У Бейхуна были причины не любить дуку Хирхора, и об этом будет дальше. Но ссориться с господином наместником Шишуном он тоже не хотел. Поэтому за эти три месяца он не раз встречался с его людьми и имел весьма интересные беседы, а сейчас, проехав два дня на юг, он повернул на восток и двинулся дальше вдоль берега реки. Седельную сумку с чортом он взял с собой, а товарищи его следовали сзади.
Времена тогда были неспокойные, и господин наместник рассылал по всей провинции конные отряды, чтобы те следили за порядком. Поскольку людей, умевших обращаться с оружием, у него было немного, то отряды эти в большинстве состояли из байдуров. А поскольку понятия о порядке у байдуров и у государевых людей различались весьма, то господин наместник рассылал еще и своих верных слуг, чтобы те следили за справедливостью. А чтобы слуги эти не забывали о небесных постановлениях, был у господина наместника человек по имени Бубур, и страшнее его не знали в провинции никого. Государевы люди боялись его пуще грозы с градом и инспектора из столицы, но грабили крестьян все равно.
Вот с такими слугами и встретился Бейхун на третий день пути. Увидав их с пригорка, он с друзьями спрятался в лесу, а когда те подъехали, то выскочил и зарубил одного. Слуги не растерялись и достали сабли, но тут Бейхун повел рукой, и в поле поднялся сильный ветер. Глаза государевым слугам засыпало пылью, а Бейхун – не будь дураком, прыгнул на одной ноге, посмотрел на левое плечо и превратился в горшок со сметаной, а друзья его стали лягушками и вскочили туда. Тогда слуги перепугались и ускакали, а Бейхун выдрал у чорта волосину из носа, все стало как прежде, и они поехали своей дорогой.
***
В городе Хольме истинно чтили Небо и верили, что мир подобен хлебу, а хлеб подобен Богу – в каждом доме свой бог и свой хлеб, и хозяин делит его, как хочет. А чтоб не было между гражданами несогласия из-за богов, давно уже постановили, что хлеб у всех должен быть одинаков по весу, вкусу и цене, и следили за этим очень строго. Даже на гербе у них была изображена лепешка, а пекари были самыми почтенными людьми в городе после кожевников и народных любимцев.
Горожане очень любили свободу и пуще всего почитали тех, кто соглашался ею пожертвовать ради народного счастья или долга перед городом. Поэтому свободных людей в Хольме было меньше, чем народных слуг и должников.
Девять лет назад Хольм пошел под руку государя Неба и Земли, и теперь им правили наместники. Правда, в городе об этом говорили иначе: призвали государя на княжение и прислушивались к его наместнику. За столь короткий срок в Хольме наместников сменили уже дважды. Первый был натурой изящной, говорил о поэзии и красоте и взятки брал драгоценными камнями и картинами в золотых рамах. Когда его отозвали в столицу для суда, горожане почувствовали утрату, будто покинули их город красота и много денег. Второй наместник был натурой естественной, говорил о еде, женщинах и власти, а взятки брал породистыми конями и золотом в брусках. Когда его судили за измену государю, горожане почувствовали слабость, будто покинула их город жизненная сила и обозы с товаром. Третий наместник был натурой таинственной, все больше молчал да слушал других, взятки брал народной любовью и разными интересными бумагами. Звали его господин Шишун. Также он был наместником всей Сачкочуани.
***
Бейхун подъехал к городской заставе в полдень ранней весной. Двое его спутников следовали за ним, и солнце играло на золотом шитье чепрака, вода отражалась в блестящих аксельбантах, и весело хлопала по ноге сабля. Миновав за сущую мелочь стражу у ворот, они направились прямиком в управу, внимательно глядя по сторонам и вслушиваясь в чужие разговоры.
О городская управа, средоточие власти и символ справедливости! Она горою вознесена над городом, как государь вознесен над народом. Стены ее толсты, как тома законов, и крепки, как казенная водка. Она покрыта сотней мозаик, и в тех мозаиках отражается, как в небе, вся жизнь. Вот бог дает кузнецу молот, чтобы тот ковал мечи для Родины, а вот счастливая мать протягивает справедливому чиновнику своего сына в обмен на свиток с социальными гарантиями. Вот строитель трех миров держит в руках небесную сферу, а вокруг нее вращаются планеты и звезды. Поистине, удивительны эти картины! В управе четыре этажа, по числу времен года, каждый этаж раскрашен соответствующим цветом, и в том символ порядка. Окон в управе триста шестдесят пять по числу дней в году, а раз в четыре года возмущенный народ бьет все стекла, вышибает дверь и сбрасывает с четвертого – зимнего – этажа какого-нибудь писаря – значит, наступил високосный год.
