Я
все чаще встречаю цитаты о том, что
«патриотизм — последнее прибежище
негодяя» (с) доктор Джонсон, и что это
самый простой способ получать удовольствие
от совершенного другими.
Тут
надо разобраться — кто это сказал, и о
каком патриотизме идет речь.
Я
как-то описывал семь слоев персональной
экосферы, где первый уровень, можно
сказать омфалос, «пуп земли» — это ты
сам. Ну и жена с детьми, если есть. А
седьмой, базовый — совокупность твоих
положняков, создающий именно тот мир,
в котором ты живешь. Его могут составлять
религия, менталитет, язык и весь остальной
адат и шариат, вплоть до привычки
соблюдать договора и не парковаться
поперек улицы.
Все
живое существует в опеределенных
условиях, более того — приспосабливается
к ним. Именно поэтому белый медведь ест
нерпу, а плюшевый коала — эвкалипт. Вы
будете смеяться, но у коня и дельфина
был общий предок. Просто одни все глубже
заходили в воду, а другие — все дальше
убегали в степь.
Таким
образом они освоили свои деляны, на
которых невозможно конкурировать на
равных. Хули коню делать в глубинах? И
понятно, что патриотизм дельфина состоит
в том, чтобы вся земля была покрыта
водой, а патриотизм мустанга — степь
от можу до можу. Патриотизм белого
медведя — это ледник до экватора, а патриотизм коалы
— победное шествие эвкалипта до полюса.
Назовем
это «агрессивным патриотизмом», хотя
для него есть свои обозначения.
Но
поскольку это малореально (Гитлер
ручается), патриотизм обычно ограничивается
охраной своего ценоза от разрушающих
его изменений. Изменять его можно и
нужно, но эволюционным путем, повышая
уровень качества своей жизни в нем.
Эвкалипт, там где он растет, должен быть
сочнее. А нерпа, там где она водится —
жирнее. То, к чему вы привыкли, должно
становиться лучше, но таким же, а не
другим.
Если
начать строить в Силиконовой долине
казино, а в Йеллоустоне атомную станцию,
лучше не станет ни эндемику, ни агрессору.
Поэтому сохранение своего привычного
ареала обитания — это здоровый патриотизм,
который связан с выживанием. А попытка
расширить свой ареал за счет чужого —
это патриотизм курильщика.
И
если это произойдет, вам придется
приспосабливаться к новому миру, но уже
чужому. Трехлетняя дочка пошлет вас
нахуй, вы запишете это на видео и
выложите в интернете.
Бухой
мент расстреляет вас в торговом зале,
депутатская курва в кокаине на феррари
собъет на переходе, а ваш бизнес отожмут
по закону. Тогда вам самим придется
отращивать шипы и когти, дочку выдавать
за мента, у курвы просить на коленях
компенсацию, а отжимальщиков заказывать
за выпрошенные курвины деньги у судьи
и прокурора.
Все,
вы уже русский. Ваш ландшафт изменился,
и со своими хрущами и вишней вы тут
просто не выживете. Ваш вид вымер.
Охрана
периметра вашего биоценоза и есть
патриотизм. Это не понт, и и даже не
гражданская позиция. Это элементарный
инстинкт самосохранения, котрым владеет
даже амеба.
Даже собака рычит. Даже кошка шипит. Даже крапива жалится. Они не только за себя рычат, шипят и жалятся. Они занимают территорию, и не хотят, чтобы на ней что-то менялось, в ущерб их выживанию.
***
В районе «Вилларибы» (не знаю, какой и чей бат там сейчас стоит), сепары и россияне регуярно выжигали поля. Нативные растения выгорали вместе с зерном, на пожарище ветром заносило сорняк — ядовитую амброзию и прочий будяк. Мокши выжигали еще раз — и опять, догорали последние семена местных — и опять заселение амброзией и уже совсем какими-то потусторонними растениями. И выжигали опять. И опять. И опять.
В итоге остались самие живучие — какой-то каменный колючий марсианский лес, перемежаемый ядовитой поддержкой, в который даже в бронике было страшно зайти. Это было поле, по которому когда-то можно было ходить босиком.
Но экосистема таки осталась, свято место пусто не бывает. Лучше всего в ней было змеям — потому что к ним хуй доберешься через эти окаменелые шипы — и они там царят на нижнем этаже, разбрасывая выползков по окрестностям.
Мир изменился. Для тех кто там был ранее, в нем больше нет места. Босиком больше не пройдешься.
Сейчас крымчане это познают на себе. Оказывается, налоги надо платить, милиция больше не уговаривает, а пиздит дубинками, участки отнимают, шалманы сносят — а кому не нравится, тот может запросто свалить в уютную Читу или гостеприимную Воркуту.
Может я и негодяй, но мой патриотизм таки последнее убежище. Отталкивая рогачом потвору «русского мира» от порога, я просто хочу выжить. Минимум — как человек. Максимум — как нация. Потому что в этом «мире» для меня жизни не будет. Для меня, для моей семьи, для моих друзей, для моего народа. В этой грядущей хуйне из окаменевшего будяка, змей под ногами и царского беспредела для нас жизни не будет. Или самому придется стать змеей.
Это просто сохранение своей экосистемы, а не подработка на стороне.
***
Так что же все-таки сказал доктор Сэмюэл Джонсон? И чем сейчас нас попрекают платные пидарасы, нанятые желающими превратить наше поле в ядовитую пустыню? Каким именно патриотизмом?
Не будем глубоко бурить, заглянем в Википедию.
«Джонсон говорил о британцах, которые, совершив преступления и дабы избежать тюремного заключения (или даже виселицы), использовали „патриотический“ акт. Ссылка на него позволяла „негодяю“ получить помилование и отправиться в британские колонии.»
То есть доктор Джонсон сам был патриотом, защищая привычный ему уклад жизни. Он требовал виселицы для тех, кто мешал ему пить чай с молоком, писать стихи и обсирать шотландцев.
Что говорит его жизнеписатель Босуэлл?
«… он не подразумевал реальной и щедрой любви к нашей стране, но имел в виду тот патриотизм, который так многие, во все времена и во всех странах, делали прикрытием личных интересов.»
Да, это мой личный интерес — чтобы моя страна оставалась моей. Чтобы она была пригодна для моей жизни, для жизни моих потомков, для жизни моего народа. Какой интерес можно назвать более личным?
Просто я не прошу за это зарплаты и одиннадцать сребренников за пост.
***
И, почему-то, упрекая нас в патриотизме, как личном интересе, московитские репродукторы, которые так любят чеканные афоризмы, забывают еще один. Тоже чеканный.
Так я напомню.
Чей кровью полито древо Свободы?
