Художественное сравнение используется не только для краснобайства, а для того, чтобы как-то разъяснить третьей стороне сенсорный опыт, который ранее был ей незнаком, при отсутствии ближайших аналогов для сопоставления.

Если кто-то читал Гаррисона, то помнит, как волосатый первобытный неандерталец-парамутан объяснял такому же первобытному, но трезвому охотнику-кроманьонцу Керрику удовольствия от употребления «огненной воды».

- Это так же хорошо, — говорил парамутан, — как есть свежую печенку, лежа на женщине.

Добрый и непосредственный неандерталец просто совместил высшие ценности в его жизни — жрать и трахаться, и таким путем описал чувственный опыт от попойки в хижине холостых охотников. Причем заметьте — он не говорил что ощущения такие же, как есть печенку во время полового акта. Он сказал — «это так же хорошо». «Такие же» и «так же» это разные вещи.

Керрик попробовал выпить из бурдючка, попал в жесткий бодун и сказал «да, это хорошо, но в другой раз лучше давайте печенку и женщину». Он тоже по своей первобытной простоте полагал, что сравнение является прямым. А оказалось что ты внезапно станешь глупым, будешь беспричинно смеяться и петь, а утром у тебя будет головная боль и сушняк.

Потом люди развились от каменного века до космического, и для сравнения начали использовать всякие диаграммы, графики и видеопрезентации, типа «сколько спичечных коробков можно выложить от Земли до Солнца», или «что будет с лошадью от капли никотина».

И здесь надо четко понимать, что сравнения часто бывают развлекательными, и используются ради самих сравнений, а вовсе не для передачи сенсорного опыта. Людям не обязательно знать — сколько спичечных коробок можно впихнуть между звездой и планетой. Просто им настолько нехуй делать, что их это знание развлекает. Точно так же нехуй было делать охотнику Керрику, котрого зима застигла в стойбище парамутанов. А из развлечений до весны оставались только оленья печенка, женщины и настойка на мухоморах.

Но как только зима закончилась, Керрик начал записывать не рецепты самогона, а состав парамутанского яда для охоты на крупных позвоночных. Вот это была уже абсолютно полезная информация, ради обладания которой стоило целую полярную зиму глушить самогон из нержавейки в компании снежных человеков.

В предверии выборов я получаю ценную информацию, что Зеленский не клоун, а артист. Артистами были Рейган, президент Америки, и Шварцнеггер, который хотел, но не смог. Нерон был артистом по призванию, а уж каким артистом был Фьюрер Шикльгрубер, так это вообще песня нибелунгов.

Но тут происходит то же самое искажение передачи чувственного опыта, как в случае сравнения самогона и печенки, хуя и трамвайной ручки, шахмат и преферанса.

Рейган был не просто профсоюзным деятелем и губернатором Калифорнии (о чем уже знают даже дети). Он был одним из скандальнейших губеров Штатов. Еще до того, как он стал президентом, в СССР его представляли как лютейшего мракобеса и некроманта. Без шуток — о нем выпускали книги. Я, например, еще пионером при Джимии Картере знал, что Рейган ненавидит природу — он сказал «кто видел одну секвойю, видел их все» и разрешил рубить реликтовые деревья.

Сенсорный опыт от президента Рейгана был не в том, что он артист. Он был в том, что Рони сказал: «Калифорницы. Вы охуели. Вам дороги в штате нужны или секвойи? Выбирайте что-то одно. Я вам обещал дороги. Выбирайте другого губернатора — и тогда у вас не будет дорог, но будут секвойи. Это ваши секвойи, и ваши дороги. А я просто служу вашим интересам. Я люблю секвойи, но вы выбирали меня за дороги»

Он не говорил — просите все что хотите, я все пообещаю, главное чтобы вы за меня еще раз проголосовали. Он сказал — я вам все уже пообещал. И я уже делаю

Можете себе представить, какие яйца надо иметь, чтобы подобное сказать в стране, где слова «женщина» и «негр» являются оскорблениями, права индюков защищаются конгрессом, а мужским производным от слова «повариха» чвляется не «повар», а «поварих».

Шварценеггер вовсе не прославился как артист. Арнолик начал сниматься в кино, уже будучи миллионером. После эмиграции из Австрии в качестве культуриста, он занялся строительным бизнесом, и выложил на продажу столько кирпичей, что первый фильм для него не представлял коммерческого интереса. Дальше он снимался потому, что его об этом просили поклонники.

Блистательный Ди Маджио покорил страну не только тем, что был бейсбольным кумиром и мужем Мерилин Монро. Он единственный, кто приехал на ее похороны с искренним горем. Тупая блондинка бросила тупого спортсмена по причине тупости, что может быть красноречивее? Какое художественное сравнение здесь можно употребить? В аспекте тупости — это как есть печенку, лежа на женщине.

Ни умный Артур Миллер, следующий муж Мерилин и обладатель пулитцера, ни вся семейка Кеннеди, которая шпилила ее по очереди, не приехали провести в последний путь тупую блондинку, при помощи спецслужб объевшуюся люминала. «Зачем ты здесь?» — спросили Ди Маджио на похоронах.

- Ну как… ну это… ну, в общем… я же обещал, и в горе и в радости, и пока смерть не разлучит нас…

И в этот момент всем в Америке перестало быть смешно. А тот, кто называл Джо Ди Маджио «мускулистым идиотом», вдруг почувствовал себя идиотом без мускулатуры.

