Abstract
О полинезийских деликатесах на вашем столе, о рецептах приготовления науки из грязи и о многодетной матери с мужем, живущим на противоположном конце континента
«Ты открой, земля, тайны древние,
Покажи, земля, мне историю!
Не покажешь, земля, мне историю –
Привезу сюда експедицию!
Експедиция злее ворога,
Злее ворога, злее злых татар!
Будут водку пить, будут песни петь,
Твою грудь терзать железяками!»
(с) Улица Радио «Экспедиционная плясовая»
Разговоры о славном прошлом Украины на данный день являются неотъемлемой частью нашего сетевого рациона, чем-то вроде второго блюда после холодных закусок из котиков и зрадопереможной экономически-политической солянки на первое. Роль вина, водочки или вискаря (в зависимости от ваших жизненных пристрастий) играет мовосрач, а клубничка идёт на десерт.
В основном историческом блюде за гарнир сходят многочисленные даты, а косточкой, вокруг которой уважительно располагается мясо из героев и их биографий, являются рассказы о генетической прошлом украинского народа. При упоминании о генах рассказчик обычно многозначительно закатывает глаза, уверенный, что в приличном ресторане никто кости грызть не будет.
Никто и не рискует, да и профессионалы не советуют – зубы сломать можно. Есть в этом и доля банального маркетинга.
Настоящий шеф-повар никогда не раскрывает секретов своего искусства – иначе кто бы стал есть эти заурядные гренки под именем «крютоны»? Вон, у Праттчета вообще подали в изысканном ресторане блюда из грязных башмаков под названиями «Мусс де ла буа дан ун панье да ла пате де шоссюре» (грязевой мусс в корзиночке из башмачного теста), «бродекуи роти факон омбре» (вонючий солдатский ботинок) и подошву «д'юнбонфам, серви дан ун куали де терр ен л'о» (подошва молодой дамочки, подается с жидкой грязью) – а всё магия названия.
Сейчас же перед вами произойдёт небольшое раскрытие профессиональных секретов. Итак, что же именно имеют в виду яйцеголовые, говоря об украинских генах.
Я осознаю, что этот текст не будет особо популярным, но без него дальше никак.
Для начала вкратце упомянем, а какими ещё методами историки добывают ту дичь, что в приготовленном виде подаётся для услаждения ваших мозговых желудочков.
Итак, самой желанной добычей для любого историка является словесное свидетельство – интервью, или документ. Там всё сказано или написано, а кроме того – описано, что избавляет исследователя от заботы выдумывать, что бы это всё могло значить.
На порядок хуже – материальные свидетельства. Вещи, бывшие в употреблении. Результаты раскопок. Кости. Монеты. Черепки. Мечи и хауберки. Бельё, забытое в нужном месте (вы удивитесь, какие выводы археолог сможет сделать из найденного в раскопках лифчика – любой Шерлок Холмс зашатается), и странные осколки камней в пещере. Как гласит старая поговорка, мусорка – мечта археолога!
Всё это требует интерпретаций. Что значит охра на камнях? Это ритуал или остаток рационального действа? Если ритуал, то зачем? Во что могли верить те, кто посыпал камни охрой?
Утолщённая берцовая кость человека со следами артрита лежит рядом с черепом кукушки... Это что-то значит или просто совпадение? А если по данным палеоорнитологов кукушки в той климатической зоне тогда не жили, а?
И так далее в дебри гипотез.
А ещё есть инструменты и украшения. В те времена, когда человечество измерялось тысячами особей (да пусть и сотнями тысяч – но неравномерно размазанных по всему миру), искусство делать вещи и украшать их было уникальным для каждого сообщества. Оно передавалось из поколения в поколение – и теперь служит одним из самых надёжных ориентиров в безмолвном пространстве прошлого.
Не так глубоко копают лингвистические методы, но выводы у них зачастую не менее далеко идущие. Языки меняются со временем – самопроизвольно и под влиянием соседей. Изменения эти не случайны (по крайней мере, если что-то меняется – то сразу во всём языке). Языки передаются от народа к народу. Языки смешиваются. Очень интересные последствия бывают, знаете ли, при сравнении современных языков. И вымерших тоже (тех, которые успели оставить письменные памятки, или реконструированных героическими лингвистами).
