Abstract
О тайнах скотского двора, библейской пропедевтике и ценности лондонской прописки
"What"s your name?"
"That"s what I told you. Watt"s my name. Is this James Brown?"
"No, this is Knott."
"Please tell me your name."
"Will Knott."
"Why not?"
(с) непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Для начала развеем несколько мифов.
Во-первых, рассказ о влиянии кипящего чайника на возмущённый разум Уотта – это таки городская легенда. Историю эту мы знаем со слов его сына, Джеймса Уотта-младшего, но ничего о самом открытии в ней не говорится: просто отец объяснял маленькому мальчику принцип действия предохранительного клапана, приводя этот самый чайник в качестве примера. Собственно, почему чайник и не мог-то вдохновить изобретателя на его интеллектуальный подвиг, мы увидим чуть ниже.
Во-вторых, Уотт был не англичанином, как это часто говорят, а шотландцем. И это bloody serious!
Прадед изобретателя по отцовской линии был конвенантором и погиб во время гражданской войны в Шотландии (не путать с гражданской войной в Англии, которая началась двумя годами раньше... хотя король был тот же).
Ах да, конвенанторы... Поясню незнакомое слово, потому что за ним кроется огромный пласт смыслов. Дело в том, что изначально Шотландия приняла Реформацию по лютеранскому образцу – с королём в качестве главы церкви (то есть аналогично соседней Англии), однако довольно скоро "в низах" стали преобладать очень даже кальвинистские настроения. Довольно сильные, как для того времени, общины Лоуленда и даже значительная часть знати стали отрицать власть назначаемых главой церкви епископов, выдвигая вместо них на первый план избираемых "старейшин" – пресвитеров. Идеологические различия между епископальной и пресвитерианской конфессиями за последующие 450 лет так и не сгладились, но по крайней мере сразу же был найден консенсус, что король – таки главный.
Упрощённая блок-схема эволюции Церкви Шотландии... А вы говорите "Томос... единства нет..." :)
Но вот в 1630-х в Шотландию приезжает любимый королевский архиепископ Лод (напоминаю, что король Англии был заодно и королём Шотландии) и круто закладывает штурвал в сторону "приведения к англиканской норме". Шотландцы, однако, не те люди, которым можно просто так прийти и рассказать, как и где молиться. Они немедленно начинают собираться и обсуждать проблемы.
Как сказано в пояснительной записке к Слову Божьему, "где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них". "Собираться" на латыни – convenire (по-английски, to convene, отсюда "конвент" и "конвенция"), так что, опираясь на авторитет первоисточника, все собравшиеся выпить на троих в Шотландии провозгласили себя соратниками Духа Святого и выразили королю недоверие в грубой форме. Последовали две войны, названные Епископскими, в которых Карл Стюарт позорно проиграл конвенанторам, с чего, собственно, и началась гражданская война в Англии.
Конвенант (романтическая версия). На флаге написано "За Бога и Конвенант"
Но то всё Лоуленд – страна слабаков и разнеженных лентяев. А ведь есть ещё и Хайленд (который "Горец", Роберт Бёрнс и My heart"s in the Highlands), в котором по-прежнему любят вендетту и Папу Римского. Первое, правда, куда больше второго.
В Хайленде всё определяет давняя вражда между кланами Кэмпбеллов и Макдональдов. Поскольку Кэмпбеллы были пресвитерианами, Макдональды крепко держались католицизма. Поскольку Макдональды были за короля, Кэмпбеллы поддерживали конвенанторов. Поскольку Кэмпбеллы выступали за союз с Англией, то Макдональды были сторонниками независимости. Прочие же кланы, оптом и в розницу, постоянно перебегали с одной стороны на другую, третью, четвёртую... в общем, на все возможные стороны.
Вот вам и вся политика в Хайленде.
А ещё есть ирландцы... Вы спросите, какое имеют отношение ирландцы к шотландским разборкам? Для этого стоит сначала посмотреть на карту.
А кто из вас знал, что Белфаст лежит по другую сторону от Шотландии, а не от Уэльса, а?
