С наступлением дачного сезона выходные в городе мало чем отличается друг от друга. Луганск не исключение. 8 марта и уверенные + 15 на градуснике сделали свое дело, погрузив улицы в тишину и запустение. Тем-не-менее, меня не покидает ощущение, что повымело не только земледельцев-любителей и не только стараниями хорошей погоды.
Свой первый выход в свет я посвятил изучению окрестностей и удовлетворению насущных нужд — покупке сим-карты и обмену рублей на гривны. И то и другое оказалось далеко не сиюминутным делом. Банки, судя по внешнему виду, не подавали признаков жизни не только по причине законного праздника — они здесь прекратили существование как институт. Хорошо хоть местные помогли разобраться — направили в сторону центрального рынка, пообещав вполне работоспособные обменные пункты, а вместе с ними и офисы мобильных операторов. По дороге я огляделся и оценил по достоинству близость моего жилища к главным достопримечательностям города — дом правительства, облсовет… Возле одного из них, сразу и не разобрал принадлежность к ветви власти, было оживление.
Выстроенные в шеренгу женщины в камуфляже и двое мужчин в такой же форме были поглощены неким ритуалом, фоном для которого служила импровизированно украшенная стена из чьих-то фотографий. Прислушавшись и приглядевшись нетрудно было понять, что речь идет о погибших мужьях, а их жены — повод напомнить о жертвах борьбы с «киевской хунтой». Чуть в стороне стояли зеваки, вокруг действа суетился оператор, как выяснилось штатный, из пиар-обслуги не то местного начальства, не то какой-то «общественной» организации. После того, как всё завершилось, я попытался проверить свои догадки с помощью одного из участников действа, задав ему несколько вопросов.
- Это жены погибших ребят, пришли почтить память своих мужей. — пояснил он. — И не смотря на то, что сегодня женский день и должны мужья приносить цветы… Эта война забрала тех, кто мог сделать это сегодня утром…
- А почему именно здесь?
- А потому что это память, здесь ихние фотографии…
- Я просто не знаю, что это за здание…
- Это администрация, правительство… И здесь учредили памятную доску тех ребят, которые погибли в первые дни войны. Поэтому сегодня они пришли к фотографиям своих мужей.
- А можно попросить вас представиться?
- Председатель народного совета Корякин Алексей Вячеславович.
- Вы коренной луганчанин?
- Я коренной луганчанин, я родился в Луганской области, вернее Ворошиловградской. Сам я со Стаханова.
- А за ЛНР вы воевали с первых дней?
После этого вопроса Алексей Вячеславович почему-то замялся и вроде бы даже смутился, выказывая явное желание прервать интервью. Но все же на ходу добавил:
- Это война началась после моего ареста…
Потом я уже вспомнил как мелькала эта фамилия в первые дни волнений в Луганске. А в Википедии обнаружил даже статью посвященную бывшему предпринимателю из Стаханова, а ныне видному деятелю ЛНР.
Словом знакомство с городом началось вполне содержательно. Но надо было все-таки обзавестись гривнами, которые здесь еще никто не отменял, да и безжизненный телефон в наше время — угроза многим планам. Уже на следующем перекрестке, где царило оживление, было несколько обменных пунктов и офис крупного мобильного оператора. Немного потолкавшись среди местного люда, послушав краем уха обрывки разговоров и записав интервью с компанией местных подростков я решил, что пора возвращаться обратно. Надо было приступать к полноценной работе (до этого я снимал только с помощью iphone).
Недалеко от дома, черт меня дернул, решил зайти в пивной ресторан, позавтракать и пообедать одновременно. Мои московские припасы, судя по ассортименту магазинов, могли еще пригодиться. В пышно украшенном фотографиями меню не нашлось ничего более подходящего чем яичница и кофе. Банальный утренний рацион увенчался столь же тривиальной для общепита ложкой дёгтя — из-под поджаристой корочки глазуньи торчал чей-то длинный волос. Стало обидно и отвратительно, причем настолько, что я обратился к подвернувшемуся официанту не с рекламацией, а с вопросом вполне в духе Остапа Бендера:
- А Макдоналдс в городе есть?-
- Был, — охотно откликнулся совсем еще юный персонал, — но после того, как Америка начала террористическую пропаганду его закрыли.
Услышанное надо было переварить. Поэтому я не решился продолжить общение и поспешил выйти на воздух. Потом приходилось еще не раз сталкиваться с аргументацией, в которой злокозненный Вашингтон ставился во главу угла всех проблем региона. Удивлял даже не столько набор штампов, повторяемых в одинаковой последовательности, сколько готовность воспринимать давно забытые и казалось бы утратившие актуальность слова. Хотя чему удивляться, если по ящику вещает тот же что и в Москве набор каналов.
Обзавестись аккредитацией в праздничный день я не рассчитывал. Поэтому свой свободный полёт начал с самого доступного — городских улиц. Работа в лучших традициях телевизионного акына, что вижу, то и снимаю; бывает богата на сюрпризы. Пушки у здания краеведческого музея нацелены на кварталы частного сектора — чем не образ. Правда, пострадали больше многоэтажные дома. Первая же хрущевка по улице Фрунзе зияет провалами руин — фасад одного из подъездов почти разрушен. А со двора дом стоит целехонек. Молодая женщина гуляет с ребенком. Увидев нацеленную на неё камеру спешно тушит сигарету. Татьяна не местная, приехала вместе с матерью в город из станицы Луганской. В пострадавшем подъезде они снимают однокомнатную квартиру на первом этаже. Для неё эта жилплощадь настоящая находка — цена аренды в половину ниже среднегородской, а квартира в полном порядке, даже отопление работает. Будут ли восстанавливать разрушенные этажи, ей не известно, но какая-то комиссия приезжала оценивала ущерб. На вопрос, почему уехала в город, Татьяна отвечает в духе Саида из «Белого солнца пустыни»:
- Стреляли…
- А кто, украинские военные или ополченцы?
