Abstract
О модных причёсках времён первоначального разграбления капитала, о роли носа в народной любви и матримониальной политике; а также о том, что общего между стеклянными сосудами и крупными представителями семейства кошачьих.
Макондо был тогда небольшим поселком из двадцати глинобитных, с камышовыми кровлями домишек, стоявших на берегу реки, которая несла свои прозрачные воды по ложу из белых, гладких и огромных, как доисторические яйца, валунов. Мир был таким первозданным, что многие вещи не имели названия и на них просто тыкали пальцем.
(с) Габриэль Гарсиа Марекс «Сто лет одиночества»
Перед вами одна из знаменитых картин в стиле оптической иллюзии. А ещё перед вами фронтон одного из самых знаменитых учебных и научных учреждений в мире – Высшей Технической Школы в Цюрихе. Что между ними общего? Фамилия. Эшер.
В той истории, которую я расскажу дальше, будет один элемент домысла. Но как честный сказочник я прямо на него укажу, обещаю.
Итак, рассказ наш начинается давным-давно, в годы заката Римской империи...
Варварское племя бургундов, сбежавшее в V веке в долину Роны и северо-западные альпийские предгорья от злобных гуннов, конечно же никогда не слышало слова «Швейцария» и уж тем более не знало, что они пришли в будущую страну банкиров и часовщиков. Поэтому они мирно перебили местную римскую элиту и учредили в тех местах стандартное варварское королевство с собой во главе и бывшими римскими подданными внизу социальной лестницы. Их было от силы несколько десятков тысяч, может сто. Ковшик по сравнению с бочкой миллионного местного романизированного населения (бывших кельтов). Но у них были мечи и они не боялись из демонстрировать, в отличие от размякших за годы Pax Romania местных жителей. Правда, уже через три поколения бургундское королевство было разбито франками и прекратило своё существование как субъект большой политики и брачных интересов других длинноволосых королей.
Совсем не то со свебами.
Варвары со знаменитой причёской «свевский узел» (волосы, собранные в пучок набок), часть союза алеманнов (т.е. дословно «всех мужчин»), сборной солянки из буйного отребья всей Германии – они, хоть и были относительно немногочисленными, зато оставили значительный след в истории всей Европы. До начала V века они жили в захваченных Десятинных (Декуматских) полях, что между верховьями Рейна и Дуная, обычной германской жизнью: то есть ходили набегами на римлян, а когда по странной случайности получалось с теми замириться, грабили друг друга – чтобы не терять форму.
Свевский узел, хит на рабских рынках Римской империи
Когда Стилихион, реальный правитель Рима, снял легионы с лимеса, чтобы отразить нападение вестготов, самые буйные из свебов вошли в преступный сговор с вандалами и примкнувшими к ним аланами с целью неправомерного завладения собственностью добропорядочных римских граждан провинции Нарбонн. Однажды ступивши на преступный путь, они так и не смогли остановиться, пока не оказались на северо-западе Испании, в Галисии, где всё же образумились и осели под защитой Кантабрийских гор, потребляя награбленное. Там до них несколько столетий безуспешно пытались до...стучаться вестготы, а потом и мавры. И когда им это тоже не удалось, именно вечно бунтующие свебские земли стали первым очагом Реконкисты.
(Мы знаем их под именем «свевы», поскольку воспоминания о них дошли до нас через греческие источники, где «б» плавно сменилось на «в» – Вавилон и Вифлеем тому порукой).
Но об этом не будет идти речь в нашей саге.
Ведь все буйные ушли на юх, но многие вменяемые остались на своей неприветной, поросшей лесом родине. И когда Карл Великий занялся проектом построения Империи Судного Дня, им пришлось попрощаться с варварскими вольностями, а многих и вовсе запихнули в теплушки и переселили в ещё более неприветливые предгорья Альп, что далеко на север и на юг от Боденского озера (Bodensee). И ссыльных этих оказалось настолько много, что исконное романское наречие в тех краях вскоре забылось и все стали говорить исключительно на своём корявом германском «спраха».
Много столетий спустя по Германии прокатилось бедствие, впоследствии известное как «Великий (второй) немецкий сдвиг согласных„, и благозвучное слово свебы превратилось в жуткое швабы, коим именем и досель дразнят немцев в западнославянских землях. А земли, населённые швабами, натурально, стали зваться Швабией. Или же, если говорить с административной точки зрения, Швабским герцогством.