Мало того, что в раннем средневековье часть ирландских кланов переселилась в Шотландию (попутно вырезав местных пиктов). В XVII веке, уже при Стюартах, шотландцы отправились на Зелёный Остров с ответным матчем, сгоняя местное население в пустоши и устанавливая собственные порядки. Этот процесс ласково назывался Плантация Ольстера, в смысле "насаждение культуры среди ольстерских дикарей". (Да, если вам скажут, что протестанты появились в Ольстере с англичанами – не верьте. Это были шотландцы).
И вот, когда в Шотландии началась заваруха, некоторые шотландские лорды, получившие из рук короля земли по ту сторону пролива и, естественно, бывшие за это очень большими роялистами, решили привести на поле боя ирландских гэлов, которых даже хайлендеры считали грязными дикарями.
Вот в такой простой и однозначной ситуации и происходила шотландская гражданская война 1644–47 годов, изящно вплетшаяся в гражданскую войну английскую и ирландскую (за что их иногда называют "Войной трёх королевств", хотя сами три королевства между собой-то и не воевали, а наоборот – сражались, каждый со своей стороны, против единого короля из рода Стюартов). Закончилось всё, как мы знаем, тем, что шотландские конвенанторы заключили союз в английским Парламентом и наваляли Карлу Стюарту. Кстати, именно тогда в их адрес впервые и звучит нехорошее шотландское слово whigamore, вскоре трансформировавшееся в знаменитых вигов.
Кроме важнейших геополитических последствий вся вышеописанная история имеет ещё одно, более значимое для нашего рассказа, значение. В этой войне и погиб прадед Джеймса Уотта, абердинский лендлорд и яростный конвенантер, оставив полным сиротой малолетнего сына Томаса. Во время последовавших репрессий (о коих ниже) мальчика приютили дальние родственники в городке Гринок, что на юго-запада Шотландии, и далее мы о нём ничего не знаем ещё почти 50 лет.
И не удивительно, ведь Шотландия прыгнула прямиком из огня в полымя.
Победившие конвенанторы, как мы помним, таки признавали короля (то есть Карла Стюарта) главой церкви, то есть по советской традиции были теми, кого называли "умеренными реформаторами". И союз с английским Парламентом был заключён именно на условиях возвращения Стюартов на престол – в наморднике и на коротком поводке, но всё же на троне. Гарантами союза выступали английские пресвитерианцы, которых в Парламенте было немало.
Но победителями в Англии стали не они, а более радикальное крыло протестантов – знаменитые пуритане. Кроме разногласий литургических, политических и гастрономических (что на какой праздник должно вкушать), были у них с пресвитерианцами и расхождения эстетические: пуритане считали, что Скрипач не нужен... В смысле, король в этой конструкции совершенно лишний.
И когда в 1649-м полковник Прайд объявил парламентариям, что караул устал, то на выход пошли именно пресвитерианцы. Охвостье(тм) Длинного Парламента состояло исключительно из пуритан и сочувствующих. Они же и подписались под смертным приговором Карлу Первому, чья казнь автоматически означала разрыв с Шотландией. В 1650 году представители шотландского парламента подписали с сыном казнённого, будущим Карлом II, договор в Бреде (Нидерланды), признав его своим королём и главой шотландской церкви, при условии соблюдения им всех пресвитерианских свобод.
Кромвель отреагировал в своём духе: его Армия Нового Образца вторглась в Шотландию, разгромила конвенанторов и устроила пресвитерианцам конфискатус с экстерминатусом. Стоит ли удивляться, что 10 лет спустя путь к престолу Карла II начинается именно в Шотландии, где полковник Монк поднимает роялистское восстание и откуда ведёт войска на Лондон.
С новым королём, правда, получился облом. Он простил большинство пуритан (кроме непосредственных подписантов смертного приговора своему отцу) и даже не стал проводить перераспределение собственности... но потребовал от всех шотландцев присягнуть на верность и признать епископальное устройство церкви.
