Abstract
О жертве киднеппинга, о сильной независимой женщине, лучшем друге папы, а также о славянской женщине-сексуальном скандале
Ash nazg durbatulûk,
Ash nazg gimbatul,
Ash nazg thrakatulûk,
Agh burzum-ishi krimpatul.
(с) Протоколы мудрецов XXV съезда КПСС
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЕРМАНИЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. TERRA GERMANICA
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИМПЕРИЯ СУДНОГО ДНЯ (1)
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ИМПЕРИЯ СУДНОГО ДНЯ (2)
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. САМЫЕ ТЁМНЫЕ ВЕКА
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. БОЛЬШОЙ ОТТО
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. ПРИНЦЕССА НА ЭКСПОРТ
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПАПА МОЖЕТ, ПАПА МОЖЕТ...
На Генриха IV принято вешать всех собак за беды Империи. Однако будем справедливы, он был всего-навсего шлимазлом, на которого свалились проблемы, накопившиеся за сотню с лишним лет правления его предшественников.
Ребёнок с тяжёлым детством. Сын от брака, сомнительного с точки зрения церкви (мать, Агнесс де Пуатье, доводилась отцу троюродной сестрой). Отец умер, когда Генриху было всего 6 лет. Новый папа, Виктор II, был германцем и другом покойного императора, поэтому охотно обеспечил вдове регентство. Но, увы, он вскоре умер, и желающие использовать ситуацию на полную не замедлили объявиться. Первым успел, ни много ни мало, архиепископ Кёльнский Анно, который без особых изысков выкрал 10-летнего мальчика из рук матери (в прямом смысле слова) заодно с главной имперской реликвией, копьём Лонгина, и стал править от его имени.
Генрих прыгает в Рейн из лодки своего похитителя. Гравюра 1781 года. Естественно, в 1060-м году архиепископ не ходил бы по Рейну в митре
Но жертва киднеппинга неизбежно подросла и на своё 16-летие таки получила паспорт рыцарский меч. Говорят, взяв сию железяку в руки, произведённый в совершеннолетние Генрих собирался немедленно зарубить своего похитителя.... но передумал и не сделал архиепископу совершенно ничего. Может это и легенда, но в ней заложена метафора всего правления самого долгосрочного из германских королей (1056–1106): гневаться на совершенно закономерную обиду, грозить местью, а потом в последний момент отступить.
А проблемы начались буквально сразу же, причём с неожиданной стороны. Если все предыдущие столетья королям/императорам приходилось раз в пятилетку разъяснять герцогам и князьям, что не стоит путать свою шерсть с государственной, то теперь, при наличии недоросля-короля и узурпатора-регента, герцоги внезапно прониклись имперским менталитетом – в смысле, их стало переть от осознания того, что на их широких плечах лежит ответственность за судьбу Империи.
Эффект оказался сногсшибательным, ведь заботиться о судьбах Единой Могучей и Неделимой было так приятно для самолюбия – и герцоги втянулись. И когда сопляк Генрих повзрослел, взошёл на трон и объявил «Спасибо-спасибо, все свободны, теперь я как-нибудь сам», они закономерно обиделись. А обида сильнейших людей Империи – это такая заразная штука...
Генрих IV (1050–1106), король Германии (1054–1105), король Италии и Бургундии (1056–1105), император Запада (1084–1105). Прижизненное изображение, которое не стоит принимать всерьёз – все правители в официальных сводках обязаны были соответствовать(тм)
А Генрих тем временем продолжал делать одну глупость за другой. Причём будь он просто самодуром, ему бы многое сошло с рук – не впервой, чай – но он делал намного хуже: сначала требовал от знати сверх положенного (то земель, то денег, то три «ку» вместо традиционных двух), потом собирал войска, предавал бунтарей заочному суду, а как доходило до кульминации – резко вспоминал о христианском милосердии и откатывал всё к дефолтным настройкам. Нет, вы поймите, деспот на троне – это привычно и нормально, а вот слабак, не отвечающий на предьявы...