С тех пор прошло уже более тысячи лет, а граница между Швабией и Бургундией, давно канувшими в Лету, до сих пор существует и называется страшным словом Рёштиграбен, сиречь «Картофельный ров». Никаких пограничных столбов между ними нет, но все знают, что по одну сторону этого иллюзорного рва вам в трактире нальют пива и поставят салат из квашенной картошки со шницелем, а по другую – предложат бутылку славного вина и отменного заплесневелого сыра в качестве закуски.
И Господь свидетель – нет границы более устойчивой, чем эта!
Но между тем, вскоре рухнули все надежды на скорый Страшный Суд, а вместе с ними – и Империя. Гоги, Магоги и викинги обрушились на Христианский мир, а потом пришла и более страшная кара за грехи человеческие – венгры, не знавшие пощады и мук похмелья (за что их справедливо ненавидел весь цивилизованный мир). Но даже самые дикие венгры брезговали соваться в предгорья Альп, благословенные Господом и утренним морозом посреди лета, так что земли эти стали известны как край монахов, отшельников и контрабандистов.
Когда пришли Оттоны и империя возродилась, что та птица Феникс, из собственного пепла и справок о несудимости, жизнь в северных предгорьях Альп изменилась не сильно. Императоры раз в двадцать лет шли через их перевалы на юг, чтобы посадить своего папу и получить от того корону, и это слегка оживляло провинциальный быт. В остальном же вокруг царила глубокая патриархальная безмятежность, не сильно потревоженная воцарением развитого феодализма в прочей Европе. Где-то там, внизу, на равнинах, графы и герцоги вели бесконечные войны: то ли за чьё-то наследство, то ли просто из любви к войнам, – но в этих краях большой знати обычно не водилось – что им делать в такой глуши?
Конечно, немного повеселил народ император Генрих IV, отправившийся на ту сторону Альп усмирять возомнившего невесть что папу Григория VII, но где-то по пути растерявший всё войско и окончивший это путешествие трёхдневным покаянием, босым, на коленях, в снегу, под окнами замка Каносса. В многочисленных горных обителях монахи ещё долго обсуждали, что Второе Пришествие явно не за горами, раз папа и император вместо совестной борьбы против еретиков и язычников выясняют, кто здесь главный.
Но Антихрист не пришёл. И Христос тоже не спустился в Ад, чтобы вызволить праведников, которых случайно замели менты на последней демонстрации. Зато император осознал, что полагаться на своих вассалов, готовых в любой момент переметнуться на сторону врага, ему смысла нет – и стал возвышать и приближать к своей персоне случайных людей, безродных, подлых, не знающих чести, только и знающих, что скрипеть пером по бумаге да драть деньги с добрых людей. И – только подумайте! – какое возвышенное имя дали этой сволочи: министериалы! То есть храмовые служки, словно император уподобил себя языческому идолу! Тьфу!
Но шли поколения, и добрые люди привыкли и к министериалам. Сменилась династия: ушли саксонцы, пришли добрые швабы из рода Штауфенов. Великий Фридрих Рыжебородый, как его прозвали глупые итальянцы, погиб во время Третьего Крестового похода, и его сын, король франков Генрих VI, принял императорскую корону. Тогда же, около 1190 года в документах впервые упоминается министериал его верного вассала, наместника, судебного фогта Мури (что ныне в кантоне Ааргау), Альбрехта III Богатого, графа Габсбурга. Звали его Якоб Эшер.
Политическая карта Швейцарии (сорри, такого слова ещё не было) при ранней Империи
Габсбурги были захудалым швабским родом, и хотя их фамильный замок ("однушка» без удобств) под названием, вы удивитесь, Габсбург находился неподалёку от Цюриха, в северной части современного кантона Ааргау, основные их земельные владения располагались южнее, между Цугом и Земпахом, и севернее, в Эльзасе. Поэтому до определённой поры положение управляющих на службе у второразрядного феодала семью Эшеров вполне устраивало. Больше века они занимали наследственную позицию шульцгайсов (представителей господина) в Кайзерштуле, на верхнем Рейне (в тех местах, где его ещё можно перейти вброд), и, кажется, от этого не сильно страдали.
Тот самый замок Габсбург. И не подумайте, правая часть – это намного более поздняя пристройка. Изначально была только башня
Но во второй половине XIII века начались странные времена. После смерти Антихриста на троне, императора Фридриха II Штауфена (представителя ещё одного швабского рода из того же Ааргау), имперский трон остался вакантным, и даже короля Германии выбрать не получалось. Немецкие князья хотели нового Штауфена; папы, настрадавшиеся от предыдущего, всячески блокировали этот выбор. Пытались призвать на трон варягов западноевропейского разлива: короля Кастилии и Леона Альфонсо Мудрого и брата английского короля, Ричарда Корнуолльского. Те 20 лет вели предвыборную борьбы по всем канонам жанра: с подкупом курфюрстов, интригами и мелкими набегами, – пока оба не разорились и не умерли. А Империя тем временем превратилась в сборище самоуправных земель, тонущих в море бандитизма и ересях. В конце концов князья и папа нашли компромисс, который не удовлетворил никого, зато и не вызывал прямых возражений: королём Германии был коронован один из сторонников Штауфенов, но мелкий и непритязательный, с худосочной родословной и отсутствием авторитета – Рудольф Габсбург.