Если вы думаете, что знаете хоть что-то о разочаровании, то знайте – вы этого не знаете так, как это познали шотландские пресвитериане в 1660 году. Возмущения были подавлены армией, начались массовые аресты и казни, у "неприсягнувших" конфисковали имущество и изгоняли с собственной земли, были запрещены собрания и печать неугодных книг, на земли Лоуленда были введены отряды католиков-хайлендеров. Пресвитерианцы же оказали довольно твердолобыми: уходили в пустоши и проводили там собрания под открытым небом (косплей Нагорной Проповеди детектед), отказывались снабжать королевские войска провиантом и даже – о ужас! – платить налоги!
Королевская власть ответила ещё большим ужесточением репрессий, в частности, расстрелу подлежал любой шотландец с оружием в руках. Пресвитериане отреагировали тоже стандартно – начали индивидуальный террор (в частности, убили одного из епископов), после чего карательные отряды роялистов, в полном согласии со стандартной схемой, начали сжигать любую деревню, в которой принимали террористов. События эти вошли в историю под весёлым названием Killing Time – "Времена убийств".
Tonight we"re gonna party like it"s 1699 (c)
Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается... и плохое тоже. В 1688-м Стюартов свергают с английского престола, и Шотландия по какой-то странной причине не стремится их поддерживать в едином порыве преданности. Парламент в Эдинбурге признаёт Марию своей королевой, а его супруга Вильгельма – королём-соправителем. С милостивого разрешения новых монархов шотландцы получают обратно свои пресвитерианские вольности, и в 1690-м официально объявляется об основании Шотландской Церкви – The Kirk, как её попросту называли сами шотландцы. Епископы уезжают на Континент, а террористы и религиозные фанатики выходят из своих укрытий в скалах и возвращаются к честному труду под пение псалмов. Теперь, правда, надо выбирать не просто, за короля ты или нет, а ещё и за которого из королей (по эту или по ту сторону Канала), но это можно сделать и потом.
Правда, война продолжается в Хайленде, и два года спустя там происходит одно из самых знаменитых и позорных событий в истории Шотландии – резня в Гленко, когда отряд королевских войск под командованием одного из Кэмпбеллов, попав в метель посреди гор, просит убежища у Маклинов (союзников и родичей Макдональдов), а получив его – убивают почти всех взрослых мужчин и выгоняют на холод женщин с детьми. (Хайленд помнит, и в тех краях до сих пор на пабах написано "Бродягам и Кэмпбеллам не наливаем"). Это была не самая кровавая из шалостей Кэмпбеллов в истории (за 50 лет до того они вообще вырезали весь клан Ламонт, около 300 человек), но точно самая знаменитая.
Но несмотря на вспышки войны, целую череду неурожаев и торговый пресс со стороны Лондона (король Вилли был готов дать право свободно молиться – но не торговать с Индиями!), жизнь в Шотландии начинает налаживаться. И в 1691-м году мы впервые находим запись о Томасе Уотте, старейшине пресвитерианцев Кроуфордсдайка, баронства на левом берегу Клайда (ныне часть Глазго), с 1695-го – пасторе местной церковной общины, суровом поборнике морали, нетерпимом к пустословиям и праздности. (Думаю, с такими записями в личном деле не стоит удивляться, что мы не находим о нём никаких записей во "Времена Убийств").
Но не думайте, что старейшина Томас занимается исключительно контролем над соблюдением морали. Нет, как и положено благочестивому пресвитерианину, он имеет профессию и гражданские обязанности. В частности, с 1697 по 1717 он раз за разом избирается на должность бальи – цивильного судьи своего баронства, сочетая эту работу с главным занятием – преподаванием математики в навигатской школе.
Ведь Глазго, бывший тыл "левого" конца Антонинова вала – это не просто город. Это устье реки Клайд – главной транспортной магистрали южной Шотландии. Это самая глубоководная гавань на всём острове Британия, вдобавок защищённая от бурь горами и двумя крупными островами – Фёрт-оф-Клайд. Удивляться ли, что именно Глазго стал не только воротами для морской торговли Шотландии, но и одним из основных судостроительных центров всей Британии.