Или, к примеру, женитьба. Ну, вы понимаете... Ведь на смену тяжёлому детству пришла буйная юность, и Генриху настала пора было обзавестись супругой, а Империи – надёжным союзником. Но мало того, что пару молодому подыскали не королевских кровей и даже не из Византии, а обычную герцогскую дочку (ну, бывает, политическая необходимость, всё такое), так он буквально через несколько лет выгнал её на мороз со словами «не жона ты мне боле! не жона!». Нет, ну, бывает, разлюбил жену; опять-таки, не первый и не последний случай в истории. Ну, отослал бы её в прикормленный монастырь «по собственному желанию», или накормил бы грибочками из Шварцвальда, или просто организовал бы несчастный случай на охоте – и все бы поняли. А вот устраивать эль скандаль на всю Империю, а потом так же громко объявлять, что «меня неправильно поняли, миру-миру навсегда, семья – базовая ячейка христианского общества»... Фи...
Но самой главной сварой, в которую умудрился встрять Генрих, оказалась так называемая борьба за епископскую инвеституру, или же, на фентезийный лад, за Кольцо и Посох...
Эти два магических предмета были символами епископской власти, духовной и светской, соответственно. Кольцо – символ клятвы Небесам, посох – атрибут пастыря. Епископ, конечно же, был персоной выборной, представителем общины – но это только в теории. А на практике представления о том, кто именно выбирает, из каких кандидатов и по какой процедуре, были весьма расплывчатыми. Ну а уж за времена Оттонов и их последователей и вовсе стало само собой разумеющимся, что император имеет полное право назначать епископов в своих землях. То есть, не прямо уж так назначать указом, но «предлагать» кандидатуры, а потом присутствовать при голосовании. А вы же понимаете, голосовать против воли начальство, когда оное сидит в двух шагах от тебя с мечом в руках... И главное, в средневековом менталитете, глубоко завязанном на малопонятной современному человеку культуре публичного действия, жеста, огромное значение имело то, кто именно и как именно вручает регалии. И вручал их именно император – и таким образом демонстрировалось, кто в доме главный.
Епископские инсигнии: посох, митра, кольцо
И тут – нате вам! – на папский престол восходит монах по имени Гильдебранд, фанатичный сторонник Клюнийской реформы и верховенства духовной власти над светской (да, это тот самый Гильдебранд, который уехал в шушенскую кёльнскую ссылку вслед за своим учителем, Григорием VI). Восходит под именем Григория VII, что уже было прямым вызовом императорской власти – мол, можете сослать одного, но не сможете побороть Идею! И в рамках борьбы с симонией естественным образом заявляет, что пора покончить с антизаконной практикой назначения епископов светскими владыками, ибо «Богу – Богово, а кесарю – хрен!».
Консекрация епископа, исландская иллюстрация XIV века. Пальчиками, как и положено в правильной инфографике, показан путь следования благодати. Посох уже наготове для вручения новому пастырю
Как мы уже убедились из предыдущих серий, епископы в Империи были не просто частью бюрократической системы – они были единственным противовесом всевластью светских грандов, герцогов и маркграфов. Причём не только силой слова (напоминаю о епископских войсках). И отдавать такой рычаг какому-то мутному дяде по другую сторону Альп? Извините!
Вот так всё и началось.
Надо сказать, что христианской церкви в Европе тоже начались совершенно неожиданные проблемы. Это ведь раньше было, что христианство шло сверху, от начальства, а поселяне тупо слушали молитвы на незнакомой книжной латыни и шли себе в леса приносить жертвы идолам, как деды завещали. За прошедшие столетия, однако, просветительские старания христианских подвижников увенчались успехом, христианство стало народной верой.
Казалось бы, радость. Добились своего, народ уверовал – и...
Ну кто бы только мог подумать...
Уверовавший народ теперь стал думать и задавать своим пастырям очень неудобные вопросы. Например, почему епископы наряжены в парчу и обвешаны златом по самые пятки, хотя в Евангелии чётко сказано, что... (идёт пространная цитата об апостольской простоте)?..
Или почему на выборах присутствует дядя с мечом, хотя у Павла в послании к коринфянам сказано?..
И вообще, куда идёт наша кровная десятина? А есть ли у вас подтверждающие документы?
Вопросы, конечно, задавались в предельно вежливой форме, с наивной надеждой на то, что это всё недоразумения, и достаточно всего лишь прояснить некоторые моменты... Но в ответ шли какие-то непонятные увёртки, перевод стрелок и угрозы. Некоторое время это работало, но потом голоса недовольных верующих становились всё громче, они уже не спрашивали, а требовали – и внезапно оказалось, что духовная власть не всегда в состоянии справиться с такими бузотёрами собственными силами, что требуется помощь светских правителей. Но нельзя утверждать, что ты тут самый главный, и одновременно просить о помощи – значит нужен какой-то компромисс. А где компромисс – там и политика.