Рудольф, IV граф Габсбург (как император и король Германии – Рудольф I) (1218–91). Правда, короноваться, «как положенно», в Риме, так и не удосужился, посему его часто не упоминают в императорском списке. Нос зато удостоился народной памяти
Но сразу после коронации 55-летний старичок внезапно показал зубы, весьма неплохие для средневекового уровня медицины. С одной стороны, он весьма эффектно (хоть и неблагородно) разбил своего главного конкурента на имперскую корону – чешского короля Пржемысла Отакара Великого, и отобрал у него будущую жемчужину габсбургского дома – герцогство Австрийское. Во вторых, пользуясь неограниченным запасом дочерей на выданье (6 штук), он буквально забросал всех своих потенциальных недоброжелателей династическими крючьями (иногда, для надёжности, по две дочери на одного герцога). Как шутил позже, уже вглядываясь в загробный мир, старик Рудольф: «Пускай другие воюют – Габсбурги будут играть свадьбы». Эта фраза стала негласным девизом дома.
Однако в середине июля 1291 года Рудольф, находясь в очередной инспекционной поездке по имперским землям, почувствовал, что все дочери выданы, а значит делать на этом свете ему более нечего, и приказал поскорее править в Шпайер, традиционное место погребения первых императоров Священной Римской Империи. Умереть и быть погребённым там – это всё равно что обеспечить своим потомкам право на имперский трон. Да, «наш Носатый Король», как его любя называли в народе, думал о династии до последнего дня.
Но это лирика, а тем временем смерть короля-императора означала новую волну безвластия. Тем более, что постоянные войны отнимали у покойника все средства, так что многие его верные слуги на местах впадали в нищету, а некоторые графства не видели представителей императора, на которых лежала обязанность вершить правосудие, долгие годы.
К таким местам относились и самые глухие альпийские районы – так называемые «лесные регионы» (Waldstätte): Унтервальден, долина Ури и долина Швиц. В августе, как только до них дошло известие о смерти Рудольфа, представители знатных родов этих регионов: семейства фон Силенена, Шюпфера, «свободные князья» Аттингхаузена, Конрад аб Иберг, Рудольф Штауффахер и Конрад Хуна, – собрались на лугу Рютли, что на берегу Фирвальдштетского озера, дали друг другу «союзную клятву» и скрепили её подписями и печатями. Они клялись совместно охранять порядок и обычаи своих земель, не допускать судей-уроженцев других стран, мирно решать противоречия между собой и совместно карать нарушителей этой клятвы. Этот день считается формальным началом государства, чьё имя происходит от названия долины, печать которой красовалась под грамотой первой – Швейцарии.
Тот самый луг. Из размеров можно заключить, что это явно не была общая сходка всех жителей :)
Через 23 года внук Рудольфа, Фридрих Красивый, вновь заявил свои права на германский и императорский престолы, однако курфюрсты избрали его соперника, Людвига Баварского. Фридрих это решение не признал и тоже короновался королём Германии. Это означало войну, и теперь всем имперским землям следовало определиться, на чьей они стороне. «Вальдштетте» приняли сторону Людвига – от своих непосредственных соседей с севера, Габсбургов, они ничего хорошего не ожидали (те уже давно точили зуб на Сент-Готардский перевал – кратчайшую дорогу из Германии в Италию).
Вскоре нашёлся и повод: у жителей Швица был затяжной спор за пастбища с бенедиктинским монастырём, находившимся под покровительством Габсбургов, и они решили проблему радикально – пошли и его разграбили. Теперь у Фридриха появился законный повод «отомстить святотатцам», и в ноябре 1315 года over9000-ное войско отправилось в карательный поход. Закончилось всё очень неожиданно и кроваво: мизерное ополчение Швица (около 1500 человек) устроило на горных тропах засаду и попросту перерезало почти всех рыцарей – 2000 представителей знатнейших австрийских родов.
Именно с битвы при Моргартене начинается слава швейцарской пехоты, которая вскоре будет наводить страх на половину Европы.