Вид на Фёрт-оф-Клайд из Гринока. Где-то там, внизу, когда-то был дом Уоттов
А где корабли и верфи – там и капитаны, и штурманы, и корабельные мастера. И всем им нужна, как ни странно, математика. Корабелам нужен сопромат для постройки лёгких и надёжных корпусов. Навигаторам – тригонометрия, чтобы определять широту и долготу, находясь посреди океана. Капитанам – основы векторной механики для умелой постановки парусов под ветер и баллистика для артиллерийского огня. Никакой романтики – чистый бизнес. И всё это – в школе городка Гринок на побережье Фёрт-оф-Клайд, чуть западней порта Глазго, где преподобный Томас Уотт, пастор и профессор математики, преподаёт ряды, логарифмы, алгебраические уравнения, кинематические кривые, конические сечения, нахождение центра тяжести произвольной фигуры и прочие изобретения уходящего XVII века.
Томас был не просто влиятельным, но и состоятельным человеком (богатство дарованное Господом – это свидетельство праведности). Он может себе позволить купить ещё один дом поближе к школе и верфям – в Гриноке, отделяемый от залива лишь дорогой. Кроме того, разменявший шестой десяток старейшина помнит и о заповеди "плодиться и размножаться" и женится на молодой девушке, от которой имел двух сыновей, Джона и Джеймса. Томас занимался воспитанием обоих сам, и старший уже скоро появляется в официальных документах как его помощник в судебно-административных делах баронства и преподаватель математики. Младший же получил специальность корабела и, как видно, фамильное шило в заду.
На время взросления пацанов пришлись очередные весёлые времена. В 1707 году (как раз тогда, когда Ньюкомен мастерил свою первый "огненный двигатель") Парламенты Англии и Шотландии находят компромисс, которые оставляет удовлетворёнными депутатов за счёт остальных людей – ратифицируют Акт Единения (Act of Union). Теперь Парламент один, монетарная и таможенная система одна, королева одна и её наследник – Ганновер Георг, тоже один. Шотландские купцы получают доступ к заморским рынкам через английский прокси. Шотландии оставляют её законы, суды и церковь – правящих в Англии вигам эти мелочи, не приносящие дохода, не интересуют. (Кстати, улаживал с английской стороны эти вопросы знаменитый шпион – Даниель Дефо).
На карте появляется первый в Новое Время политический конструкт – Великая Британия, состоящая из людей разных наций, языков, народов и конфессий. Начинает выковываться новая нация – британцы (не случайно, что собирательный образ британца – рачительный и спокойный, но неодолимый в бешенстве Джон Булл, появляется именно в памфлетах тех годов).
Джон Булл
Кстати, Юнион-Джек – флаг Великобритании, появляется тогда же как комбинация прямого (Георгиевского) английского и косого (Андреевского) шотландского крестов
Очень многие в Шотландии недовольны этим, и теперь сторонник независимости Шотландии автоматически превращается в тори – сторонника изгнанного короля Якова Стюарта, якобита. В 1715-м, после смерти королевы Анны, они пытаются поднять восстание, которое быстро подавляют английские войска. Оплот якобитов – Хайленд и северо-восток Лоуленда, далеко от Глазго, так что семью Уоттов беды пока что минуют... Но куда же девать умище???
И младший Уотт, Джеймс, бежит из дому за море, пытаясь сколотить себе собственное состояние в колониальной торговле. Получается плохо. В конце 1720-х он возвращается домой без пенни в кармане, зато и без лишних иллюзий об этом мире и своём месте в нём. Отец и старший брат помогают ему... нет, они не дают ему денег, но выступают поручителями перед его кредиторами в Гриноке: вот такая суровая протестантская мораль, за которую пресвитерианцев часто упрекали в бессердечии. Но Джеймс распорядился капиталом с умом: сначала взялся за привычное судостроительное дело, стал пайщиком в компаниях заморской торговли (в которой Корона как раз пыталась втереться в традиционные пути испанцев, фактически занимаясь контрабандой на государственном уровне), а потом даже стал владельцем судна. Уже намного позже, с 1751-го, он станет очень уважаемым человеком, одним из магистратов Гринока, казначеем общины, руководителем строек (верфи, церкви и набережной), посланником в Лондон в судебных разборках с Глазго....
