Нашла в своих архивах любопытный и пугающий текст, написанный в Донецке весной 2011 года. Он назывался «Поколение, забывшее войну», и был написан под впечатлением от концерта в честь 9 мая — их проведение внезапно возобновилось в университетах и школах той весной. Ничего подобного раньше не было, но теперь на факультеты «сверху» пришли подробные указания: сколько студентов обеспечить, сколько букетов принести, какие патриотические мероприятия организовать.
Материал для студенческой газеты поручили подготовить мне – студентке философского факультета, то есть существу вполне взрослому, неглупому и, к тому же, освоившему азы философского (а значит, критического!) мышления.
Написанный непосредственно во время концерта и абсолютно искренний, этот материал – наглядный пример эффективности воздействия пафосных речей и эмоциональных стимулов на свободную от политических убеждений молодежь.
Думаю, мой пример далеко не уникален, а потому просто приведу здесь этот текст без изменений и комментариев, как исторический документ. Возможно, кому-то пригодится для понимания истоков проблемы.
***
«Раз… раз… раз, два…, – считает звукооператор, – раз, два, три…» И сам же напевает: «…Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей… Раз, раз, два… Не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей… Раз, раз… раз, два…» Ударяют за дверью барабаны – военный оркестр, мальчики и девочки в казацкой форме, с преувеличенно торжественными лицами. Зачем они в этом тесном зале со своими барабанами? И зачем здесь я?
Я делаю печальное лицо и здороваюсь с входящими в зал преподавателями, прекрасно понимая, что всё это празднество для меня – пустой звук. Меня вряд ли смогут воодушевить высокопарные слова о Родине и Победе, и я не испытываю ни священного трепета, ни преклонения перед героями-ветеранами. Просто меня угораздило попасться под руку декану и стать одним из добровольцев, которые пойдут на концерт – вот и всё.
Многие из нас, родившихся в начале 90-х, знают о Великой Отечественной из первых уст. Мы – одно из последних поколений, которые сохранят память живого общения с людьми, прошедшими войну. Но, снисходительно выслушивая рассказы бабушек, мы, студенты-философы, изучаем войну как социальное явление – холодно, беспристрастно, как и положено исследователям.
Мы рассматриваем войну как неотъемлемый атрибут человеческой истории и раскладываем по полочкам её социальные функции, механизмы возникновения, положительные и отрицательные аспекты. Мы философы, и значит, стремимся проникать в суть вещей там, где все они – и погибшие, и собравшиеся в этом зале, видят лишь поверхность. Мы философы, и мы изучаем «массы», «народ». В том числе тех, кто сложил головы за этот привычный набор штампов – героизм, патриотизм, чувство долга, великая Победа, освобождение…
Священная война? Всё правильно: кто захочет отдать жизнь за дело, которое он не считает священным? Ну а мы, философы, изучаем этот процесс формирования нужных убеждений в общественном сознании и обсуждаем наиболее эффективные его стратегии. И уж конечно, мы смотрим на всё это снаружи, извне – и у нас не возникает желания присоединиться ни к тем, кто спешит сложить голову за «священное дело», ни к тем, кто кричит «долой войну». Ведь, по большому счёту, «всё этически нейтрально», не так ли?
Мне жаль, безмерно, невыносимо жаль людей, отдавших жизни за эти иллюзии, и ещё больше жаль выживших, у которых кроме этих иллюзий ничего не осталось, но… я просто их изучаю.
«Только всё ещё плачут, всё плачут, всё плачут на рассвете тюльпаны, как живые сердца не пришедших из боя солдат», – тоненьким дрожащим голоском запевает на сцене девочка. Что она знает о войне? И вообще, можно ли «знать» войну? Или её, как и религиозный опыт, нельзя понять разумом, а можно только пережить?
«…Они плачут, как люди, они плачут по людям...» Эту песню пел Хиль – я помню, бабушка говорила мне. Целую вечность назад, когда сегодняшние ветераны были молодыми.
Раз, раз… раз, два…
Среди молодых студенческих мордашек начинают мелькать непривычные этому залу морщинистые лица и седые волосы ветеранов. Я вдруг осознаю, до чего им много, много лет. Что чувствуют они сейчас?