И на этой волне свою игру стали вести как старые акторы: папы, епископы, императоры, короли, герцоги и прочая шваль, – так и новички: горожане, нищенствующие проповедники, университетские преподаватели... Но это всё – далёкие перспективы, которые пока что выглядят небольшой дымкой на горизонте. А пока что Григорий VII напоминает о целибате (из-за чего впервые зафиксированы восстания в итальянских городах, во главе которых стоят не феодальные кланы, а вожди черни) и начинает форсить звание папы, утверждая, что никто больше такого имени не достоин.
Папа Григорий VII (1073–85), в миру Гильдебранд ди Соана (ок. 1015–85). Возможно сын кузнеца. Дядя-аббат местного монастыря в Тоскане отправил его учиться в Рим, где Гильдебранд стал верным учеником незадачливого папы Григория VI. После его смерти в ссылке посетил монастырь Клюни, откуда уже в свите будущего Льва IX вернулся в Рим. Был назначен диаконом и папским администратором. Неоднократно ездил в Империю с дипломатическими миссиями и для искоренения ересей. Стоял практически за всеми «клюнийскими реформами»
Григорию не занимать ни образованности, ни фантазии, ни наглости. Он объявляет себя викарием Христовым – то есть посланцем Бога на земле, вхожим в высокие кабинеты и оттого имеющим уникальное право отменять клятвы верности. В феодальном обществе, построенном на связях вассал–сюзерен и удерживаемого в рамках приличий исключительно страхом перед Страшным Судом, это был экстремально читерский ход, ведь теперь папа мог в любой момент разрешить любому властному субъекту объявить независимость от вышестоящего. И Григорий не побоялся это оружие использовать, благо цель появилась подходящая – император Генрих IV. Основание? Отказ от удовлетворения законного права Местоблюстителя Христова выдавать германским епископам корочки кольцо с посохом.
И Генрих, уже собравший войска для героического перехода через Альпы, внезапно обнаружил, что лишь 10% войска (его личные вассалы и друзья) готовы идти за ним в битву, ещё 10% открыто заявляют, что теперь Генрих – как все, то есть никто, а герцог Баварии (опять бавары!) – наш законный король, а остальные 80% стоят в сторонке и ждут, чья возьмёт гору.
Будь на месте Генриха какой-нибудь Птицелов или Отто, полетели бы головы с плеч, но молодой король был не той закваски и опять даль заднюю. Через месяц он один (то есть со слугами), босой и в рубище прибыл под стены замка Каносса, где папа Григорий коротал зимние вечера в обществе молодой графини Матильды Тосканской. Согласно легенде король три дня стоял на коленях в снегу, прося прощения и обещая, что больше не будет, пока папа его не помиловал и не снял отлучение. Что характерно, оба соврали.
(Взрослый контент, чтобы продолжить чтение, подтвердите, что вам больше 18 лет!!!)
Генрих на коленях просит Матильду Тосканскую, чтобы та замолвила словечко перед папой
Едва выйдя из бана, Генрих принялся поочерёдно давить представителей знати, которые посмели не только выступить против него, но и остаться нейтральным, чем немедленно спровоцировал против себя восстание. Бунтовщики даже победили, но эта победа оказалась бессмысленной, так как в битве был смертельно ранен главный претендент на королевскую корону. Пришлось как-то мириться.
Папа, осознав, что Генрих его кинул, отлучил короля обратно, однако тот уже был готов к подобному повороту и окружил себя людьми, связанными не просто формальными вассальными клятвами, а кровной заинтересованностью в победе своего сюзерена: министериалами (безродными исполнителями королевской воли), баронами (воинами, получившими землю напрямую от короля и оттого связанные именно с ним напрямую, а не через посредство герцогов и графов) и горожанами. Новое войско забаненного монарха пересекло Альпы, и наши герои продолжили выяснять, чей меч длинней главнее – светский или духовный – на итальянской земле. Генрих сначала короновался Железной Короной лангобардов и отправился на Рим. Григорий не стал дожидаться очевидного и сбежал, король проследил, чтобы горожане избрали «правильного» папу – а тот возложил на его голову императорскую корону.
