Abstract
О стратегиях карьерного роста, о способе времяпровождения в плену и об остром несварении вилки
I am not throwin" away my shot
I am not throwin" away my shot
Hey yo, I"m just like my country
I"m young, scrappy and hungry
And I"m not throwin" away my shot
(с) Lin-Manuel Miranda "Hamilton"
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛ США
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КАК СПРАВЕДЛИВО РАЗДЕЛИТЬ НАСЛЕДСТВО
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. УВИДЕТЬ ПРАГУ И УМЕРЕТЬ
Едва оправившись от раны, фон Штойбен обнаружил, что его позиция младшего лейтенанта в родном полку занята. По простой причине – полк потерял 50% состава в битве под Прагой, и теперь потребность в офицерах для него сократилась. И тогда Фридрих впервые проявил свой характер, отступив от привычных правил линейного карьерного продвижения – и в должности адъютанта записался в Freibataillone, Свободный Батальон, одну из слабо организованных частей, предназначенных для сражения в рассыпном строю и имеющих слабое представление о дисциплине (через 4 года один из таких батальонов перебьёт своих офицеров за слишком жестокое обращение). В его рядах фон Штойбен вступит во вторую в своей жизни битву.
Фрайкор, как конные, так и пехотные (собственно, Фрайбатальоне), набирались из любителей азарта, не терпящих муштры. На картинке изображены гусар, пехотинец и офицер фрайкора фон Шони, вместе с которыми фон Штойбен будет служить в будущей кампании на востоке
Французская боевая машина была неповоротливой, не от того не менее опасной. Осенью 1757 огромная армия во главе с принцем Субизом (он же герцог Роган) вторглась в рейнские земли и, не встретив сопротивления, направилась на восток, освобождать Саксонию. Фридрих собрал все наличные силы и, преодолев половину Германии, внезапно атаковал на марше вдвое превосходящие его французские и имперские (союзных Австрии княжеств) силы под деревней Росбах. Победа была настолько ошеломляющей (потери 500 против 10000), что Франция фактически вышла из войны с Пруссией, сконцентрировавшись на морском и колониальном противостоянии с Британией (ничуть не более успешном). Немалую роль в этой битве сыграли и Фрайбатальоне, в которых служил фон Штойбен. (Буквально через месяц всё та же армия Фридриха нанесёт австрийцам не менее эпическое поражение при Лёйтене. в Силезии).
Однако все обстоятельства оборачивались против Пруссии. Слабые заградительные отряды, оставленные охранять Пруссию, потерпели унизительное поражение при Гросс-Егерсдорфе, и хоть Кёнигсберг выдержал осаду, но уже в следующую кампанию русские войска вторглись в бранденбургский hinterland. Последовавшая за этим битва при Цорндорфе может считаться одной из самых странных битв в военной истории: русские войска, необстрелянные (последняя война, в которой участвовала Российская империя, случилась за 20 лет до того), с первых же минут утратившие общее командование, без запасов (разграбленных собственными же обозниками после начала боя), в жаре и пыли несколько часов отбивали атаки вымуштрованных прусских частей. Закончилось всё отступлением русских, но ощущения победы не осталось ни у одной из сторон.
Кампания 1759-го чуть ли не закончилась катастрофой для короля Фридриха и смертью для младшего лейтенанта Фридриха фон Штойбена. Сначала генерал фон Ведель опрометчиво атаковал русских под Каем (потери – 8000 тысяч солдат и один из ближайших друзей короля, Мориц фон Воберснов). А уже через 3 недели под Кунерсдорфом сам король терпит ошеломляющее поражение против русско-австрийской армии, после которой под его командованием остаётся от силы 3000 человек. Как всегда, Фрайбатальоны вступали в дело и в случае победы, и при проигрыше – и рота фон Штойбена прикрывает отход разбитых частей. То, что произойдёт на следующий день, сам король назовёт "чудом Бранденбургской династии" – русские и австрийцы перессорятся насчёт дальнейших планов и, учитывая оторванность от линий снабжения, вернутся по домам.
