Abstract
О конфликте между Ελληνιστική οἰκουμένη, romanus mundus и Elephas maximus; о нехватке богов и избытке Александров; а также о свободной конкуренции на рынке царей
О нем много говорили и считали, что и внешностью своей, и быстротой движений он напоминает Александра, а видя его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними — тень Александра или его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром лишь пурпурными облачениями, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то Пирр доказал его с оружием в руках... Рассказывают, что на вопрос, кого он считает лучшим полководцем, Антигон ответил (говоря лишь о своих современниках): «Пирра, если он доживет до старости». А Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр превосходит вообще всех полководцев, второе место отводил Сципиону, а третье — себе...
(с) Плутарх «Сравнительные жизнеописания»
Быть первым нелегко, но и у второго доля несладкая. Глупости, которые делает первый, приобретают статус правила, и мало кто решится открыто сказать, что предшественнику просто повезло. Тем более, если повезло ему ни много ни мало захватить почти весь мир. Как Александру Третьему, более известному под простым именем Македонский.
Нет, не подумайте чего, мы не отрекаемся от истории Рима, но чтобы объяснить происходящее в Италии, нам придётся ненадолго (пару столетий, не больше) пересечь Адриатическое море и посмотреть, что же происходило немного восточней Палатинского холма, и послушать рассказы о падении великих царств и вознесении ничтожных людей. Мы узнаем о встрече римлян с тайными знаниями Востока, военной мощью стран развитого эллинизма и слонами (и ещё неизвестно, чем римляне были поражены больше). И, конечно же, мы много узнаем о пафосе – потому что без него эту эпоху представить невозможно.
«Эллин, римлянин и тот самый слон»
или же «А что это вы тут делаете, а?»
У Карела Чапека есть гениальная новелла «Письмо учителю». В ней Александр Македонский пишет Аристотелю с края света, после возвращения из Индии, описывая свои проблемы. Он ведь хотел немного – обезопасить границы Македонии, и для этого ему пришлось завоевать Малую Азию. Но после этого ему пришлось защищать Малую Азию – а для этого пришлось завоевать Сирию. Но в результате... в общем, идея понятна, надеюсь. Эта нехитрая фабула настолько универсальна, что повторится на протяжении одной только этой статьи трижды, так что готовьтесь.
Но для начала объясним же, что такое эллинизм и почему он весь из себя такой чудесатый.
В IV-м веке до н.э. регион, который мы теперь знаем под именем Греция, вошёл в тот особый возраст, когда детские игры в доминирование на площадке начинают надоедать и в голову приходят робкие мысли о бессмысленности победы в «царя горы», перемешанные со смутными надеждами на наличие хоть какого-то смысла по другую сторону оградки – во взрослом мире.
Полвека войны всех со всеми за гегемонию в Элладе (ака Пелопонесская война) не только подорвали силы всех основных претендентов, но и показали, что проблема внутренними силами не решается. Ни вольные Афины, ни гордая Спарта, ни древние Фивы не могли удержать завоёванного дольше, чем на несколько лет, а значит следовало искать другие подходы.
С другой стороны, даже на фоне постоянных войн и связанных с ними бедствий греческие полисы богатели (что ещё раз подчёркивает то, в какой жопе они сидели до того). А богатство в первую очередь отбивает у масс желание гибнуть за какие-то там идеалы, включая патриотизм и славу. Правители городов постепенно теряли монополию на власть – не на инстуционализированную в виде государства, а реальную, ту, которой подчиняются люди. И если прежде слово архонта было беспрекословным, то теперь у ослушника мог внезапно оказаться могущественный покровитель за спиной – и начинались нюансы.
Лучшие мыслители эпохи начали осознавать, что в треугольнике «демократия (т.е. власть народного собрания) – олигархия (т.е. власть „лучших людей“) – тирания (т.е. единоличная власть, опирающаяся на нищую толпу)» правых нет. Демократы – демагоги! Олигархи – предатели! Тираны – сволочи!
И философы нашли ответ – всех спасёт монарх!