Но это всё далеко впереди. А пока что, в 1728 году, Джеймс Уотт женится на Агнес Мюрхед, дочери высокородного лорда, благочестивой и кроткой, настоящей леди. В 1731-м они снимают несколько комнат в доходном доме на набережной Форт-оф-Клайд, где в 1736 году рождается их первенец, названный тоже Джеймсом. Суровый дед Томас не доживает до рождения внука двух лет, а его состояние полностью уходит старшему сыну.
Маленький Джеймс родился слабым, и острые головные боли терзали его всю жизнь. Вдобавок, мать хотела девочку и ничего не могла с собой поделать в плане воспитания. Естественно, при таких условиях детство будущего гения не задалось: пацаны дразнили его, называя "миссис Уотт" и "Дженни Уотт", не принимали в свои суровые мужские игры – кидать камнями в чаек и плавать на лодке по заливу. Вскоре Джеймс-младший и сам перестал интересоваться жизнью снаружи дома.
В определённый момент этому поспособствовал очередной кризис, потрясший страну. В 1745-м году на западе Хайленда высадился Молодой Претендент – сын короля-в-изгнании Якова Стюарта Чарльз-Эдвард. К нему присоединяются Макдональды и их союзники, а в Лоуленде в армию якобитов вливаются сторонники епископальной церкви. Правительственные войска разбиты, и уже 18 сентября в Эдинбурге Якова Стюарта провозглашают королём Шотландии. Силы Молодого Претендента идут на Лондон.
Добропорядочных законопослушных шотландцев охватывает ужас. Ведь они пресвитерианцы, конвенанторы, англофилы, виги и вообще – кровопийцы, жирующие на народной беде. В общем, жди экспроприации экспроприаторов, буржуй.
Но молодой Чарльз-Эдвард всё же спешил недостаточно быстро: стареющий Георг II всё же успел собрать армию, возглавляемую своим младшим сыном, герцогом Камберлендским, и даже перебросить дополнительные силы с Континента, из Ганновера, а французы так и не высадились на юге, как обещали. В апреле 1746-го при Каллодене правительственные войска наголову разбивают вернувшегося в Шотландию Молодого Претендента, и болота возле Инвернесса, столицы Хайленда, устилаются трупами убитых клановых воинов.
Битва при Каллодене. Насчёт хайлендеров художник таки погорячился, мушкетов у тех тоже было предостаточно
В Шотландии устанавливается режим террора. Более тысячи арестованных, более сотни из них казнены, большинство остальных отправлены в колонии. Епископов и прихожан епископальной конфессии под страхом изгнания заставляют присягнуть на верность королю и его династии. У восставших конфискуется всё имущество и передаётся под управление правительственных концессий. Но главный удар нанесён по Хайленду, запрещается всё: гэльский язык, система клановых отношений и даже знаменитые тартаны – накидки (которые тогда ещё не имели знаменитых ныне расцветок). Исключение составляют исключительно хайлендерские королевские полки – и с тех пор шотландская гвардия становится костяком сухопутной армии Великобритании, поскольку в неё массово записывается молодёжь из горных кланов.
А маленький Джеймс сидит дома взаперти. Времена небезопасные, а мальчик слаб, да и совершенно не ладит с окружающими. Зато как у него загораются глаза, когда отец приносит работу на дом: требующие починку корабельные инструменты и мелкие детали оснастки, секстанты и блоки, а если что-то крупнее, то для этого есть сарай... Мальчик развлекается тем, что решает при помощи печного уголька на стене задачи по Эвклидовой геометрии. Сосед, зашедший одолжить дров, обнаруживает, что в углу стоят миниатюрные, но точно выполненные и работающие модели корабельных механизмов: кранов, балансиров, рулей. Так отец обнаруживает, что у его мальчика, хоть и не способного переплыть залив или даже прокатиться на пароме на другую сторону залива, тем не менее всё в порядке и с руками, и с мозгами.