Бейхун ехал по узким, кривым улочкам, сдерживая скакуна от рыси, пробираясь между кучами отбросов и снующими людьми. Воняло немилосердно, куриным пометом и чем-то еще кисло-прелым, на глаза все попадались люди с дублеными руками и задубевшими лицами – путь пролегал через кожевенную слободу. Не доехав до управы, он свернул в кабак, над которым висела надпись: «Сдесь пъют пекари», – и сел в уголке, и друзья его устроились рядом.
Ел Бейхун немного, а больше слушал разговоры. И понял он вот что: уже десять лет в Хольме царил мир, а мир от смуты, надо сказать, отличается тем, что в смутное время режут врагов и приобретают друзей, а в мирное – душат друзей и наживают врагов. А что люди били окна в управе – так то не смута, то народные гуляния. И оттого воздух в городе пропах не только дубильными составами, а и подозрительностью.
Но пока сидел Бейхун за столом и слушал разговоры, приметил его один завсегдатай кабака, а ума у него, надо сказать, в голове было меньше, чем хмеля. Он взял в руки глиняную кружку, подошел к Бейхуну и сказал:
– Здесь пьют пекари.
А кружка была большая и твердая.
– У вас надпись с ошибкой, – ответил Бейхун, – поэтому силы в ней нету.
– Ах ты еще и читать умеешь! – рассердился пекарь и заехал Бейхуну в челюсть. То есть он думал, что попадет в челюсть, а попал в беду, ударившись головой о стол и потеряв на блаженный час свое убогое сознание.
Друзья его, однако, весьма оскорбились таким поворотом событий и тоже взялись за кружки, но не для того, чтобы пить. Бейхун, как увидел, сколько народу на него ополчилось, аж вскочил и хотел выхватить саблю, но верный товарищ его Качка перехватил руку и кивнул на окно. А потом Качка взмахнул руками, повел бровью, и тут раздался треск, шум, и из глаз у пекарей потекли слезы, а когда слезы прошли – от обидчиков и след простыл.
От такого огорчения пекари пошли и разгромили ближайшую лавку, а за ней еще одну. Через час в городе начался бунт.
***
Господин Шишун стоял у окна, чистил персик и размышлял о семи первопричинах добра и ста двадцати первопричинах зла, когда доложили, что его приема нижайше просит рыцарь Бухун. В углу у господина наместника стоял шкафчик работы мастеров Хиси, а в нем лежали пистолет и несколько кошельков. Шишун долго смотрел на них, а потом оставил шкафчик открытым.
Бейхун зашел, склонил перед господином наместником голову и произнес:
– Один Господь на небе, один Государь на земле, и воля их исполнена. Настоятели перессорились между собой, храмы сами упадут в руки государевы, как перезревший плод.
Господин Шишун поманил Бейхуна и показал на шкафчик. Бейхун подумал и выбрал золото, и тогда господин наместник дал ему самый маленький кошелек со словами:
– А прочее – плата за жизнь дуки Хирхора.
– Дука стоил меньше, – возразил Бейхун.
Тогда господин наместник подозвал его к окну и показал на реку. По ней как раз проплывал плот, на плоту – столб, на столбе – крюк, а на крюке – человек, из тех, что кричали несправедливые слова под окнами государевого дома.
– Когда меня повесят на крюк, я тоже буду молчать, – ответил Бейхун и ушел.
Господин Шишун посмотрел на реку. Человек, действительно, молчал – он был мертв.
Тогда господин наместник Шишун подозвал секретаря и приказал арестовать Бейхуна.
– За что? – уточнил секретарь, но интерес его простирался не дальше заполнения ордера на арест.
– Что там произошло в городе сегодня?
– Неизвестные учинили драку в кабаке «Здесь пьют пекари» и скрылись.