После этих катастроф (усугублённых взятием Берлина и весьма неопределёнными действиями против австрийцев) кадровых офицеров в распоряжении Фридриха Великого останется весьма немного. И тут карьера фон Штойбена пошла вверх. В ноябре 1759 он был произведён в лейтенанты, в коем чине и принял участие в двух безнадёжных битвах против австрийцев: при Легнице и Торгау. И тут его карьерные перспективы внезапно побили все рекорды: молодой, симпатичный и способный лейтенант попал на глаза самому принцу Генриху Гогенцоллерну, королевскому брату, и тот ввёл его, ни много ни мало, в свиту самого Фридриха в роли офицера разведки и стратегического планирования.
Принц Генрих Гогенцоллерн (1726–1802), младший брат Фридриха Великого и один из его лучших полевых генералов, портрет 1745 года. В мирное время стал одним из ведущих прусских дипломатов – именно он организовал первый раздел Польши. Был "идеальным правителем" в глазах Вольтера. В 1786 году ему предложат стать королём США (да-да, был и такой проект), но он благоразумно откажется
Впрочем, уже через год, после потери Берлина и битвы при Торгау, Пруссия докатилась до состояния, когда на фронт отправляют даже штабных, и фон Штойбен присоединяется к полевым частям генерала фон Платена, которым была поставлена mission impossible – всего с несколькими тысячами лёгкой пехоты и кавалерии прикрывать весь восточный фронт от русских. И несколько месяцев им это удавалось: гусары перерезали линии сообщения, более крупные подразделения захватывали пункты снабжения – и всё это на лету, избегая прямых столкновений с многократно превосходящим противником. Но вечно так продолжаться не могло. Несколько раз их спасла выучка и навыки стратегии, ещё раз – чудо, но настал момент, когда никакое волшебство уже не было в состоянии вывести их из окружения. 25 октября в Трептове эскадрон драгун и их собратьев из гусарского полка Малахова, при котором состоял адъютантом лейтенант фон Штойбен окружили и взяли в плен части генерала Румянцева.
Обычно после пленения офицерская служба заканчивается. Но в судьбе фон Штойбена, как и было предсказано, ничего просто так не случалось, и внезапно его пленение спасло и Пруссию, и её безнадёжно сражающегося на трёх фронтах короля.
В ноябре 1761-го фон Штойбен под конвоем прибыл в Петербург, о котором у него оставались весьма смутные и неприятные воспоминания 20-летней давности. К его огромному удивлению он был препровождён не в тюрьму, а в Ораниенбаум, резиденцию русского наследника, внука Петра Первого и племянника императрицы Елизаветы, Карла Петера Ульриха Шлезвиг-Шолштейн-Готтропского. Едва зайдя в дворец, он услышал вдалеке взволнованный крик на немецком (с характерным для жителей Нижней Германии акцентом):
– Привезли? Где?
На пороге, с трудом сдерживаясь в рамках царственной неторопливости, показался щуплый молодой человек в мундире голштейнского офицера с потраченным оспинами лицом. Едва дождавшись официального представления (как-никак оба дворяне), он с детской непосредственностью схватил Фридриха за руку и потянул показывать свою крепость, Петерштадт, построенную на задах Ораниенбаума ради удовлетворения главной страсти наследного принца – игры в армию.
Карл Петер Ульрих Шлезвиг-Шолштейн-Готтропский (Пётр III, 1728–62) и его жена София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская (1729–96). Турчонок символизирует, собачка тоже
В общем, плен фон Штойбена оказался весьма специфическим. Никаких ограничений, кроме слова офицера, что он не попытается сбежать, зато практически ежедневное общество принца Петера и его потешной голштинской армии. Русский наследник был человеком добрым и незлобливым, немного наивным и очень легковерным. Идеи просвещённого деспотизма легко уживались в его голове с полным непониманием того, как именно функционирует государство, а любовь к армии – с постыдной боязнью артиллерийской пальбы. Основным занятием фон Штойбена в этом "плену" оказалось постоянное рассказывание и пересказывание историй о том, как он слышал Фридриха II и видел его на поле битвы. Молодой прусский офицер внезапно понял, что попал в одну из тех пьес, которые с таким увлечением смотрел в провинциальных театрах Бреслау, и старался сыграть свою роль получше. Обаятельный, остроумный, прекрасно разговаривающий как на немецком, так и на французском (единственные два языка, которые, следуя своему прусскому кумиру, признавал принц Петер), фон Штойбен мигом стал одним из самых близких друзей своего сверстника, по сути одинокого и несчастного наследника Северной Пальмиры. И, конечно же, много вина, в котором Петер никогда себя не ограничивал. Единственное, от чего Фридрих вежливо уклонялся, так это от приглашений присоединиться к принцу в спальне в компании нескольких глупо хихикающих фрейлин.
