Есть термины, которые успели потерять всякую конкретику. Например, «порохобот».
Еще свежо в памяти весеннее разделение, случившееся после второго тура президентских выборов. Когда 75% избирателей, дошедших до участков, поддержали Владимира Зеленского, а около 25% — Петра Порошенко. Мы часто говорили о том, что эти 75% были довольно пестрыми по своему составу. Что они включали в себя людей с очень разными ценностными установками. Но справедливо будет сказать и о том, что оставшиеся 25% тоже были неоднородными.
В апреле в этом лагере оказались те, кто голосовал лично за Петра Порошенко. И те, кто готов был голосовать за повестку суверенитета.
Для вторых была важна не персона, а подходы. Бегство от империи, сопротивление агрессии и война как главный пункт, с которого для них начинался список угроз. Все, что способствует дрейфу от империи – воспринималось как желательное. Все, что размывает внешнюю крепостную стену – как потенциально опасное. Вся нынешняя война идет за право Украины быть Украиной – и потому повестка суверенитета успела стать определяющей для небольшой, но довольно активной части украинского общества.
Петр Порошенко для них мог быть вынужденным компромиссом. Которого они поддерживали лишь потому что не смогли найти в бюллетене лучшей кандидатуры. Тем более, что сам Владимир Зеленский в ходе президентской кампании заигрывал с разными группами избирателей, максимально дистанцируясь от любой конкретики. Для части избирателей подобная «всеядность» внушала подозрения – и они не были готовы его поддержать.
Собственно, именно поэтому партийный результат Петра Порошенко на парламентских выборах оказался ниже, чем его персональный результат во втором туре президентских. 25% превратились в 8% — а остальные голоса распределились между другими проектами. В рамках парламентского меню «повестку суверенитета» предлагали уже несколько игроков — от объединенного лагеря националистов до партии «Голос».
И теперь мы можем стать свидетелями еще одного витка эволюции.
Те, кто поддерживал лично Петра Порошенко, с большой долей вероятности, останутся его сторонниками и дальше. А те, кто поддерживал повестку суверенитета, теперь будут внимательно всматриваться в нового президента. Их отношение к его действиям будет определяться конкретикой. Потому что вектор движения важнее персоналий, а функционал первичнее конкретных имен.
Тем более, что почти все украинские президенты проходили этап внутренней эволюции. Сам Петр Порошенко в редакции 2014 года довольно сильно отличался от самого себя образца 2019-го. В этом и состоит чудотворный эффект Кремля – он раз за разом требует от любой украинской власти куда больше, чем та может предложить.
Любой новый политик может искренне верить, что с Москвой можно договориться. Что в Кремле сидят рациональные люди, которым выгодны мир и торговля. Что поиск компромисса обречен увенчаться успехом. И каждый раз эти люди узнают о том, что для Кремля их уступчивость – недостаточна, их договороспособность – кастрирована, а их миролюбие – недостаточно капитулянтское.
Теоретически, все это может произойти и с Владимиром Зеленским. В какой-то момент он может понять, что любые попытки «наладить диалог» разбиваются о тот факт, что он – президент отдельного государства, у которого есть флаг, гимн и язык. И что для Кремля все это – избыточные атрибуты, мешающие исправить «ошибку истории» и вернуть Украину обратно в империю.
И тогда, возможно, мы увидим его внутреннюю эволюцию. Подобной той, что раньше происходила со многими его предшественниками. Которые избавлялись от собственных иллюзий и вынуждены были отстраивать украинскую государственность лишь потому, что Москва не оставляла им выбора. Если он впитает в себя повестку суверенитета – то сможет заручиться голосами тех, для кого она первична.
Взамен всех тех, кто отколется от него, упрекая в «национализме» и «разрушении братского единства». Мы ведь все это уже проходили, не так ли?