А следы их до сих пор живут среди нас: в названиях сёл, речек, холмов. В именах и даже в обиходных фразах. Нужно лишь иметь смелость интерпретировать... и потом доказать, что твоя интерпретация – не плод воспалённой фантазии.
Кроме того, как ни странно, есть свидетельства природные. Вроде пресловутого «следа белого человека» – подорожника, который отмечал присутствие белых колонистов в Северной Америке. Следы эти обильны – нужно только поискать. Тут и, простите за подробность, вши, которые ещё в эпоху африканских кроманьонцев разделились на лобковых и головных (что свидетельствует об уменьшении волосатости наших предков). И зёрна различных растений, занесённых разными культурами при экспансии. И изменение строения костей приручённых животных. И структура почвы при появлении на том или ином участке земледельцев и пастухов с разными системами хозяйствования.
Ну, и никак не обойтись без методов антропологических, судя по названию, изучающих самого человека. Пресловутая форма черепа, группы крови, цвет кожи, волос и глаз, средний рост и даже длина пальцев – это всё не только игрушки расистов, но и признаки, по которым действительно можно отследить свой обратный путь в прошлое.
Несомненно, у каждого из методов есть свои погрешности. Зачастую допускающие очень широкие трактовки.
Да, документы описывают события – но насколько мы можем доверять из правдивости? Кто поручится, что автор писал их без собственной корыстной (и неизвестной нам) цели? Что он действительно был в курсе дел, а не пересказывал сплетни (как некий Светоний, служащий ныне источником о жизни Древнего Рима)? Что он попросту не ошибался?
К сожалению, у многих историков наблюдается профессиональная деформация, толкающая их на представление любых документов в качестве абсолютно достоверных (поскольку они, действительно, являются наиболее достоверными из источников). Особенно забавно это, когда те же самые историки из года в год подписывают однотипные рецензии на дипломы и диссертации, гласящие, что «работа представляет научную ценность...».
Не лучше и с материальными свидетельствами. Как говорил когда-то знаменитый археолог и философ науки, «как мы вообще можем быть уверены, что эти кости лежат там, где их оставили, а не были сдвинуты тысячи лет назад каким-то пробегающим мимо кроликом».
Интерпретации же – вообще сугубо неблагодарное дело. Кто-то считает так, кто-то иначе. Идёт борьба мнений, а не фактов. На этом фоне рождаются Фоменки с лозунгами «Вас всех обманывают! Слушайте меня! Я знаю истину!».
В общем, «всё очень сложно»(с), как говорят в богомерзком вконтакте.
На этом фоне генетика, вторгшаяся в историческую науку, выглядит этаким образцом строгости и однозначности, почти что математикой.
Дело в том, что генетика, как и любая естественная наука, имеет неоспоримое преимущество перед историей – она воспроизводима. То есть можно поставить эксперимент сколько угодно раз и убедиться, что он не врёт. А уже потом браться за древние кости, чтобы выудить из них информацию по отработанным методикам.
Что же это за метод такой?
Как уже известно даже самым отсталым слоям населения, гены передаются от родителей к детям практически неизменными, неся базовые инструкции о том, как должно развиваться тело в процессе роста и дальнейшего функционирования. С малой, но довольно существенной вероятностью на каждом этапе копирования происходит сбой – мутация, и вместо одного кодирующего фрагмента появляется другой. Эти ошибки и дают основу для эволюции.
Следует отметить, что кроме действительно информативных фрагментов ДНК несёт и «мусорную» информацию, которая никогда нигде не применяется. Почему? – спросите вы. А потому что реплицирующий механизм функционирует по знаменитому правилу программистов: «Работает – вот и не трогай». В итоге наш ДНК таскает за собой кучу обрывков, которые никто никогда использовать не будет (привет креационистам!).
Кроме того, основная часть мутаций является «нейтральной», то есть не имеет никаких последствий на внешности и действиях особи. По этой причине они не попадают под действие естественного отбора (а чё отбирать, если его не видно?). Но в один момент эти изменения совпадают, и тогда... Но мы отвлекается от основной темы.
