Наркополитика – она, сука, хитрая, как тот суслик. Ей постоянно приходится раскорячиваться всеми лапками на четыре стороны света, чтобы угодить всем причастным к проблеме, чьи требования противоречат друг другу. А кто вообще причастен к обсуждаемой проблеме? Ну, кроме барона Падло Эскобара, наживающегося на продаже третьеклассниками какоинов и гираинов в жувачках? И бабушек на скамейке, которые традиционно причастны ко всем наркоманам и проституткам, проживающим с ними в одном подъезде?
***
Во-вторых, созависимые, то есть мамы-папы, жены-мужья, дети, друзья, соседи, собаки и работодатели попавших в химическую неволю наркопотерпевших. Их интересует не проблема наркомании в целом, а конкретная судьба близких людей. Они настаивают на изобретении сверхмощной универсальной таблетки для родного бородатого карапуза, и смертной казни для всех остальных. Их относительно мало, но они, сука, лютые.
В-третьих, общество, которое не хочет бегать по утрам на работу по морозному хрусту пустых шприцов и блистеров под ногами. А вечером бояться возвращаться с работы в потемках. Они хотят, чтобы этого всего каким-то образом не стало. Кроме того они не хотят попасть в предыдущую группу созависимых. Общее требование – не убивать, а отловить, стерилизовать, надеть красные ошейники и вывезти куда-нибудь на острова Мауи. Их много, но они, сука, вялые.
В-четвертых, государство. Которое в принципе не переносит любое обращение крупных сумм мимо фискальных цедилок. Независимо от аморальности источника дохода. Оно бы готово и легализовать, и упорядочить, но у тех, кто потребляет, денег на налоги нет. А те, кто продает, платить не будут. Ну падлы же, они, Эскобары. Наркоторговцы, одним словом. Чего хочет государство? Чтобы общество не жужжало, а деньги не ходили мимо. Если вы думаете что это не так, то задайте вопрос – почему водка не наркотик? Этих много, но они, сука, эгоистичные.
Ах, да, чуть не забыл. Во-первых – конечно, же, собственно наркоманы, идейные и практические бенефициары всего этого ебаного дюсолейля и организаторы движухи имени себя. Чего они хотят – неизвестно. А если даже известно, то никого не интересует. Но не настолько, чтобы выйти из субъектов в объекты наркополитики (потому шо все равно люди, хотя бы по паспорту).
Остальные стороны, типа наркоторговцев, пушеров, ментов и прокуроров, все эти падлы-эскобары и комиссары-каттани являются сервисными, то есть проблему не создают и не решают, а обслуживают в том или ином виде текущее положение дел.
Шо из этого получается?
***
Лет пятнадцать назад разговаривал я с одним наркологом, назовем его условно Игорем Владимировичем. Был он не просто врачом, а социотерапевтом, шо обозначает кроме доктора с клизмой еще и чиновника, занятого проблемой в целом. Он сейчас в чинах – не Виевский, но тоже серьезная должность, так что можно верить.
Он мне печально поведал, что процент выздоровевших торчков (точнее – добившихся устойчивой многолетней ремиссии, от этой хуйни не выздоравливают полностью, не надейтесь, муркоманы) на Западе, где торчкам делают массаж стоп, наливают вкусный метадон и регулярно устраивают концерты «Рок против наркотиков», составляет 3-4%
Что примечательно, в Китае, где наркоманов лечат инъекцией в затылок из автомата Калашникова, процент ушлых ремиссионеров такой же (за вычетом погибших от лечения).
- А у нас сколько? – спросил я. А у нас, оказывается, 1-2% И это потому что мы ни туда, ни сюда. Надо бы уже определиться – то ли расстреливать, то ли бесплатные концерты братьев Самойловых по борьбе с наркоманией проводить. Но что-то надо делать в любом случае.
Тут я задумался. С одной стороны, грамотная и последовательная наркополитика приводит к двукратному увеличению эффективности борьбы с муркотиками и потребляющими их муркоманами. С другой стороны – двукратное увеличение от 2% до 4% может вообще от солнечной активности зависеть. И если одного выздоровевшего наркомана в каком-нибудь Лихтенштейне собьет грузовик на переходе, то вся статистика на таком микроуровне полетит к ебеням.
