Abstract
Об искусстве создавать языки, песни и пропагандистские тексты
Дай-ка я разок посмотрю,
Где рождает поле зарю.
Ах, брусничный цвет,
Алый да рассвет,
Али есть то место,
Али его нет?
(с) Александр Шаганов «Выйду ночью в поле с конём»,
песня ошибочно считается народной
Есть такая современная пословица: если ваш продукт рассчитан на идиота, то только идиот и захочет им пользоваться. Это же касается и пропаганды.
К сожалению, возникает впечатление, что наши доморощенные пропагандисты настолько захлебнулись властью над идиотами, что забыли о существовании прочих людей, уровнем немного выше одного-двух лозунгов.
В связи с этим продолжаю мини-цикл лекций о самый провокационных темах российской истории и культуры. Сегодня мы разберём следующий тезис:
Русский язык – искусственный. Народных русских песен не существует – они написаны в более позднее время.
Поскольку утверждений два, то рассмотрим их отдельно
Русский язык – искусственный
Это правда. Искусственный.
Если вы, конечно, имеете в виду литературный язык.
Но, во-первых, это не означает, что его не существует (Любой язык, на котором говорит хотя бы два человека, жив. Даже эсперанто, синдарин или дотракийский – которые искусственней некуда).
Во-вторых, все литературные языки мира – искусственные.
Да, вы не ослышались. Все литературные языки созданы в кабинетах учёными. Обычно на основе одного из языков или диалектов страны (происходило это в XVII-XIX веках, когда границы национальных государств уже относительно устоялись), но есть и варианты, о которых позже. Занимались этим обычно литераторы, академики, исходя из довольно своеобразных представлений об Идеале, Гармонии и Порядке (это было странное время – эпоха Просвещения), а потом результат внедрялся в систему народного образования, которое как раз начинало формироваться в европейских странах.
Позже романтики (это название течения в литературе, а не личная характеристика) спохватились и начали рыскать по глухим деревням, куда ещё не добралось образование, в поисках фольклора и местных говоров – но спасти удалось немного. Да и то, аудиозаписей в те времена не было, так что услышанные истории записывались... исходя из норм «правильного языка», так что в большинстве случаев сведения о языковом разнообразии дошли что до нас с двойным искажением. А региональные языки чахли один за другим, давая темы для прекрасных постов «Я – значит Язык».
Ещё раз подчеркну, речь идёт вообще о языках на Земле, а не только о русском.
Рассмотрим несколько примеров того, как это происходило.
Британия
Страшное место в плане языков. БиБиСишный английский – это язык небольшого количества городков вокруг Оксфорда, отполированный по латинским лекалам (профессура всё таки...), а остальные говорят, как бог на душу положит. И не удивительно, учитывая то, сколько народов со своими собственными языками жило в тех краях. Пикты (до-кельтское население), кельты (гэллы, от которых остался валлийский, шотландский и несколько языков помельче, вроде мэнского), римляне, юты, англы, саксы, норвежцы, офранцуженные норманны – они вовсе не переплавились в одном тигле, а оставили свои языки в региональных вариантах.
Современный английский вырос из лондонского диалекта (за вычетом кокни, очевидно), поскольку на нём ставились популярные пьесы (включая Шекспировские), а позже стали печататься листовки и газеты. В 1755-м его унифицировал знаменитый доктор Сэмюэл Джонсон, составивший первый словарь английского языка. Первая грамматика была выпущена в 1795-м, но победить региональные диалекты родина европейского либерализма так и не смогла. И слава богу, иначе песни Битлов звучали бы не так прикольно.
Германия
Немцам относительно повезло – хотя на их территории и живут потомки нескольких десятков племён, но все они по крайней мере говорили на языках одной языковой группы. Языки эти с переменным успехом боролись за доминирование, начиная с распада империи Карла Великого. Долгое время север Германии говорил на варианте голландского (или фризского), а юг и центр – на своих разновидностях «высокого немецкого», хохдойч. Стандарт для немецкого письменного языка задал знаменитый Мартин Лютер, выпустивший в 1521-м локализованный перевод Библии. Однако жители Германии говорили на своих местных языках аж до конца XIX-го столетья, когда страна впервые была объединена в рамках Германской империи.