Главное, что частоту (скорость) возникновения мутаций можно вычислить. А потом сравнить количество мутаций в ДНК современного человека и извлечённого из кости какого-нибудь австралопитека – и получить приблизительно время, когда этот австралопитек жил.
Более того, поскольку ДНК с мутациями и далее наследуется, то можно проследить генеалогию человека. Мутации, как метки, следуют от родителей к детям. И разматывая клубок поколений обратно, можно посмотреть, от кого же именно из древних прародителей каждый из нас произошёл.
И тут есть одна очень важна особенность.
Дело в том, что по материнской и по отцовской линиям ДНК наследуются по-разному. По матери передаётся так называемая митохондриальная ДНК. Передаётся без смешивания с отцовской – напрямую от матери к ребёнку. Она меньше, её проще расшифровать. В общем, не удивительно, что в 90-х генетики начали именно с неё.
С другой стороны, известно, что мужской пол у младенца определяется комбинацией ядерных хромосом XY, в которой Y передаётся от отца. Таким образом Y-хромосома ("ядерная") несёт информацию о "мужской" генеалогии – то есть о наследственности по мужской линии. Выделить и охарактеризовать эту ДНК сложнее, но британские учёные справились и с этой задачей.
Итого, при анализе генома как современного, так и умершего человека мы можем проследить характерные мутации – "метки", передаваемые отдельно по женской и мужской линиям. А значит и проследить, кто от кого произошёл. В буквальном биологическом смысле слова.
Однако, человек разумный, к коему виду мы по слухам принадлежим, должен бы заметить, что свободно пересекаясь и скрещиваясь человечество должно было бы прийти к ситуации, когда все эти "генетические метки" равномерно перемешаются, так что никакой генетической разницы между народами быть было бы не должно.
И тут мы обязаны вспомнить неожиданный для некоторых выпускников географических факультетов факт, что Земля, во-первых, очень велика, а во-вторых, изобилует всякими изолированными местами вроде островов, долин, ущелий и никому нафиг не нужных пустынь. (Как мы увидим далее, в прошлом природа давала нам намного больше подобных мест). Если небольшая популяция человеков (да хоть кроликов, на самом деле) остаётся в таком месте не время хотя бы в несколько поколений, то неизбежно начинается кровосмешение – а это приводит к закреплению некоторых мутаций-"меток".
Такая ситуация в науке образно называется "бутылочное горлышко" – некое очень узкое место, через которое проходят не все гены.
Именно наличие таких "горлышек" и сформировало на Земле несколько популяций с чёткими различиями в генетическом наборе. Из них позже развились народы... но не будем забегать наперёд.
Ещё одним интересным моментом в генетике является наличие абстрактной "митохондриальной Евы" – женщины, по материнской линии являющейся нашим общим предком. Нет, это не означает, что кроме неё женщин не было. Просто не у всех из них были дочери... или у их дочерей... или дочерей их дочерей... В общем, рано или поздно прямые линии пресекались.
Аналогично существует и "ядерный Адам", которому мы все приходимся прямыми потомками по мужской линии.
И, нет, "митохондриальная Ева" и "ядерный Адам" не были мужем и женой. Более того, они жили в разное время и в разных местах Африки (упс, проговорился... ну, вы бы это всё равно узнали). Это просто удобные абстракции.
Поскольку человечество прошло через несколько очень узких "горлышек", то кроме Адама с Евой можно ввести и понятия нескольких "праматерей" и "праотцев" для ряда народов (настолько древних народов, что и имена их не сохранились). Брайан Сайкс, открывший способ расшифровки генетического наследования по материнской линии, проанализировал европейскую популяцию и выделил несколько женщин, живших от 35 до 10 тыс. лет назад, к чьему наследию сводятся все митохондриальные ДНК современных европейцев. Он поэтически назвал их "Семь дочерей Евы" и дал имена, созвучные кодам в научной классификации: Урсула (гаплогруппа U, исключая её подгруппу K), Ксения (X), Елена (H), Вельда (V), Тара (T), Катрин (K), Жасмин (J). Потом оказалось, что их не 7, а 10 (а то и 12), но ситуации это не меняет.