Исократ. Афинский адвокат и анти-анти-анти-демагог. Это он придумал, что от популистов нас спасёт монархия. Оставил миру 100500 речей, восхваляющих Филиппа Македонского, однообразных и бессмысленных. В общем, политблоггер времён упадка демократии
Здесь следует сделать одно (не последнее) лирическое отступление.
Нам, воспитанным учёными политологами, привыкшим редуцировать сложное до примитивного, начиная со школы преподают, что монархический строй – это такая форма государства, при которой власть принадлежит одному лицу, независимо от того, как оно зовётся: король, фараон или император. К счастью, древние греки были не в курсе такой теории, поэтому чётко различали своих властителей по неотъемлемым признакам.
Был басилевс – родовой правитель, глава семейства, старший и мудрейший, правивший в силу традиции.
Был архонт (у римлян – рекс) – военный глава, вождь, сильнейший и отважнейший, правивший по праву сильного.
Первые были судьями, вторые – героями, но всё равно они оставались людьми, чьи судьбы находились в руках богов (а насчёт этих себялюбивых гадов у греков не было никаких иллюзий). Вдобавок, полторы сотни лет беспрерывной резни убедили греков, что и судей, и героев у них переизбыток, и как выбрать среди них лучшего – понять невозможно. Тут бы своего небожителя...
И вот тут пригодилась заимствованная у ближневосточных приятелей идея человека-бога: ахеменидского Xšâyathiya Xšâyathiyânâm (Хшайатийа Хшайатийанам, Царь Царей) и египетского фараона. Ведь если правитель – бог (по происхождению, по призванию или может просто повезло), то это сразу снимает множество вопросов. Во-первых, у богов всего больше – сил, маны, каце и наглости. Во-вторых, он может добазариться с другими богами, чтобы те не сильно лезли в дела избранного народа. В-третьих, бог за всё в ответе, не то что всякие людишки. Так что схема выглядела просто: мы тебе власть, а ты нам – благодать.
Была только одна проблема, в развитых полисах все всех знали – и уж точно было известно, что богов среди соплеменников не водится. А если и водятся, то исключительно зловредные.
Зато были соседи...
С соседями было такое дело. Всякие Аттики с Лакониями были землями богатыми и плодородными, в них земля родила пшеницу сама, а виноград превращался в вино прямо на лозах. Оттого тамошние жители были богаче, развивались быстрее и плодились с такой скоростью, что скоро лишним людям пришлось садиться на корабли и плыть за моря в поисках лучшей доли.
А у соседей было плохо. К примеру, в Македонии жили вообще не люди, а какие-то фракийцы. Они не умели говорить на человеческом языке, ходили в шкурах, пили неразбавленное вино и не знали истинных богов. Пришлось одному из аргосских царей плыть на север и учить их ссать стоя, а заодно приучать платить налоги и поставлять медь в более цивилизованные земли.
В северо-западном углу Греции под названием Эпир было не лучше. Там земля родила только камни, виноград сводил скулы, а главная река была болотистой и вонючей: её реально назвали Стиксом и рассказывали случайно забредшим туристам (прежде чем съесть, конечно же), что она течёт прямиком в Аид, в чём у них прямо сейчас будет возможность убедиться.
Беднее их была только Ахайя (и мы ещё о ней услышим).
Но время способно перемолоть даже камни. И вот к моменту, когда у развитых афинян со спартанцами излишек богатства стал порождать сомнения в патриотизме, их дикие соседи по Элладе как раз доросли до коллективного бессознательного, производящего фюреров.
Родственность душ македонские и эпирские цари подкрепили многочисленными династическими браками и даже детей стали называть как-то однообразно – «защитниками мужей», сиречь Александросами. Александр из Македонии (он же Филэллин, то есть любитель жареных греков), к примеру, успел побывать ахемендиским коллаборантом по время греко-персидских войн, а потом и вовсе принёс вассальную присягу Царю Царей Ксерксу (и неплохо нажился на поставках в персидскую армию).
А другой Александр, уже эпирский, через сто с лишним лет решил, что Италия ему ближе (учитывая то, что Апулия там действительно на расстоянии плевка, то не так уж он и ошибался) и пошёл воевать «землю тельцов». Правда, там его луканы и закопали, но дурной пример был подан.