И ещё раз Матильда Тосканская (1046–1115), главная «крыша» папы Григория. Великая женщина, без преувеличения заслуживающая отдельного рассказа. Прижизненный портрет, современная фантазия на тему и карта владений (розовым)
Однако и Григорий не собирался сдаваться. Против лома нет приёма, и на военную силу требовался аналогичный ответ, и папа его нашёл. Уже полстолетия по южной Италии бродили шайки наёмников-норманнов, некогда приглашённых воевать против Византии, но внезапно начавшие свою собственную игру, жертвой которой стали многие сильные мира сего. И Григорий сделал им предложение, от которого нельзя отказаться: вы становитесь на мою сторону, а я делаю вас королями Неаполя, причём не какими-то рексами на побегушках у императора, как поляки или датчане, а прямыми вассалами Священного Престола.
Реакцию норманнов можно было представить. Ещё вчера они были бродягами без ПМЖ, солдатами удачи и презренным наёмниками, а теперь... Мы вассалы самого Св. Петра – зашибись! Теперь нестыдно было показаться на глаза кузенам из Нормандии, недавно отхватившим жирный кусок под названием Англия.
В общем, они помогли. Правда, так, что многих стошнило от увиденного.
Рост норманнских владений в южной Италии, от 1030 до 1090-го
Дело в том, что все германцы, участвовавшие в войнах на юг от Альп (а таких случаев был вагон и маленькая тележка), страдали от одной общей беды: главная задача при войне в Италии – это смотаться из Италии прежде, чем у тебя вымрет всё войско. Потому что это на севере комары – просто комары, а вода – это просто вода. А в этой неправильной земле германцу достаточно было испить из копытца – и уже скозлился.
Причём беда эта косила без разбора всех: от простого слуги до высшей знати. Просто перечислю членов королевской фамилии, которых угораздило умереть на этой благословенной земле: Отто II, Отто III, Гунхильда Датская (первая жена Генриха III), Лотарь III, Генрих VI, Фридрих II (но этот не считается, объясню потом) и Генрих VII.
В общем, на момент приближения норманнской армии к Риму имперское ополчение уже дошло до кондиции и поровну разделилось на тех, кто непрерывно сидел в сортирах, и тех, кто уже отправился в мир иной. При таких условиях Генрих счёл за лучшее забрать корону, антипапу и выживших воинов и вернуться назад, в более здоровый климат. А норманны на радостях взяли и разграбили Вечный Город, поубивав кучу жителей, а потом ушли на юг, обмывать произведение своего вождя в короли, оставив папу Григория самого разбираться с восстановлением народного хозяйства.
Вот тут папа и понял, что сделал большую ошибку, но было уже поздно. Выжившие римляне смотрели на него с откровенной нелюбовью, и Григорий вскоре умер от тоски и разочарования.
Впрочем, его последователь, папа Урбан II, не свернул с дороги, указанной Львом IX, и вскоре борьба с императором вспыхнула с новой силой. Против Генриха, отлучённого уже в третий раз, восстал наследник Конрад, а после его внезапной смерти и последний из императорских сыновей, тоже Генрих. Закончилось это всё тем, что император, обманом захваченный в плен собственными вассалами, хоть и сумел сбежать из заточения, но умер по дороге к верным городам. В погребении ему было отказано, поскольку он по-прежнему находился под отлучением – и эту проблему пришлось решать уже новому королю, Генриху V.
Евпраксия Всеволодовна (1067–1109), дочь великого князя киевского Всеволода Ярославовича. Она же императрица Запада Адельгейда (1089–1106) во втором браке. «Женщина-сексуальный скандал» по выражению одного современного историка. Немедленно после женитьбы на Генрихе IV и коронации сбежала под папское крыло и там дала публичные показания (при толпе) в том, что муж втягивал её в оргии с участием сына от первого брака и вообще воинами из охраны, поэтому отцовство своего младенца она определить не может. Люди охотно слушали и просили повторить с подробностями. В 1099-м сбежала в Венгрию, а после смерти Генриха – домой, в Киев, где постриглась в монахини
А пока был жив Генрих IV, папы продолжали отрываться по полной, изо всех сил демонстрируя, кто тут на районе главный по утиранию слёз сироткам. Вслед за императором под отлучение попал и один из его злейших врагов, король франков Филипп I (сын Анны Ярославны), причём по самой банальной причине – близкородственный брак. Короля можно понять: кроме красоты и хорошего потомства невеста принесла и солидный кусок земли, который иначе ушёл бы из королевского домена. Так что Филипп вполне удовлетворился итогом, тем более, что пребывать под отлучением в компании с императором было уже и не сильно западло.