Вы же понимаете, он вел себя как мужчина не потому что спортсмен. Наоборот.

Чаплин и Первиэнс, Эдит Пиаф и Марсель Седан. Григорий Сковорода обиделся на хамство магната и ушел прямо из-за стола в ночь босиком, отставив тарелку с угощением. За ним отрядили в погоню надворную сотню, но не догнали. «Мир ловил меня...»

Артисты, скульпторы, философы, художники, музыканты — они не потому попадали в политику, что хорошо рисовали, красиво танцевали или смешно шутили. Просто в определенный момент они проявляли необычные грани души. И «новые лица» приходили в мировую политику не потому что они новые.

Так можно любого прохожего отловить на улице, лицо-то явно новее, чем у заебавших всех политикосов из телевизора.

Но масштаб личностей «артистов-спортсменов» был таков, что неизбежно выталкивал человека в социальное служение, а медийный флер и блестки папарацци были вторичным эффектом.

А выбирать человека из-за вторичного эффекта популярности — это все равно что есть оленью печенку верхом на женщине, а поутру удивляться похмелью. Оно же примерно так, но как-то не эдак.

***

Чтобы закончить эту литературную эпопею, связанную с первобытными охотниками, чемпионами по бейсболу и президентами-голобородьками.

Был такой себе римский император Калигула. Тоже в определенном смысле артист. Исполнял роли он охуительно, и его в итоге зарезали вместе с беременной женой. После спектакля, в результате заговора, организованного Кассием Хереей.

Но проблема была в том, что он назначил своего коня Иницитата сенатором. И коня из сената выгнать было невозможно. Зарезать цезаря — это еще куда ни шло, а вот конь в сенате ничем не провинился, тем более что сами сенаторы его кандидатуру подтвердили.

Шо пишет про это справочник.

«После убийства императора в защиту Инцитата было сказано, что он, в отличие от прочих сенаторов, никого не убил и не дал императору ни одного дурного совета. Сенаторы также столкнулись с проблемой: по римским законам до окончания срока полномочий никого из сената, даже коня, выгнать было нельзя. Тогда император Клавдий нашёл выход: Инцитату урезали жалованье, и он был выведен из состава сената, как непроходящий по финансовому цензу»


Потому что коня они выбрали. Под нажимом или нет, но конь был введен в сенат. И зарезать его было никак нельзя. На неприкосновенности коня в сенате строился Рим. Цезарь — дело житейское. Не один так другой. А вот выбей камень из-под элекции, и тогда возмутится весь SPQR — на чем мы собственно строимся? На каком праве и каком слове? И почему тогда раб не может зарезать хозяина, если ему удастся украть меч? И почему сенаторы, такие борзые без Калигулы, покорно соглашались на коня при деспоте? А почему бы не зарезать тогда и остальных сенаторов? Тем более, что некоторые из них от коней не сильно отличаются?

Вот сейчас к нам заводят коня. Как «новое лицо».

Уже пробовали «красного директора». Уже пробовали «европейского пчеловода». Уже пробовали «нормального пацана в авторитете». Но как только начало что-то более-менее получаться, появилось желание попробовать «новое лицо». Вот сука два срока Кучмы, со всеми его пиздецами и лошадьми в сенате — никто не хотел новых лиц. Но когда агрессор стоит в четырехстах метрах от нашего курятника — внезапно потребовалось «новое лицо», именно сейчас, а не позже или раньше.

В таком случае, если артист неизбежен, я голосую за Динклейджа.

Карлик, инвалид и изгой, он стал всемирно известен благодаря роли Тириона Ланнистера. Тоже киношного политика. Но. Который, в отличие от сферического медийного голобородьки правил без помощи днепровских олигархов и не просил из бюджета на съемки фильмов. Который реализовал себя как в медиа, так и в реальной жизни.

В кино он дрался против своей семьи, сепаратистов, пиратов, драконов, религиозных мракобесов. Лично участвовал в боевых действиях. Любил всю жизнь одну женщину. Никогда не сравнивал свою несчастную родину с проституткой. И однажды добровольно отказался от власти в пользу общего благополучия.

А в реальности он, как минимум, более крутая медийная фигура, чем Зеленский. Его знают монархи и президенты.

Губернатор Шварценеггер — Терминатор. Президент Рейган — номинация на Оскар с «Кингз Роу». Питер Динклейдж — три «Эмми» и «Золотой глобус».

Украина — голобородько, телевидение галасеэвского района, чемпион кавээн. Или не чемпион. Та какая разница.

Знаете шо. Если вы определенно решили выбирать лошадь в сенат, выбирайте хотя бы породистого иноходца, а не фарбованного лошака с кварталов. Если артиста — то Динклейджа, Если драматурга — то Гавела, Если художника... ну, пусть не Гитлера, пусть безумного Диего Риверу. Если писателя — то Хемингуэя. Если продюсера и шоумена — то Трампа. Если олигарха — то Рокфеллера, а не Коломойского. Если жулика — то профессора Мориарти, а не Януковича. Если спортсмена — то Ди Маджио, а не Онопку.

Это было художественное сравнение. Как есть печенку верхом на женщине. Поскольку рациональные доводы вже не работают — приходится объяснять как неандерталец кроманьонцу. Шо «такой же» и «так же» — это разные вещи.


И шо было понятно даже первобытным кроманьонцам.