Не стоит, однако, думать, что все эти перипетии не затронули наших героев, семью Эшеров. Очевидно, со временем мошна Габсбургов прохудилась настолько, что содержать шульцгайсов Кайзерштуля им стало не на что. Выслушав в очередной раз «денег нет, но вы держитесь», старый Иоганн Эшер, прапраправнук основателя рода, рассудил, что ему в его-то годы куда-то уезжать уже поздно, а вот детям тратить свои жизни на службе такому неблагодарному сеньору нечего. В 1384-85 годах оба его сына, Иоганн и Генрих, купили гражданство города, находящегося в 30 к югу от родного Кайзерштуля – Цюриха.
Цюрих в конец XV века
Выбор, наверняка, было не случайным. Хотя история Цюриха как города (а не просто поселения, которых тоже хватало со времён неолита) начинается от римского таможенного поста I века н.э., больше тысячи лет он не был ничем примечателен. В 1218 году, после пресечения линии его бывших владельцев, он был объявлен имперским городом (т.е. подчинялся не феодалу, а напрямую императору – такова была политика императоров вообще), но фактически находился во власти аббатессы местного монастыря. Но в 1336 году некий Рудольф Брюн, один из магистратов города, возглавил переворот и сменил форму правления на так называемую «Конституцию гильдий». Теперь городской совет состоял из 13 «старых патрициев» (родовитых жителей Цюриха, часто рыцарского звания) и 13 глав городских цехов, лишь недавно получивших формальную правовую основу. Сам Брюн был избран бургомистром и оставался ним до самой смерти.
Стал ли в Цюрихе после этого жить лучше? Смотря кому. Патрициату, как их стали называть позже, – однозначно лучше. Низам? Неизвестно. Их голос вообще не слышен аж до Нового Времени. Однозначно стало хуже евреям: в 1349 году, на фоне эпидемии Чёрной Смерти, после погрома их изгоняют из города (а бургомистр, как гласят сплетни, загрёб большинство их имущества). Ещё через год он жестоко подавляет попытку знати вернуть старый способ правления и разрушает все замки внутри городских стен. А когда знать просит помощи у Габсбургов – вступает в «Швейцарскую конфедерацию» на правах пятого члена (четвёртым был Люцерн) и отстаивает свою независимость.
Следует отметить, что власть магистрата распространялась не только на город, но и на его сельскую округу, для которой Цюрих выступал в роли «коллективного сеньора» (частый случай в Италии и Швейцарии). При этом сами «деревенские» никаких гражданских прав не имели по определению.
Уже через 30 лет Цюрих стал одним из самых больших городов Южной Германии – 7000 населения, и его гражданство стало желанным для многих, так что выбор братьев Эшеров мне понятен. Поскольку они приехали не просителями, а людьми с деньгами, способными с ходу заплатить за право называться гражданином, то их место в цюрихском обществе сразу же было высоким; они немедленно женились на представительницах местного патрициата и ринулись в битву за почести и власть. Так Цюрих приобрёл сразу два рода, в будущем сделавших его знаменитым: Эшеров фом Глас ("Стеклянных"), потомков Генриха, и Эшеров фом Люхс ("Из рысей", если дословно), потомков Иоганна. (Прозвища происходят от выбранных ними эмблем).
Гербы фом Гласов (слева) и фом Люхов (справа)
Поскольку Эшеры не были ремесленниками (и, соответственно, главами цехов) и не имели владений по феодальному праву (ибо не были рыцарями), то природу их влияния на жизнь Цюриха можно описать простой формулой: они имели власть, потому что были богатыми, а были богатыми потому, что имели власть. Они входили в состав тех немногочисленных семейств, которые рулили всем в городе и извлекали из этого свою ренту (в частности, они контролировали значительную часть торговли тканями). Естественно, вся их жизнь сводилась к тому, чтобы сожрать других и не быть при этом сожранными самим – а в перерывах между этим благородным занятием оказывать благодеяния и способствовать процветанию вверенного их опеке города.
И они делали это умело.
В 1499 году Рудольф Эшер фом Глас стал бургомистром Цюриха, буквально вырвав победу у семейства Вальдманов (в том же году Империя, проиграв в Швабской войне, официально признала право Старой Конфедерации на самоуправление), и сохранял этот пост до смерти в 1513-м. Главным его достижением в должности бургомистра можно считать то, что он протащил на все возможные посты в городе свою многочисленную родню. Фом Люхсы тоже не теряли времени даром и одну за другой приобретали недвижимость и всякие доходные места. В общем, всё у них было хорошо. Пока не стало плохо.
продолжение следует ЗДЕСЬ