Но буйный папа Урбан всё не мог успокоиться и демонстрировал силу Священного Престола всеми возможными методами. В частности, это проявилось на знаменитом Клермонский соборе 1095 года, проведённом в пику королю франков прямо на его земле. Собственно, первым пунктом решений этого собора и было отлучение от церкви Франциска, но второй пункт, как в известном анекдоте про Штрилица, был настолько ошеломляющим, что оставил первый без возражений, ведь папа, ни много ни мало, призвал всех христиан взять оружие, принять крест и отправиться на Восток. Да, это был знаменитый Крестовый Поход.
Следует уточнить, что он был не первый: христианские воины уже почти столетье проводили аналогичные акции по защите второй по величине христианской святыни, Сантьяго-де-Компостелла, города Святого Якова, что в Галисии (ныне Испания). Да и захват Иерусалима вовсе не числился среди целей крестоносцев; формально они всего лишь отзывались на приглашение константинопольского кесаря и отправлялись защищать паломников от злобных турок-сельджуков, которые, заняв Анатолию, перекрыли привычные пути сезонных христианских миграций. Но вышло как вышло, а главным в этой заварушке показал себя именно папа римский, с подтекстом, мол, смотрите, какие мы крутые: император отлучён, король франков отлучён, а мы, папы, сказали – и все христианские воины поднялись на наш призыв! Так кто после этого главный в Европе, а?
Папа Урбан II (1088–99) объявляет о начале крестового похода на рыночной площади Клермона
Однако победа была лишь видимостью, ибо как только доходило до выбора сторон, славные христианские рыцари в массе своей оказывались интриганами похлеще сарацин, и очень скоро папы выяснили, что за каждый акт верности им требовалось как-то платить: землями, бенефициями, особыми услугами (типа отпущения тяжких грехов), а то и банально деньгами. Величие требовало денег, а взять их, кроме как с верян, было неоткуда. Паства платила, но уже очень скоро низовое христианское движение принялось остро ставить вопрос о том, куда идут деньги нашей славной нестяжательской элиты. И это на фоне новых проблем с императорами.
Ведь если кому-то казалось, что со смертью какого-то конкретного папы или императора конфликт был исчерпан, то это очень зря. За 70 лет противостояния война научилась кормить войну, и обе стороны, которые её начали, уже ничего не могли поделать. Они бы и рады были откатить всё обратно – да поздно, борьба стала самодостаточной, на местах сформировались противоборствующие кланы, которым были глубоко фиолетовы желания высшего начальства. Император с папой могли подписать хоть сотню конкордатов, могли хоть ежедневно целоваться в дёсна – а в какой-нибудь Швабии или Вероне очередные Монтегю продолжали резаться на улицах с условными Капулетти под предлогом единственно верной трактовки Блаженного Августина, и никакой принц не был в силах это прекратить. А соперничество на местах неизбежно тянуло за собой апелляции к вышестоящим органам, те, естественно, не могли сдать «своих» – и пошло-поехало по новому кругу: и вот Генрих V, сместивший своего «неблагонадёжного» отца, уже сам захватывает очередного папу в плен и требует оставить в покое его право распоряжаться должностями в германских землях.
В конечном счёте вопрос с инвеститурой был решён под давлением имперских элит по обе стороны Альп, которых уже достало, что две самых главных фигуры христианского мира занимаются какой-то хернёй вместо того, чтобы обеспечивать мир и процветание в подотчётных землях. Формально папы победили: император, скрепя сердце, признал их право выдавать и кольцо, и посох, германским епископам. Однако процедура эта была обложена таким количеством уточнений и дополнений, что он фактически мог в любой момент блокировать назначение неудобной кандидатуры. По итогу папам всё равно приходилось договариваться и торговаться.
А выиграли от этого... короли. Да, ведь именно их папская власть стала продвигать как естественных противников императорской власти, даруя то одну, то другую привилегию. Например, именно так французские короли (бывшие и сами аббатами, то есть духовными лицами) получили уникальные полномочия, ставшие основой «галликанской» церкви (в частности, то самое право назначать епископов, из-за которого разгорелся сыр-бор)... Но об этом в следующих частях.
продолжение следует ЗДЕСЬ