С середины XIX-го начинается и унификация немецкого, в которой большую роль играл словарь, составленный в 1852-м братьями Гримм. Но только в 1901-м году словарь Дудена, выпущенный ещё в 1880-м, был признан общегерманским эталоном. С тех пор, правда, унификация пошла намного быстрее (пресловутый немецкий орднунг дал о себе знать), и сейчас все два десятка немецких диалектов отличаются произношением и частично лексикой, но не грамматикой.
Скромное обаяние немецкого империализма. Карта немецких диалектов 1894-го года. Внимательно посмотрите, какие языки считаются «диалектами» немецкого
Франция
Страна, в которой один языковой слой наносился на другой – и так много раз, но неравномерно.
На пра-кельтскую основу (возможно баскскую) наложились галльские языки, потом на них – латынь. Потом Галлия была завоёвана германскими племенами, причём неравномерно (об этой истории здесь): север достался франкам, восток – бургундам, юг – готам, Бретань осталась за галло-римлянами, а юго-запад – за васконами (басками и гасконцами). Во времена Карла Великого эти земли различались по тому, как произносилось слово «да»: «язык ja', «язык ойль» (сейчас превратился в «уи», oui), «язык ок» (откуда название края Лангедок) и «язык si». Через несколько веков после завоевания германские языки в основном растворились в местных, но получившиеся различия были настолько велики, что жители Нормандии едва могли понять жителей Прованса.
Современный французский язык вырос из диалекта Иль-де-Франс (парижская округа), но долгое время оставался родным только на севере страны. При знаменитом кардинале Ришельё во Франции впервые появляется Академия, в которой специалисты стандартизуют язык для дипломатического использования. На несколько веков французский становится «лингва франка» (средством общения) для всей Европы, однако сами французы продолжают говорить на собственных локальных языках.
Ситуация круто изменилась после Великой Французской Революции. Все старые пережитки были смело отметены в сторону: и вместе с делением на графства, дворянскими титулами и обращением «мсье» или «мадам» на свалку были отправлены и все отличия между языками и диалектами. Языковая политика не изменилась ни при Наполеоне, ни при Реставрации Бурбонов, ни при всех последующих революциях и переворотах: французский язык должен быть только один. Диалекты окончательно исчезли к середине XX-го века, после массового распространения радио и ТВ. Отчаянно сопротивлявшимся бретонскому и аквитанскому (которые вообще принадлежат к другим языковым группам) только к концу века удалось отстоять своё право на жизнь – да и то сказать, мало кто из бретонцев знает сейчас на родном языке нечто большее, чем слова «Белого горностая».
Испания
Страна, состоящая из долин, разделённых горными цепями – и в каждой долине свой язык, происходящий от четырёх корней: кельтского, латыни, германского (готского) и берберского. Об истории Испании можно говорить долго (тут и тут, к примеру), но мы отметим только те моменты, которые связаны с различными иберийскими языками.
Современный официальный испанский – это кастильский язык. Наряду с ним существуют леонский, галисийский (близкий к португальскому), арагонский и каталанский, которые относятся к романской группе, а также не-индоевропейский баскский. Страна фактически не была единой до конца XIX-го века, и это позволило локальным языкам сохраниться очень долго.
Первые словари кастильского появились при Изабелле Католичке в 1492-м, а в 1560-м начались работы по унификации языка. Получалось плохо. Только в 1713-м, с окончательной победой Бурбонов, новый король Филипп V (сам француз) по французскому примеру учреждает языковую Академию и запрещает делопроизводство на иных языках, кроме кастильского.
Почти весь XIX-й век Испанию лихорадит от завоеваний, революций, переворотов и гражданских войн, так что языковые вопросы отступают на задний план. Только с 1870-х, после окончания Третей карлистской войны, система общего образования, основанного на кастильском языке, начинает повсеместно распространяться по стране. Из-за обычного для дряхлеющих империй бардака постановления принимаются, но на местах все по-прежнему говорят на своих языках.
Всё меняется после прихода к власти Франко. Во-первых, баски, арагонцы и каталонцы были его ярыми врагами – и снисхождения к их культурным особенностям победители не проявляли. Во-вторых, сама доктрина испанского национализма отрицала возможность существования в Испании других языков, кроме испанского (то есть кастильского). Когда вы читаете о событиях в Каталонии – помните об этом (им ещё повезло, а баскский почти вымер).