Особенно тяжелый удар по печени и мозгам пленника приходился в дни, когда наследника вызывала на ковёр императрица Елизавета. Петер после таких визитов возвращался непременно раздражённым и склонным пространно рассуждать о там, как всё изменится при его правлении. Фридрих старался не спорить, тем более, что проектами переустройства мира он интересовался слабо (откуда ему было знать своё будущее?). Один раз прямо во время очередной пьянки/задушевной беседы в покои принца ворвалась непонятная женщина с острым носом и не менее острым языком и последовательно обложила Петера на немецком, французском и русском (большинство этих выражений фон Штойбен знал с детства, а их смысл недавно пояснили гвардейцы, формально являющиеся его конвоем). Сути претензий Фридрих не понял, а когда фурия удалилась, принц отмахнулся от его вопросов:
– Это моя жена. Не обращай внимания на эту суку. У неё вечно какие-то гадости в голове. Лучше нарисуй мне диспозицию твоей роты под Прагой...
Петерштадт. Папье-маше. Не работает
Момент истины наступил 5 января 1762 года, когда в Ораниенбургский дворец ворвался гонец и с ходу, упав на одно колено перед Петером, произнёс заветные слова:
– Ваше Величество, императрица отдала душу Богу.
И пока принц суетливо готовился к восхождению на трон, его друг и пленник не менее поспешно строчил подробное письмо своему монарху: "Ваше Величество, не мешкайте, новый император боготворит Вас и готов сделать всё, что будет Вам угодно. И под "всем" я подразумеваю всё, без преувеличений. Ваш верный солдат, лейтенант Фридрих-Вильгельм фон Штойбен".
Через несколько недель пришёл ответ, и фон Штойбен понял, что Фортуна наконец-то улыбнулась ему. Его король благодарил своего подданного за верную службу и надеялся, что тот поможет новому полномочному послу в Петербурге советами во время мирных переговоров. Ну, Фридрих и помог...
Результат был сногсшибательным. Самые заоблачные предложения прусского посла – освободить Берлин, вернуть Пруссию и откатиться к границам 1756 года, вступить в войну на стороне Фридриха II – были приняты без обсуждений. 31-летний император Пётр III настолько жаждал похвалы со стороны своего кумира, что попросту потерял голову. По ходу дела король обменялся с фон Штойбеном ещё несколькими письмами – Фридрих никогда не пренебрегал разведкой и шпионажем – а когда настала пора возвращаться из плена, то молодого лейтенанта ждала личная аудиенция у Его Величества, произведение в капитаны и одна особая награда, которой не было равных во всём мире.
Но прежде чем перейти к дальнейшему рассказу о судьбе фон Штойбена, нельзя не упомянуть о судьбе его коронованного собутыльника из Ораниенбаума. Да-да, как всем известно, уже через полгода после коронации Петра в Петерштадт прибыл отряд гусар под командованием чекиста, пытошных дел мастера и просто генерал-поручика Василия Ивановича Суворова (отца того самого Суворова). Хвалёная голштинская гвардия даже не пыталась сопротивляться, и император был помещён под домашний арест. А ещё через несколько недель поручик Фёдор Барятинский и сержант Алексей Орлов заехали к Петру на дачу, после чего тот скончался от геморроидальных колик вследствие взаимодействия с вилкой.
– Er hat es verdient, – так по непроверенным данным отреагировал на это событие Фридрих Великий, после чего вернулся к своим рутинным королевским делам.
Традиция прижилась
продолжение следует ЗДЕСЬ