Аналогично статистика полетит и в большой России, где зарегистрирован один наркоман из десяти. А поскольку отправлять торчащее чадо анонимно в клиники Лихтенштейна имеет возможность только нуль-пять процента россиян (остальные собирают дрова бабушкам), то почти все ремиссионеры – это учтенные в статистике участники легальных рехабов. Отягощенные СПИДом, тубиком, сифом, а также административными и уголовными делами. Понятно, да? Количество торчков умножаем на десять, а процент просветленных исцелившихся, соответственно, делим.
Эти бально-статистические реабилитанцы обозначают то, что как только где-то намечается прорыв в деле лечения социальных болезней, при ближайшем рассмотрении оказывается, что прорыв состоял в покупке нового хитровыебанного японского калькулятора с левым рулем.
***
Тобто понятно, шо никакая наркополитика государства на базовую таргет-группу торчков влияния не имеет – им меняй хоть калашников на колесование в Китае, хоть рок на оперу в Дании, в пике получим пять процентов вернувшихся из зада – и слава богу. Наркополитика государства не может вытрясти монетки из чертовой копилки наркомании, куда уже попадали муркоманские судьбы, поэтому сосредоточена на том, чтобы туда не летели новые монетки – и это все, что она может сделать.
Давайте это примем за аксиому – государство никакими законами не может запретить ебаться на стороне, колоться по вене, и ссать в рукомойник. Оно может только карать за это.
Так шо муркоманов из списка докладчиков по теме вычоркиваем. Заодно вычоркиваем и созависимых, поскольку проблема наркозависимости вне своего семейного круга их не интересует вообще, как правило. В отличие от остальных обывателей, они сознательно уходят от болезненной темы, стараясь не травить себе и без того потравленную жизнь. Есть, конечно, редкие люди, подвижники, продолжающие борьбу с наркоманией даже после потери любимых людей.
Но они относятся больше к странствующим рыцарям типа Дона Кишота, чем к регулярной армии, и на исход войны не влияют. Они просто не дают забыть, что такая война идет, поднимаясь со своими драными и наивными знаменами в безнадежный бой.
Забегая вперед, скажу, что война без них невозможна. И они победят в ней, пусть даже в последний день существования человечества.
***
Кто у нас остался в акторах из интересантов? Государство и общество.
Самые врубные читачи катедры уже понимающе переглянулись. Да-да, друзья мои. В природе и обществе нет никакой борьбы с наркоманией, есть только менеджмент наркомании. Потому что ни один актор напрямую от нее не страдает, а соответственно бороться ему не надо, только канализировать и контролировать.
Ну, выходит Чипаллина вывел разговор на банальность – общество формирует запрос, власти пытаются его исполнить, как всегда. Уровня проблем дальнобойщиков, дельфинов, учителей, врачей и прочих зеленых насаждений. Але!
Але есть значительный нюанс: в наркомании проблемы типа дальнобойщиков решаются без учета интересов самих дальнобойщиков, а также их клиентов. Конечно, дальнобойщики приносят пользу, а наркоманы только вред. Однако вред и польза, дорогие друзья, одна и та же хуйня по скаляру, и отличающаяся только по вектору. В любом случае, проблемой от недополученного вреда или излишней пользы заботят тех, кто к ним имеет отношение.
А в итоге мы имеем некомпетентного заказчика и равнодушного исполнителя. Ну, чтобы было понятно – портрет прокурора-цезаря Пшонки, исполненный лауреатом всех художественных биеналле. Или шикарный бассейн на вилле, отделанный плиткой для морга. Или… короче, любой результат общения дебила с джинном из лампы, когда один не знает шо он хочет, а другому похуй шо получится.
Где-то в даниях контролируют недополученный вред раздачей метадона и лечебной щекоткой, а в китаях пиздят дрючками и прикладами, что приводит к сопоставимому и одинаковому результату – снижению социального вреда от неизлечимых членов общества на 95%.
Поэтому реально проводимая наркополитика есть отражение сути общества – насколько оно состоит из датчан, и насколько из китайцев, какова пропорция реабилитации и репрессии, насколько склонны забивать шурупы или закручивать гвозди – при том что результат туды-сюды буде одинаковым. Из кого состоит Украина – мы тоже увидим в процессе.