– Вот за это и арестуйте. И не забудьте окропить куриной кровью, чтобы не смог колдовать.
Так Бейхуна посадили в тюрьму за драку, которую он действительно учинил, и это еще раз убеждает нас в том, что справедливость небес настигает каждого, хоть и весьма прихотливыми путями.
***
А между тем, как же восстание? Помните, некто Пайтера, раззадоренный убийством дуки Хирхора, сбросил красные сапоги и надел дырявые?
Всю зиму восставшие, как и подобает людям оружия, сидели на месте, в одном городке, который даже не очень грабили. А с наступлением весны они разделились на отряды и пошли сеять огонь восстания на ниву нищеты. И тут надо несколько слов сказать о человеке по имение Кай Красный Петух и о его роде.
Был Кай князем и происходил из очень славной фамилии. Прадед его нажил огромное богатство, и все оно было добыто честным путем – саблей и верностью. Потратить его он не успел, так как вскоре умер, оставив деду Кая щедрое наследство. Дед был человеком высокой культуры, умел читать и писать на половине языков ойкумены и трех языках варварских стран. На часть денег он основал лицей и пригласил в него пятьдесят трех поэтов, тринадцать алхимиков и одного цирюльника. Цирюльник лечил княжье семейство, алхимики варили черный порох, а поэты – о чудо! – совершили великое открытие. Оказывается, князь и вся его фамилия происходили не от кого-нибудь, а от полубога и героя Алии – по отцовской линии и от другого полубога и героя Хесиуса – по материнской. Алия славился тем, что убил собственноручно десять тысяч воинов, а потом с горя бросился на меч, а Хесиус задушил вселенского змея, свернул его в бараний рог и закинул туда, где не ступало копыто священных коров неба. Происхождение это поэты обосновали и воспели в четырежды сотне гимнов и трехстах пятидесяти одах, и, между прочими славословиями, упомянули, что король Хиси даже стоять в присутствии князя не достоин, настолько ничтожен его род. Король, вестимо, на такие слова обиделся и приказал отрубить голову, но почему-то не поэтам, а князю. Слуги и дружинники князя, поначалу смеявшиеся над поэтами, вдруг призадумались и поняли, что король на самом деле – узурпатор и хочет казнить законного владельца престола. Что долго говорить, началась война, и король таки отрубил голову князю, но повесить поэтов забыл. Те разбредись по миру и, вспоминая сладкое прежнее житье, стали распевать жалобные песни о невинно убиенном потомке богов. От тех песен прочие князья стали плакать с горя и бунтовать, а отцу Кая пришлось бежать в Сачкочуань, чтобы и самому не лишиться головы.
Сам Кай был человеком не то что тщеславным, но мелочным. Свое прозвище – Красный Петух – он получил, когда сжег усадьбу соседа из-за какой-то мелкой ссоры – поклонился тот, что ли, не в пять приемов, а лишь в четыре. Дырявые сапоги он надел потому, что всю жизнь слушал песни опальных поэтов и не представлял себе, как потомок Алии и Хесиуса может не совершать подвигов.
***
Получилось так, что восставшие в основной своей части сосредоточились на западном берегу Синей реки, а Хольм и прочие земли, где люди крепче чтили государя Неба и Земли, лежали на восточном берегу. Поэтому вначале господин наместник Шишун не очень обеспокоился сообщениями о мятеже. Но в начале весны отряд Кая Красного Петуха переправился через Синюю реку и принялся бунтовать ближе к государевому сердцу.
У господина наместника Шишуна было мало войск и много проблем, как то: бунт в Хольме, недостаток денег, приезд столичного инспектора и капризная жена одного купца. Поэтому он не двинулся на восставших, а выступил перед Советом Лучших города с призывом прекратить волнения на улицах силами цеховой охраны, занял у ростовщиков денег под мизерные проценты со сроком выплаты в сто лет, купил жемчужное ожерелье невиданной красоты и послал его купеческой жене, а на остаток нанял охочих людей, что шлялись по варварским королевствам запада, продавая свой меч и жизнь.
