Первое ответственное задание по оказанию братской помощи неизвестному, но терпящему бедствие коллективу, Света получила в шесть лет, в старшей группе детского сада. Надо было клеить бумажные пакетики для ростков молодой капусты. Воспитательница выдала норматив – сто пакетиков с каждого ребенка. Но кто сделает больше всех, имя того героя увековечат в похвальной грамоте с почетным размещением таковой на доске объявлений при входе в детский сад.
Преисполненная спасительного волнения, Света нацелилась на подвиг. Где-то в темных и холодных полях гибли, прорываясь из земли, ростки молодой капусты, замерзали, не согретые теплом бумажных пакетиков воспитанницы Светы. Страна и переполняющее чувство сострадания к умирающей капусте требовали подвига.
Пакетики клеили всей семьей и всю ночь, спасибо деду, сохранившему подписку газеты «Правда» за несколько лет.

Света помнила, как вечером, под синюшным отсветом телевизора, дед, нацепив на крупный нос очки, важно разворачивал кисло воняющую типографской краской газету, приговаривая:
- Ну-с, что там, как дела у нашей Индиры у дорогой Ганди…
Света с волнением слушала ровное гудение деда, читающего вслух о непростой борьбе храброй женщины против американского империализма.

От газетного листа отрезали полоску шириной в десять сантиметров, сворачивали её в цилиндр и аккуратно склеивали края. Света представляла, как где-то далеко, в промозглом поле, чьи-то заботливые руки оденут этот конвертик на капустный росток, и бумага согреет новую жизнь, и благодарный росток превратится в крепкий и круглый капустный кочан.
- Триста восемьдесят четыре, — на следующее утро в группе радостно огласила Света итог семейного ночного рукоделия.
В углу комнаты горько рыдал мальчик, с мамой и бабушкой склеивший за бессонную ночь ровно и всего лишь триста восемьдесят конвертов.

Стопки конвертов, перевязанных бечевкой пачками по сто штук, завхоз, кряхтя и ругаясь, перетащил в дальний угол детсадовской кладовой, где они потом и пылились несколько лет.

В школе, когда из начальных парт Свету с одноклассниками пересадили за парты средние, её назначили ответственной по занятиям политинформацией. Письмо президенту Америки Рейгану, угрожающему цивилизованному миру бесчеловечной ядерной войной, писали всем классом, осуждали и клялись не простить. Гневные слова Света записывала на тетрадном листке ровным аккуратным подчерком, стараясь, чтобы получилось без ошибок, потом запечатали и подписали – «Америка, Белый дом, Рейгану».

В студенческой юности, когда Света рыдала над своей несчастной любовью, её утешала староста группы, крепкая активистка и разрядница по плаванью, гладила по плечу и подыскивала нужные слова:
- Поверь, по сравнению с количеством детей, ежедневно погибающих в Африке от недоедания, твои проблемы мелкие и даже мелочные…
Света представляла себе маленьких тощих чернокожих ребятишек с распухшими животами, ползающих по детским спинам жирных африканских мух, и любовная боль под напором душераздирающих картин отступала и меркла.
Действительно, разве можно, когда где-то там такое…

В девяностых личные проблемы и хроническую задержку заработной платы заслонила чеченская война.

Я помню разговоры тёти Светы о мелкости и мелочности наших проблем. И что наша нехватка денег и бесконечный поиск подработок и хоть какого-то заработка, наше умение перешивать износившиеся джинсы в приличную с виду юбку, способность из занятого у соседей одного куриного яйца напечь на неделю лепешек, талант приготовить из одной селедки суп, жаркое и рыбный пирог, все это ерунда по сравнению с гибнущими где-то в Чечне солдатами и офицерами.

Я помню все это.
И потому мало удивляюсь, что созвонившись с тётей Светой я почти не слышу о её проблемах, о городе Ростове, в котором она прожила не один десяток лет, и больше слушаю рассказы о том, что происходит у нас, у хохлов…