Мы ещё не раз вспомним эти имена далее.
В мире же все люди сводятся к потомкам 29 женщин, из которых половина принадлежит к африканскому субтропическому населению.
"Потомкам Адама" повезло меньше, и имён им никто не дал. Приходится обходиться кодовыми обозначениями. Тем не менее, их гаплогруппы (группы по общим генетическим мутациям) тоже довольно легко определяются в современном человечестве.
Следует подчеркнуть, что после очень длительного периода изоляции популяции людей вступили в контакт, а после и вовсе перемешались. Так что генеалогического дерева для народов (в отличие от конкретных людей) построить нельзя. Генетика народов скорее может быть сравнена с дельтой великой реки: изначальный поток разбивается на отдельные ручьи, которые потом пересекаются вновь и вновь, давая порою очень странные картины.
Люди часто думают, что происхождение народов выглядит точно так же, как и происхождение людей (слева). А на самом деле идёт не только ветвление, но и слияние потоков, как в дельте реки (справа).
Чтобы вы не думали, что генетический анализ – панацея. Дело в том, что он основан на банальной статистике. А нормальная статистика начинается как минимум со 100 объектов (а лучше с 200). Для современных людей набрать такую выборку – дело времени и денег (хотя, как мы увидим ниже, и с этим есть проблемы). С ископаемыми же людьми договориться гораздо сложнее – они не отзываются на объявления в газетах. Мало того, что наши давние предки исчислялись от силы сотнями (а то и десятками) особей на огромных пространствах Европы, так ещё и найти их – нетривиальная проблема.
В итоге, ископаемые останки исчисляются поштучно. Найти в одном месте сразу десяток (до эпохи неолита) – сенсация. А это значит, что с точки зрения статистики такие данные являются недостоверными.
Абыдно, да?
Однако, лучше, чем ничего.
Ну и конечно же, как только возможности генетического анализа для отслеживания происхождения народов стали очевидны, в эту область были обращены немалые усилия. Самые подробные генетические карты были составлены для евреев-ашкенази и сефардов, а также немцев и британцев (угадайте почему), но и остальным народам досталось от щедрот мировой закулисы науки. Впрочем, нам здесь радоваться не стоит – в статистику вошло аж 53 представителя Украины, что означает огромную погрешность. Хотите точнее – добивайтесь!
При этом важно помнить, что приводимые здесь и в других источниках карты генетического распределения относятся только к сельскому населению. Оно и логично: в городах мобильность намного выше, уровень контактов – тоже, а значит и население по определению является более "космополитичным".
Кроме того, государственные, языковые, культурные (т.е. по материальной культуре – орудиям труда, орнаментам и т.п.) и генетические границы в современном мире практически нигде не совпадают. Причём началось это уже тысячи лет назад. Народы являются родственными "по крови", но говорят на разных языках. Или наоборот, одна часть народа переняла чужой язык или попала под его влияние, а другая – сохранила архаичные черты. Или люди с разным цветом кожи, говорящие на разных языках, используют одинаковые инструменты и строят одинаковые дома. Я уж молчу, что воюют все со всеми, да ещё и в союзах, очень странных с точки зрения формальной логики. Все эти уровни наслаиваются друг на друга и крутятся с движением времени, как калейдоскоп.
Не забывайте об этом, глядя на карты.
Карта распределения доминирующих митохондриальных ("женских") гаплогрупп и путей их миграции
Карта распределения доминирующих ядерных("мужских") гаплогрупп и путей их миграции
А чтобы понять, что означают эти буковки на картах – читайте следующие статьи.
Acknowledgments
Естественно, я обязан прорекламировать книгу Брайна Сайкса "Семь дочерей Евы". Конечно же, с 2000-го года очень много нового стало известно, так что некоторые интерпретации автора приходится отнести к художественному вымыслу (к примеру, любимый им "клан Тары", как оказалось, зашёл в Европу через Среднюю Азию и Прикаспий). Однако, книга по-прежнему интересна, в описании как научного процесса, так и жизни первобытных людей.