И Джеймса Уотта-младшего таки отдают в настоящую школу, где он получает настоящее образование. Греческий и латынь мигом оказались на свалке разума, зато математика...
Впрочем, не забываем, что Уотта рос не в какой-то там хипстерской семье, а был сыном глубоко верующих пресвитериан, для которых пребывать в праздности было одним из страшнейших грехов. Так что после окончания школы юный Джеймс устраивается на работу в мастерские собственного отца, зарабатывая на жизнь ремонтом корабельного оборудования и получая за это честные деньги. Вскоре, однако, отец прогорает на очередной заморской экспедиции, и Уотту-младшему приходится податься в Глазго и заняться изготовлением математических инструментов у дяди по материнской линии.
Джеймс Уотт в 1750-х
Однако, на этом чёрная полоса не заканчивается. В 1754 году, когда ему было 18, умирает его мать, а здоровье отца сильно ухудшается. И Уотт-младший делает рискованный шаг: едет учиться в Лондон, чтобы по возвращении открыть собственный бизнес.
Правда, с Лондоном есть проблема. Во-первых, на оплату полного курса учёбы (семь лет) денег нет, поэтому никаких документов, подтверждающих квалификацию, Уотт не получает (а вы думали, этот маразм столько у нас и только сейчас?). Во-вторых, денег нет, поэтому днём Джеймс работает на дядю, а вечером – на пропитание. В-третьих, денег нет, поэтому Уотт находится в Лондоне, так сказать, без прописки, на нелегальном положении, и на улице его могут попросту загрести и отправить в Нацгвардию на флот (нет, не шутка, именно так Роял Неви и флот Ост-Индийской Компании зачастую пополняли экипажи).
Гайд-парк, Лондон, 1750
Поэтому Уотт целый год фактически живёт взаперти в доме своего мастера, питаясь лишь на уровне поддержания жизнедеятельности организма и по-прежнему страдая от головных болей, после чего возвращается в Глазго... чтобы опять упереться в невозможность открыть своё дело без подтверждающих документов.
Спасает его случай: в 1756-м из английской колонии на Ямайке прибывает корабль с астрономическими инструментами, которые тамошний купец, бывший выпускник Университета Глазго Александр Макферлан, завещал своей alma mater для организации первой в Шотландии обсерватории (на всякий случай уточню, что это не просто наука, а учреждение, обеспечивающее навигаторов точными данными для ориентации по звёздам – это если вы внезапно зададитесь вопросом, а что такое дорогое оборудование делало на Карибах). Ямайка, правда – вовсе не рай для дерева и металла, поэтому вся аппаратура в ужасном состоянии и требует ремонта. И тут оказывается, что глазгоуские цеха не имеют специалистов нужного уровня для их починки. Тогда дядя Уотта по материнской линии, профессор латыни и древних языков Мюрхед, приводит за ручку в университет своего племянника: мол, вот хороший мальчик, он умеет. Университетские астрономы вздыхают, но деваться некуда – и коллегу не хочется обижать, и других специалистов всё равно нет.
Уже через несколько месяцев они благодарят Господа за ниспосланный коррупционный дар. "Мальчик" не просто приводит все инструменты в идеальное состояние, но и становится незаменимым помощником и критическим собеседником для многих профессоров, включая химика Джозефа Блэка и "отца экономической науки" Адама Смита (да, в тех краях тогда тусовалось много знаменитостей). Уотту-младшему выделяют персональный гараж сарай под мастерскую, где тот волен выполнять любую работу. А поскольку Университет находится вне цеховых правил, то на возражения контролирующих органов можно спокойно плевать со шпиля главного корпуса. Деньги, конечно, небольшие, но уже хотя бы не висишь на шее у стареющего отца, который никак не может монетизировать свой социальный статус.
продолжение следует ЗДЕСЬ