И вот встречает Кай Красный Петух этот отряд. Два войска выстроились друг против друга, выставили пики, подготовили мушкеты, а предводители выехали на середину. И тогда Кай сказал так:
– Слушай меня, оба мы – люди оружия. Жизнь наша в руках Божьих, и лишь ему ведомо, насколько она продлится. Так зачем же нам рубить друг другу шеи ради чужой выгоды, не лучше ли добыть славы вместе?
Предводитель наемников подумал и согласился, что своя слава лучше чужой выгоды. А под славой люди оружия понимали число разоренных деревень и посеченных насмерть крестьян.
И вот сидит господин наместник Шишун в Хольме, на улицах воры распевают о нем обидные песни, войск мало, денег – считай, что нет, купеческая жена холодна, а на восточном берегу разбойничают уже две шайки восставших.
Надо сказать, что господин наместник Шишун в военных действиях придерживался трактата Гонь-йя, который предписывал такое: дать противнику отяготить себя грузом, а потом напасть и разбить. Кай же трактатов не читал, а придерживался в военных действиях принципов Вальи, который за свою сорокалетнюю карьеру разорил десять тысяч селений и убил полмиллиона крестьян, за что почитался большим авторитетом.
Тем временем хольмские купцы приходят к господину наместнику Шишуну с жалобой на упадок торговли, произошедший из-за разбоя на дорогах, и господин наместник говорит им так:
– Я могу отправить своих воинов охранять дороги, но жалования им не платят уже третий месяц, и я опасаюсь, что они начнут свое жалование взимать сами.
Купцы вздохнули и скинулись на жалование воинам. Наместник же на эти деньги подарил купцовой жене сапфировые сережки, а на остаток подкупил варварское племя «зеленых змеев», и то напало на восставших.
Однако глупые крестьяне сочли, что варвары хуже восставших, присоединились к отряду Кая Красного Петуха, и вместе они разбили варваров. За эту помощь Кай отблагодарил крестьян и развешал их в сосновом лесу вместо шишек.
И вот сидит господин наместник Шишун в Хольме, под стенами управы бунтовщики раздевают неосторожных путников, войск мало, денег еще меньше, купеческая жена смотрит свысока, а на восточном берегу Синей реки крестьяне начинают поедать мертвецов. К тому же инспектор, вернувшись в столицу, составил доклад, в котором назвал Шишуна преступным дураком и сепаратистом, обвиняя в разжигании бунта в провинции. К счастью, господин государев постельничий – столичный покровитель наместника – во время приема подставил инспектору ногу, и тот свалился прямо под ступеньки трона. Государь так развеселился этакой проказе господина главного постельничего, что решил наместника простить.
Тогда господин наместник Шишун рассердился и велел написать два письма: одно Пайтере, а другое – Каю. В первом письме сообщалось, что Кай Красный Петух – проказа на теле государства, что он один мешает примирению восставших с властью, а цена, предложенная Пайтерой, господина наместника удовлетворяет. Во втором письме Кая любезно приглашали на встречу с господином наместником для переговоров. И надо же такому случиться, что оба письма попали к Каю.
Через неделю отряд Кая переправился обратно на западный берег Синей реки, а предводитель его пообещал Пайтеру убить. Наемники же подумали и решили вернуться на службу к господину наместнику. Тот встретил их со слезами радости, предводителя обнял, посадил рядом с собой за стол и назвал братом. Даже взял с них господин наместник немного – треть награбленного. На следующий день всех смутьянов в городе развесили на стене по частям и купца-соперника вместе с ними как главного подстрекателя, а жену его господин наместник Шишун забрал себе.
***
Все это время Бейхун сидел в тюрьме. Господину наместнику недосуг было им заняться, и Бейхун скучал. От тоски он начал сочинять проекты государственного управления один другого смешнее: например, если все люди станут честными, перестанут воровать, то для правления ними не нужно будет чиновников, и в стране будет процветать благость. Оставалось найти честных людей, которые бы не воровали.
Колдовать Бейхун не мог, потому что прутья в камере были заговоренные, а надсмотрщики – злые, и из всей магии ему остался только условный свист, которым он общался с Качкой. А этому колдовать не мешал никто. И вот какие чудеса произошли вскоре в тюрьме: неведомо кто прислал охране ящик пальмового вина, а у Бейхуна в камере оказался напильник. Ах да, еще у одного тюремщика случился припадок – от переутомления – он пошел лечиться в кабак и лечился круглые сутки в сомнительной компании.