Это чтобы вы поняли, насколько Эпир и Италия рядом
Попутно он успел посодействовать приходу к власти своего македонского тёзки, а заодно племянника и шурина (не спрашивайте). Было это так...
Александр Эпирский воспитывался при дворе Филиппа II Македонского, женатого на его сестре Олимпии. Там молодой Александр стал его любовником, и Филипп помог ему отбить эпирский трон у дяди Аррибаса. Потом Филипп разлюбил Олимпию (характер у неё был ещё тот) и выгнал её в Эпир, к брату. А Александр вместо того, чтобы набить Филиппу морду, заключил с ним союз и женился на его дочери Клеопатре. Прямо на свадьбе Филиппа зарезал начальник его охраны, которого, вероятно, уже тошнило от этой Санта-Барбары, но сюжет это спасти не помогло – убийцу не отходя от свадебного стола прибили друзья другого Александра, брата Клеопатры, которого тут же провозгласили царём.
В общем, «Игра престолов» – херня по сравнению с Плутархом, я вам скажу.
У историков было бы немало проблем с двумя царями Александрами, одновременно шастающими по миру, но старший из них, эпирский, как уже было сказано выше, благоразумно погиб в Италии, чем избавил меня от дальнейшей необходимости уточнять, какого Александра я имею в виду.
Последующая история более-менее известна даже людям с неоконченным школьным образованием: Александр Третий, он же Македонский, подавил восстания греческих городов, стал гегемоном Коринфского союза и употребил мудрую афинскую идею о монархии по назначению. С происхождением от бога проблем не возникло: Олимпия заявила, что сын её на самом деле не от Филиппа, а от Зевса, и все согласились, что без божественного терпения здесь не обошлось.
Потом Александр случайно завоевал почти весь мир. И завоевал бы, да народ ему попался какой-то неблагодарный и нетрудолюбивый, не понимающих истинных целей и постоянно ведущийся на популистские лозунги о мире и желании умереть дома в кругу семьи. В общем, Александр вернулся назад и узнал, что его тёзку-дядю-свояка замочили в далёкой Италии. Это был законный повод завоевать оставшуюся половину мира, и за это нельзя было не выпить. Александр выпил, потому ещё выпил, потом ещё, а потом умер.
Мораль – не пейте за победу над «Ромой».
(Кстати, тема потенциального похода Александра Македонского на запад стала популярной среди любителей альтернативной истории почти немедленно, и реконструкторы древности вроде Тита Ливия отрабатывали на ней свои детские упражнения в риторике. Получалось забавно.)
Александру реально повезло, он умер в блеске славы и не увидел, как его государство развалилось (а это было таки неизбежно). Полководцы-диадохи, ставшие попечителями при нерождённом ещё Александре Четвёртом, немедленно перегрызлись, повели друг на друга стопицот армий, перебили кучу народа, потравили всех своих родственников, казнили остатки Александровой семьи (включая мать Олимпию, жену Роксану и сына Сашеньку), а потом обосновались каждый в своём уделе.
В общем, умер Максим – и такова его карма.
Нас в этой истории интересует два других момента, которые делают завоевания Александра действительно эпохальным событием.
Во-первых, были сломаны перегородки между «восточным» и «западным» мирами. Богатства Персидской империи, лежавшие бессмысленным грузом в ахеменидских сокровищницах, выплеснулись на открытый рынок и вызвали взрыв экономической активности. А где экономика – там и социальные процессы. Десятки тысяч греков из переполненных и полунищих полисов ринулись на восток (ведь это уже было единое государство, так что границ в нём как бы не было), в основанные Александром и его наследниками колонии – города греческого права, среди которых самой знаменитой, без сомнения, является первая из семи Александрий, находившаяся в дельте Нила и вскоре ставшая символом нового эллинистического мира.
Реконструкция Александрии. «Правильный» греческий город, построенный согласно учению Аристотеля. И никаких пирамид, заметьте
За пределами Эллады разница между греками из разных полисов и даже македонцами и эпиротами скоро стёрлась. Они образовали единую общность, со своими богами, правом и даже первым по-настоящему общегреческим языком – койне (суржиком, если по-нашему). Эти греки и стали основой эллинистических монархий, целых 300 лет правивших бал во всём цивилизованном мире.