На сцену выходят студенты, говорят чужие, заученные слова о Победе и о нашей благодарности тем, кто за эту Победу сражался. И одну за другой поёт военные песни наш студенческий хор. «…Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались в степи… Вот и сейчас надо мною она кружится…»
«А сейчас мы вручим денежные премии нашим ветеранам», – восклицает бодрая женщина с пышной причёской. – Скрипник Фёдор Иванович! (Аплодисменты…) Николаева Светлана Семёновна… (Аплодисменты…) Поплавский Дмитрий Борисович… Его сегодня нет… Иванов Алексей Петрович… Тоже не пришёл. Да, к сожалению, многие из наших ветеранов болеют…
«Ты меня ждешь и у детской кроватки не спишь…», – тихо звучит фонограмма. Мне почему-то становится страшно.
«Я не знаю, есть на нашей Земле что-либо важнее и ценнее жизни, но, наверное, есть, если вы воевали за это и отдавали свои жизни», – выходит на сцену очередной поздравляющий. Фарс, просто какой-то фарс: ничто не может быть дороже жизни – просто потому, что кроме жизни у нас ничего нет! Я оглядываюсь – почему на глазах стольких людей – не только ветеранов – слёзы?
«...Эх, дороги... Пыль да туман…» А я ведь помню эту книжечку – в синей бумажной обложке… Мы с бабушкой разучивали по ней все эти военные песни, когда мне было лет пять-шесть. Бабушка жива-здорова и войну застала лишь маленькой девочкой, но первые песни, которые она пела мне, почему-то были о войне. «…Холода, тревоги, да степной бурьян…» Что это? Я плачу? Почему? Я философ, я циник – я не могу плакать из-за… пустяков!
Опускается и снова поднимается занавес. На сцене – квартира. Под звуки вальса кружится молодая пара. Молодая, как семьдесят лет назад те, кто сидит сейчас в зале. Вдруг музыка прерывается.
«Внимание! Внимание! Говорит Москва. Сегодня в четыре часа утра без объявления войны германские войска напали на нашу страну…», – медленно, останавливаясь после каждого слова, говорит диктор.
«…Ночь коротка, спят облака…» Он уже в военной форме. Стоят молча, обнявшись. «…В этом зале пустом мы танцуем вдвоём, так скажите хоть слово…» Зачем вы показываете всё это? Что должны чувствовать сейчас те, для кого эта сцена – реальность? «…Так скажите хоть слово – сам не знаю, о чём…»
Почему тайком вытирает слёзы девушка, стоящая рядом со мной? Почему мне хочется спрятать от неё своё лицо? «…А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму…» А я? Снова забыла попрощаться с родителями, спеша к первой паре?
«…Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей…»
Объявляется минута молчания. За сценой тикают часы.
Почему я раньше не задумывалась обо всем этом? Как вышло так, что наше поколение забыло о миллионах жизней, отданных за нашу сегодняшнюю свободу?
«…Помните! Через века, через года, – помните!» …Тук… тук… «О тех, кто уже не придет никогда, – помните!» Тук… тук… В зале выключают свет – да, правильно, так лучше! «…Люди! Покуда сердца стучатся, помните! Какою ценой завоевано счастье, пожалуйста, помните!..» Голос звенит и прерывается от слёз. А ведь читающая эти стихи девушка не притворяется – понимаю я. «…О тех, кто уже не придет никогда, заклинаю, ПОМНИТЕ!»
Вот и всё. «День Победы – порохом пропах …», – наяривает казацкий оркестр. С чувством непонятного мне внутреннего очищения я выхожу из зала. Я спешу: мне срочно, срочно нужно попасть домой, к семье. «…Это праздник со слезами на глазах…», – вполголоса пою я вместе с оркестром, выбегаю из университета и жмурюсь от совсем уже летнего солнца.
***
В 2011-м, не говоря о последующих годах, подобные мероприятия возобновились в большинстве университетов и средних школ. Нам это вовсе не казалось странным…