Ночью Бейхун перепилил решетку, зарезал пьяных охранников и скрылся в темноте.
***
У чиновника, отвечавшего в ту ночь за охрану тюрьмы, было плохое предчувствие. Он маялся от тоски и трезвости, а потом сам пошел проверять посты. Вскоре он выскочил на стену и закричал тревогу. Стражники засуетились, принялись искать беглеца, и тут один крикнул:
– Да вот же он!
Действительно, Бейхун уже успел где-то переодеться и сейчас садился на вороного коня под стеной управы. Все немедленно кинулись за ним, а тот – не будь дураком – выехал за ворота и поскакал вниз, в город. Отрядили погоню. И один только начальник охраны, оставшийся в управе, заметил, как еще один Бейхун, в грязных одеждах, весь исхудавший, бросился со стены в ров, полный воды. Пока начальник звал подмогу, тот уже скрылся.
***
Через полчаса секретарь доложил о бегстве ценного узника и о том, что Бейхунов видели двоих. Близкий друг господина наместника, по странной случайности заведующий казной провинции, усмехнувшись, сказал:
– У тебя были проблемы с Бейхуном? Теперь у тебя проблем вдвое больше.
Господин наместник Шишун помрачнел и приказал объявить Бейхуна в розыск.
***
В эту безлунную ночь Чурра как всегда вышел на промысел. Чурра был честным вором, жил на добровольные подаяния лавочников и никогда за пределы своего участка не лез. Все знали, однако, что жить ему долго не суждено, потому что стоило появиться на небе полной луне, как Чурра брал в руки лютню и начинал громко выть, не забывая рифмовать строки, а всем известно, что плохие поэты живут столько, сколько молчат.
Сейчас Чурра был очень недоволен властями, что те не позвали его банду подавлять бунт, и все думал, как бы отомстить господину наместнику Шишуну, или хотя бы заместителю начальника полиции. Тут видит: бегают в управе люди, кричат, ищут кого-то, гонятся по мосту. А из рва вылазит человек в рваных одеждах и падает без сил. Чурра смекнул, что дело тут нечисто, приказал взять человека и спрятать в доме. Очень интересно ему было, кто это такой. А потом ведь и денег за него можно отхватить.
Человек очнулся на следующий день, и Чурра пришел на него посмотреть. Тот был невысоким, но красивым, смуглолицым и немного раскосым. Чурра насмотрелся и хотел уже отдать приказ подручному идти в управу, но тут человек посмотрел на него своими голубыми глазами, и у Чурры вдруг растеклось что-то теплое от грудины. Он подумал и не стал доносить на гостя – и тут же понял, что сделал доброе дело.
Гость не назвался, а попросил сообщить о нем в гостиницу «Серый петух», и Чурра это сделал. За обедом человек молчал и тихо смотрел вокруг, а Чурра почему-то не знал, куда девать руки. Больше всего ему хотелось упасть на колени и молиться. А еще ему хотелось вновь испытать то теплое чувство, когда делаешь добро.
Вскоре за гостем приехал черноволосый человек с хитрым лицом, и они все так же молча удалились, провожаемые недоуменными взглядами воров.
Вечером, во время обхода своих владений, Чурра не взял долг с бедной вдовы и сказал, что это ему зачтется на небесах. Он снова почувствовал тепло в груди, а потом там же почувствовал стальной нож. Чурра удивился и умер, а его подручный вынул нож и стал новым главарем. Он прожил долгую жизнь и, уж конечно, подобных глупостей не совершал.
***
Бейхуна тем временем разыскивали по всему городу, сторожили на выездах, ждали в притонах и кабаках. Но он все равно бежал из Хольма. Как он это сделал? А вот как.
Взял полотняную рубаху и постелил на гладкий стол. Бросил льняную нить – она обернулась горизонтом. Бросил шелковую нить – она обернулась рекой. Бросил травинку – и стала она выцветшей степью. Взмахнул рукой – прилетели крылатые змеи и зажгли своим огнем солнце. Уронил гусиное перо – и подул степной ветер. Потом сел Бейхун на коня и уехал, а товарищи его за ним – в степь.
продолжение следует ЗДЕСЬ