Высвобождение огромных денежных средств, массовые переселения и необходимость постоянного межкультурного диалога привели к одному из величайших парадоксов истории: Восточное Средиземноморье, раздираемое постоянными войнами, в которых сжигались города, гибли десятки тысяч человек, а сотни тысяч – продавались в рабство, в которых терялись остатки морали и коварство становилось новой нормой... богатело и развивалось!
Один за другим совершались прорывы в совершенно разных областях знаний. Механикусы – волшебники тех времён, при помощи молитв и кругов на песке строили необычные машины, способные швырять камни, возводить и рушить каменные стены, двигать башни на колёсах и сжигать корабли солнечными лучами!
Осадные машины эпохи эллинизма. Слабо такую забацать?
Спекулянты и кровососы, жирующие на народных страданиях, выдумали биржи, опционы, векселя и сложные проценты (назывались они иначе, а с приходом Тёмных веков и вовсе были забыты, так что ломбардцам пришлось изобретать их заново), а это позволило покупать и продавать намного быстрее и выгоднее, а временами и вовсе делать деньги из воздуха.
Эллинистический мир порождал новые идеи и концепции: неоплатонизм, герметика, гностицизм – несущие черты как первобытного «дикого» язычества, так и развитых философских школ Греции, Египта, Вавилона и Индии. (Ещё никто не знал, что одно из этих мистических направлений через полтысячи лет станет официальной религией империи). Представители разных школ сходились в бурных публичных диспутах, а слава софистов достигла даже долины Инда, откуда раджи пытались выписать «греческую забаву – мудрецов, которые могут обосновать любое решение» (и удивлялись, что софисты – вольные люди, поэтому прислать их в подарок нельзя).
Мир гудел и развивался, а породители этого шума... хирели. Да, с завоеваниями Александра Греция вновь оказалась там, где и была до прихода персов – на окраине цивилизации. Победа оказалась отравленной. С одной стороны, социальное напряжение в полисах спало. С другой, их активность тоже сникла из-за отбытия самых буйных в лучшие края.
Более того, Александр оставил потомкам ещё одну бомбу – на этот раз идеологическую. Своей жизнью, короткой и яркой, он создал недосягаемый идеал, пример для подражания и архетип, проживший 2000 лет после его смерти. Молодой и яркий лидер-полководец, переступающий через врагов и через моральные нормы в стремлении завоевать весь мир и дойти до его края – вот каким должен быть настоящий правитель!
И юнцы, воспитанные на рассказах о подвигах (но не о рутинной работе, им предшествовавшей), один за другим пытались пройти путём Александра. Философия? Риторика? Народные собрания? Ареопаги? Вы чего? Всё решает меч!
Одним из таких юнцов был троюродный брат Александра по материнской линии, рыжеволосый мальчик по имени Пирр, родившийся в семье эпирского царя Эакида через 4 года после смерти величайшего из людей эпохи. Вскоре Эакида по милой эллинистической привычке сверг его брат, и Пирра в возрасте двух лет увезли прочь с родины. Потом эпирского детёныша, воспитанного в стае диких иллирийцев, восстановили на троне. Потом опять свергли... В общем, обыкновенная дворцовая жизнь, свидетельствующая о стабильности монархического строя.
К тому моменту Пирр достиг возраста, пригодного для массовых убийств, и его жизнь стала более разнообразной. Он сражался под началом македонского царя Деметрия (женатого на его сестре) под Ипсом, где в 301 году до н.э. коалиция выживших наследников Александра Македонского таки прикончила 81-летнего Антигона Одноглазого (отца Деметрия), чем закончила войну диадохов. В результате Пирр попал в заложники к Птолемею I Сотеру (он же Птолемей Лаг), основателю македонской династии правителей Египта. Там он не терял времени даром, вошёл в милость к старшей жене правителя (да, македонцы быстро оценили восточные традиции многожёнства) и вскоре женился на его приёмной дочери. С таким мощным блатом за спиной он вернул себе эпирский трон... и тут же пошёл воевать против вчерашнего начальника – Деметрия, заручившись помощью ещё одного претендента на трон, Лизимаха. Вдвоём они завоевали Македонию, поделили её пополам, и, естественно, тут же принялись сражаться за полноценную власть. Пирр проиграл войну и удалился обратно в Эпир.