Россия
В отличие от вышеизложенных примеров (и большинства мировых случаев), литературный русский язык сложился не на основании одного из разговорных диалектов, а из книжного, мёртвого языка. Вот как это случилось...
Изначально на территории современных северной и центральной России доминировали языки, произошедшие от славянских языков словен и кривичей, соответственно. Для них было характерно «оканье» – ударность (подчёркивание) всех слогов со звуком [о], которое в коллективном представлении до сих пор ассоциируется с российской глубинкой. Как известно из попыток передать устную речь на письме (единой грамматики-то не существовало) как своими, так и приезжими грамотеями, подобным образом говорила вся знать Московского княжества ещё во времена Ивана Грозного. Параллельно набирало популярность «московское» произношение со смягчёнными гласными.
Дерево родства балто-славянских языков, построенное на основании лексических списков (списков Сводеша). Взято из книги О.П. Балановского «Генофонд Европы» (рис. 6.5)
Однако, это долгое время не имело никакого значения для литературного языка. Дело в том, что к концу XVII-го века в Московском государстве ещё практически не было светской литературы (в отличие от современной им Западной Европы), поэтому грамоте по-прежнему учили по церковным книгам, написанным на искусственном церковнославянском языке, производном от староболгарского. Поскольку первые грамматики создавались именно для высшего сословия, то в литературе, подражавшей французской, именно церковнославянский стал эталоном. На его основе, с обильным влиянием того же французского, и появился первый литературный русский, на котором писали пииты XVIII-го века: Кантемир, Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков.
На переломе XVIII-XIX веков «восстание» против «церковного наречия» возглавил Карамзин, автор «Истории государства Российского», ставшей бестселлером своего времени. Карамзин использовал «язык деловых пацанов» той эпохи – московский разговорный, и вскоре его последователи (из которых самым известным является Пушкин, окончательно закрепивший норму литературного русского языка), победили. Правда, структура и значительная часть лексики в современном русском так и осталась от церковнославянского, делая его таким понятным для болгар.
Собирателем диалектов и говоров стал знаменитый Даль, составивший первый словарь разговорного языка. Но, как и в остальных случаях, многочисленным диалектам русского это не сильно помогло: с наступлением эпохи СМИ они практически исчезли. Остались только рассказы о том, как звучали песни в деревнях (по пересказам – похоже на белорусский... но вы же понимаете, Рабинович по телефону напел(с)).
И отсюда следует ответ на вторую часть тезиса из начала статьи:
Народных русских песен не существует – они написаны в более позднее время.
А вот это неправда.
Более верный ответ: русские народные песни вымерли вместе с носителями народного языка. То, что нам известно под названиями «народные» в большинстве случаев относится к одной из трёх категорий:
- реконструкции на основе записанных старых песен;
- новоделы, имитирующие народный стиль;
- казачьи песни.
Прежде чем разобрать каждый из этих случаев, следует остановиться на одном важном моменте.
В народных песнях никогда не указано, какому народу они принадлежат.
Этот тезис кажется самоочевидным, когда его сформулируешь «в лоб», но мало кто понимает его значение.
Дело в том, что народные песни по определению пелись для себя, а не на публику. А если ты поёшь о самом себе для себя самого – зачем тебе где-то в тексте указывать, о ком поётся?
Это касается вовсе не только русских песен (раз уж мы о них говорим). К примеру, назовите хоть одну украинскую народную песню, где упоминались бы украинцы (во всех вариантах самоназваний)?
Чтобы не зацикливаться на украинско-русских заморочках, возьмём далёкий пример – сборник «Английские и шотландские популярные баллады„, записанный с XVI по XVIII век (завершил работу небезызвестный сэр Вальтер Скотт). 305 народных песен. В них англичане (Englishmen) упоминаются аж 7 раз, а шотландцы (Scots, Scott, Scotsmen) – пару десятков. И то, упоминания эти в большинства случаев относятся к «героическим» произведениям – то есть к песням о битвах, где кто-то кому-то навалял, поэтому нужно указать, кто хороший парень, а кто сам виноват, что не с теми связался.
