, что объединение по принципу «за». И потому, все, что происходит сегодня в Украине – абсолютно закономерно.
Можно поменять обстоятельства жизни в стране – но нельзя быстро изменить общество. Это процесс, который растягивается на десятилетия. Мы часто судим о стране по аудитории фейсбука, но это ошибка. Украина соцсетей стояла на Майдане, записывалась в добробаты и волонтерила на фронте. Но ее доля вряд ли выходит за рамки условных 15%. И за этот электорат сегодня борются как минимум три политические партии.
А вся остальная страна хочет простого и понятного. Конца войны. Достатка. Уверенности в завтрашнем дне. Проблема в том, что в воюющей стране все эти вещи – точно такая же утопия, как и мечта об одномоментной трансформации государства. И в этом смысле люди с майдана и люди у телевизора совпадают в главном. В своих завышенных ожиданиях.
С одной стороны, именно завышенные ожидания создают тот самый запрос, который заставляет страну эволюционировать. Но в тот момент, когда завышенные ожидания из пространства стратегического планирования перекочевывают в пространство тактического ожидания – начинается фрустрация. Одно дело – стремиться к тому, что Украина в какой-то момент сможет вступить в ЕС. И совсем другое – надеяться на то, что это случится через пару лет.
Та же идея евроинтеграции тоже становится во многом заложницей этих ожиданий. Общество неоднородно, для кого-то эти идеалы ценны сами по себе – из-за общего духа свободы, которым они пропитаны. А для кого-то они инструментальны и, в первую очередь, восприниматся как способ достижения «европейского качества жизни». Но в том и проблема, что не существует некоего общего и универсального для всего европейского континента «качества жизни».
Мы часто сравниваем Украину с Польшей. Сопоставляем зарплаты, социальные гарантии, качество медицины и образования. Западный сосед в этом контексте привычно подается как некий образец для подражания, как ролевая модель, к которой следует стремиться. Но при этом в самой Польше (как и во многих других странах восточной Европы) царит точно такая же фрустрация насчет того, что западная Европа для них остается недостижимым идеалом.
И это закономерно: Германия или Великобритания остаются теми странами, куда уезжают на заработки сами поляки. А на высвободившиеся места приезжают работать украинцы. И несмотря на все польское благополучие неизбежное отставание восточной Европы от западной точно так же вызывает усталость и раздражение. Как следствие – на выборах в этих странах победу одерживают национал-популисты, энтузиазм которых сдерживает лишь европейская бюрократия.
И потому нужно четко отдавать себе отчет – в случае успеха реформ Украина все равно никогда не станет Германией, как не стала Германией и Польша. Если завтра у нас по мановению волшебной палочки появятся справедливый суд, эффективные правоохранители и ответственный парламент – мы все равно не будем региональными лидерами на континенте.
Более того – все эти желанные приобретения не сделают из Украины даже вторую Польшу. Во-первых, упущено слишком много времени. Во-вторых – уйдет немало времени на капремонт госмашины. В-третьих, потому что чудес не бывает – чтобы стать Южной Кореей или Финляндией нужны десятилетия упорного труда. А в-четвертых, войну никто не отменял: мы все равно будем тратить много на армию, а инвесторы будут скрупулезно взвешивать риски.
Самый оптимистичный сценарий нашего будущего – это стать Румынией. Тоже, кстати, православная страна с давней коррупционной традицией, которая по капле выжимает из себя неэффективность. И если вам кажется, что это не то, чего заслуживает Украина, значит, вы разочаруетесь в европейских ценностях точно так же, как разочаровались в Майдане. Потому что реальности нет дела до ваших амбиций, если они ничем не покреплены.
Наша фрустрация – это всего лишь нежелание отрефлексировать перемены. Те самые, которые произошли в обществе и стране за три года. Неготовность сопоставить реальность с той повесткой, которая царила в Украине тысячу дней назад. Мы все ждали от Майдана быстрого и одномоментного. Кинжальных реформ, тотальной кадровой ротации, быстрой смены правил. Но не учли глубины проблем и масштаба вызовов.
И проблема заключена не столько в реальности, сколько в наших ожиданиях от нее. В нежелании признавать, что горизонт решения некоторых проблем может быть дольше, чем нам хочется. Что амбициозность целей должна сопровождатся реалистичной оценкой промежуточных результатов.
Лучший способ не разочаровываться – не очаровываться. Это лишь в сказках Илья Муромец лежит 33 года на печи, а потом борет врагов. В реальности же он лечит пролежни и дистрофию.