В общем, ничего интересного, проходите дальше.
В 301 году до н.э. в битве на реке Ипсе в Каппадокии (Анатолия), одни диадохи победили остальных и отказались от идеи «всемирного царства». Но воевать из-за этого не перестали
И вот наступает 281-й год до н.э. 38-летний Пирр сидит дома. Работать он не умеет и не любит, а любит и умеет воевать; все прочие занятия же считает недостойными царского звания. К счастью, у него есть надёжный помощник, мудрый фессалиец и ученик покойного демагога оратора Демосфена – Киней, о котором говорили, что он взял больше городов языком, чем его повелитель – мечом.
И тут безработному полководцу на ящик падает одновременно два приглашения на интервью. В одном говорится, что македонцы уже устали от Лизимаха, зато успели забыть, какой сволочью был Пирр. Поэтому не хочет ли уважаемый царь прислать своё резюме...
Во втором же вольнолюбивые жители Тарента, самого большого города Великой Греции сообщают, что случайно, по недоразумению перебили римский гарнизон и теперь срочно ищут проджект-менеджера с со своей командой для ведения агрессивных переговоров с представителями компании «Вечный город» (увлекательная работа, бонусы за сверхурочные, потрясающие перспективы).
Пирр прикинул, что в Македонии он уже воевал и тамошние скалы ему уже приелись. С другой стороны, направить свои взоры на запад, где уже погиб его предшественник и куда не успел добраться кумир, построить собственное царство в варварских землях...
Киней, услышав про это, проявил выдержку, достойную пробуждённого царевича Гаутамы, и завёл с Пирром разговор (явно повлиявший на Чапека 2000 лет спустя), который лучше передать дословно.
Видя, что Пирр готов выступить в поход на Италию, Киней выбрал момент, когда царь не был занят, и обратился к нему с такими словами: «Говорят, что римляне народ доблестный, и к тому же им подвластно много воинственных племен. Если бог пошлет нам победу над ними, что даст она нам?» Пирр отвечал: «Ты, Киней, спрашиваешь о вещах, которые сами собой понятны. Если мы победим римлян, то ни один варварский или греческий город в Италии не сможет нам сопротивляться, и мы быстро овладеем всей страной; а уж кому, как не тебе, знать, сколь она обширна, богата и сильна!» Выждав немного, Киней продолжал: «А что мы будем делать, царь, когда завладеем Италией?» Не разгадав еще, куда он клонит, Пирр отвечал: «Совсем рядом лежит Сицилия, цветущий и многолюдный остров, она простирает к нам руки, и взять ее ничего не стоит: ведь теперь, после смерти Агафокла, там все охвачено восстанием и в городах безначалие и буйство вожаков толпы». «Что же, это справедливо, — продолжал Киней. — Значит, взяв Сицилию, мы закончим поход?» Но Пирр возразил: «Если бог пошлет нам успех и победу, это будет только приступом к великим делам. Как же нам не пойти на Африку, на Карфаген, если до них оттуда рукой подать? Ведь Агафокл, тайком ускользнув из Сиракуз и переправившись с ничтожным флотом через море, чуть было их не захватил! А если мы ими овладеем, никакой враг, ныне оскорбляющий нас, не в силах будет нам сопротивляться, — не так ли?». «Так, — отвечал Киней. — Ясно, что с такими силами можно будет и вернуть Македонию, и упрочить власть над Грецией. Но когда все это сбудется, что мы тогда станем делать?» И Пирр сказал с улыбкой: «Будет у нас, почтеннейший, полный досуг, ежедневные пиры и приятные беседы». Тут Киней прервал его, спросив: «Что же мешает нам теперь, если захотим, пировать и на досуге беседовать друг с другом? Ведь у нас и так есть уже то, чего мы стремимся достичь ценой многих лишений, опасностей и обильного кровопролития и ради чего нам придется самим испытать и причинить другим множество бедствий».
Но Пирр не оценил троллинг Кинея и приказал собирать корабли для похода.
продолжение следует здесь