Аналогично, в, скажем, вологодских песнях нигде не говорится, что «мы, вологодчане, в количестве не менее 5 собрались здесь, чтобы спеть красивую песню о приходящей весне». Нам достался только текст неприхотливой песни, смысл которой един от Исландии до Японии: «Солнышко, согрей землю, не погуби, мы соскучились по теплу». А дальше приходится или верить на слово давнему собирателю фольклора, либо анализировать такие тонкости словоупотребления, которые на трезвую голову и не объяснишь.
Собственно, то, что русские народные песни существовали, однозначно известно уже из того, что их постоянно запрещали :) Да, с XVI-го века не обходилось практически ни одного церковного собора, на котором бы не осуждали «скоморохов, дударей и постыдных песен ртом певцов». Текстов в осуждениях, естественно, не приводили.
По поводу фольклора в Российской империи спохватились уже в конце XVIII-го века. Первый сборник «Собрание русских простых песен с нотами» князя Львова был издан в 1776–95 годах и переиздавался с дополнениями в течение целого столетья. Чешский композитор Прач положил песни на ноты и таким образом донёс до нас эти неприхотливые мелодии.
Всё бы хорошо, но это были люди эпохи Просвещения. Они не записывали звучание языка и мелодии – они перелагали их. Народные слова записывались так, чтобы быть понятным «грамотному» населению, а музыка – по канонам классической музыки. (Если что, точно так же поступали собиратели украинской народной песни во второй половине XIX-го века, в первую очередь Микола Лисенко). Сейчас же реконструкторы матерят их самыми плохими словами, потому что даже редкие сохранившиеся примеры древней музыки и песен показывают, что другим было многое – и строй, и ритм, и фонетика...
С возникшей к концу XIX-го века модой «на старину» стали появляться песни, имитирующие народные... то есть, представления авторов того времени о народных песнях. Многие из авторов были безусловно талантливыми, поэтому их произведения фактически заново вошли фольклор, только уже городской, в том смысле, что их начали петь, а не слушать на концертах.
Что характерно, очень многие из этих авторов брали пример вовсе не с русских народных песен, ибо сохранилось их немного, а оперы Римского-Корсакова были не настолько просты, чтобы к ним потянулись люди. За пример брались сохранившиеся живые песни – и это были песни казачьи, которые назвать русскими в те времена не поворачивался язык даже у имперцев (к примеру, в том же сборнике Львова-Прача они идут в отдельно озаглавленном разделе, как и украинские).
Примеры казачьих песен известны довольно широко. Это и «Сон Разина» ("Ой, да не вечер...“), „Песня Шамиля“ (»Ойся ты ойся...«) и многие другие, которые часто проходят просто под названием „русские народные“.
Есть, конечно, соблазн назвать и эти песни более поздней подделкой. Но, к счастью, помогла история.
В далёком 1708-м году на Дону было подавленовосстание казаков-староверов во главе с Кондратием Булавиным. Предводитель был казнён, а самая радикальная часть восставших во главе с Игнатием Некрасовым переселилась на Кубань, на территорию тогдашнего Крымского ханства. По его имени они остались известными как „некрасовцы“. По мере продвижения на юг Российской империи, „некрасовцы“, следуя заветам основателя общины, переселялись всё дальше на территорию Османской империи, чтобы не попасть под власть царя-антихриста. Разными путями к 1828-му году их пути сошлись на озере Майнос в Анатолии, где они и прожили до 1911-го года, до начала репрессий против иноверцев в „младотурецкой“ Турции.
1911-й и чуть более поздние времена – это уже эпоха граммофонов и прочих ранних видов аудиозаписи, поэтому песни „некрасовцев“ сохранились не только на бумаге, но и в виде, пригодном к непосредственному прослушиванию. Таким образом можно убедиться, что, таки-да, казачьи песни – это именно казачьи песни, а не дешёвая китайская подделка.
Считать ли их русскими народными – дело вкуса.
Я, например, не считаю.
That»s all I have to say about war in Vietnam(c).
Acknowledgments
Благодарность выносится Михаилу Назаренко за консультацию по английским и британским балладам.
Ещё о русских народных песнях советую «Музыкальная культура Древней Руси» Татьяны Владышевской и «Быт русского народа. Часть 5. Простонародные обряды» Александра Терещенко.
Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.
