Полная луна, и холодное Азовское море, залитое этой полной луной. Море замерзает к утру метров на двести, но к вечеру тонкий лед ломается волной и смывается. А темнеет уже в четыре. И это хорошо, что луна полная, потому что без луны тут без фонарика в туалет не сходишь, а фонарик — подарок для снайпера.
Море взбесилось. Прибой залетает на площадку Башни. Этот ебучий шторм длится подряд пятую неделю. Я прячу от него голову в наушниках ноута и под подушкой. Шторм похож на обстрел — стремительное шуршание прибойной волны по песку, со стороны Марика, как приход пакета РСЗО, и резкий удар воды в основание Башни.
На берегу взбесившегося моря стоит женщина в мультикаме и берцах. Она внезапно выхватывает из ножен катану — баттодзюцу мгновенное, на это не успела среагировать бы даже змея, у нее бы отлетела голова. Несколько секущих ударов, потом колющие выпады, вольт, отход, ледяное ожидание в неподвижной позиции, и точный возврат меча в ножны. Поклон невидимому противнику.
Она стоит на фоне полной луны с катаной, и ее берцы облизывает прибой.
Это не кино. Это реальность. Это Тайра. Такого кино не бывает. Это кажется постановкой Такеши Китано, но это реальность. А у нас — даже банальность. Что тут такого — женщина с катаной на берегу шторма?
В районе «Символа» бумкает несколько минометных приходов. Значит, есть вероятность выезда.
Прихрамывая, она идет в свой домик на берегу моря, доставая радейку. У нее титановый сустав в бедре. И примерно триста спасенных душ. На одну ее душу. А нам всем — «желтая готовность» по радейке. Дальше будет или «янтарь», и тогда обувь и броня, или «зеленая» через два часа.
Если есть на земле боги и кентавры, то она — одна из них. У нее не спрашивают пароли ни армейцы, ни нацыки, ни копы. Она сама по себе пароль. Кто спросит пароль у бога или кентавра?
Ей говорят «Привет, Тайра». Бог, конечно, один. Но тогда она богиня наполовину, а может и на три четверти. И кентавр на восьмилитровом эвакуаторе, полноприводном звере, котороый изнутри похож на кабину космолета «Ностромо».
Смерть гонится за ее машиной, но она всегда уходит сама, и увозит свой груз «триста» от смерти.
Почти всегда.
***
Мы потеряли бойца. Он до этого два раз получил в себя по касательной, и смеялся, когда мы его заклеивали по протоколу дорогой окклюзионкой. На третий раз осколок таки попал куда положено, и мы везем его в морг. Третий осколок. И четвертый, сквозь легкое в сердце.
Я не везу, я остаюсь на Башне с радио. Тайра и Фокс возвращаются в пять утра. Я их жду.
Фокс сразу валится на лежанку, а черно-белая Тайра говорит пустым голосом: Идите спать, мальчики. Все, «двести». Мы сделали все, что смогли. На этот раз — нет.
И мы идем спать по приказу. И делаем вид что спим.
А на берегу взбесившегося моря, прихрамывая, черная от горя и с белыми волосами онна-бугейся в одиночестве крутит свои клинки против ветра, говоря сквозь зубы что-то страшное, которое слышать лишним людям не нужно.
Есть слова, дозволенные только богам, рубящим зимний ветер на линии прибоя, и кентаврам на эвакуаторах, обгоняющих смерть.