- Украинские.
- А вроде бы договорились отводить вооружения…
- А они отводят. Ополченцы.
- А украинская армия?
- Стреляют…
С человеком из эпицентра событий, как говорится, не поспоришь. Можно лишь предположить: не всё и не всем видно даже на местах, а уж дополнить картину происходящего можно и силой мысли — опыт российских телеканалов показал эффективность такой практики. Возможно, поэтому моя собеседница сначала говорит обезличенно и неуверенно, а потом, словно что-то вспоминая, уточняет: кто именно стрелял, кто именно отводил вооружения…
Дальше по улице сильных разрушений больше нет. Но стёкла многоэтажек, заклеенные крест на крест бумагой, говорят о многом.
По другую сторону улицы, в глубине частного сектора, виднеется массивный корпус какого-то предприятия, на бетонной плите у самой крыши нарисован украинский флаг и рядом надпись «Продам!». У надписей наверняка разные авторы и цели, но именно в таком сочетании они звучат особенно актуально. Я ухожу вправо по улице 16-я линия и сразу упираюсь взглядом в огромное, в чем-то даже вычурное здание гостиничного комплекса «Дружба». Перед его главным входом стоят фигурки с ярко выраженной национальной атрибутикой — казацкие шаровары, вышиванки, усы… Даже удивительно, что еще целы. Мои ожидания оправдываются не во всём, но что-то подсказывает, что причина отнюдь не в терпимости новой власти к чуждым атрибутом. На предприятиях Рената Ахметова в Донецке до сих пор никто не может хозяйничать кроме него самого, хотя вожди ДНР давно и громко заявили о национализации имущества украинских олигархов. Здесь в Луганске таким считается Ефремов, бывший губернатор и народный депутат Верховной Рады. Не исключено, что гостиничный комплекс его вотчина. Народный гнев, как известно, легко управляем и перенаправляем. Чуть дальше еще одна гостиница «Луганск». Здесь и людей побольше. Выбираю себе жертву для небольшого стрит-тока. Мне навстречу идёт компания из 4 ребят лет 18-20. Один из них реагирует странно: поворачивается спиной и таким образом продолжает движение. Свое поведение он объясняет позднее тем, что воевал в ополчении. Остальные не только не скрывают лица, но и охотно соглашаются ответить на вопросы. Меня интересует заработок и прожиточный минимум юного луганчанина. За всех отдувается студент педагогического университета — чувствуется, что парень привык брать инициативу в свои руки.
- Так мы же не работаем…
- Ну на что-то же вы живете. Стипендию вам не платят?
- Нет, не платят.
- Работу здесь не найти… — вставляет один из молчунов.
- Родные — продолжает Инициативный, — те, которые помогали деньгами, поуезжали…
«А вы, собственно, что за организация?» — слышу из-за спины голос того самого, который избегал камеры. Но продолжаю гнуть свою линию:
- На что вы живете?
- На деньги.
- Но откуда-то же вы их берёте?
- Ну, какая разница откуда мы их берем — загадочно улыбается мой собеседник.
- Не бандитизм хоть? — ставлю я более категорично вопрос.
- Не-е-ет, конечно! — дружно отвечают все трое.
- Тогда, если не секрет, чем на жизнь зарабатываете? — Чувствую, словно приоткрылась одна из створок доверия и я тут же пытаюсь втиснуться в непонятный для меня мир.
- Да нигде не работаем, содержат нас. Родители.
Кажется пошло. Надо пускать в ход тяжелую артиллерию — вопросы поострее:
- Ребята, а как считаете, будущее Луганска связано с Украиной все-таки или с Россией?
- Это не от нас зависит…
- А вы что, не члены общества?
- Не, ну а как я могу говорить, если не знаю, что там дальше будет, — мой собеседник словно оправдывается.
- Когда говорят общественное мнение — продолжаю я стоять на своём. — наверное, кого-то же имеют в виду. Вы тоже ведь часть общественного мнения…
- Так а что вы хотите услышать? — уже с большей заинтересованностью уточняет Инициативный.
- Я просто хочу узнать с Украиной или с Россией вы связываете свое будущее?
- Ну, пока мы живем здесь, мы связываем свое будущее с этим местом. Такой ответ подойдет? — парирует мой респондент, видимо, удовлетворенный собственной находчивостью. — Как оно будет дальше, так и будем связывать. Будем в России — будем с Россией связывать своё будущее, будем в Украине — с Украиной…
- То есть Вам всё равно? — не унимаюсь я в своём желании услышать больше определённости.– Нет, нам не все равно. Но вы же наше мнение не услышите, поэтому мы ничего толком не скажем… На камеру я говорить не собираюсь…
Из всего услышанного можно сделать лишь вывод: мнение, что на востоке Украины все думают одинаково и смотрят только в сторону России сильно преувеличено. Есть полярные и категоричные суждения. Но большинство людей стараются просто не высовываться — неизвестно еще, чем все обернется. Их можно понять: другого города, дома или бизнеса , никто нигде не приготовил. Поэтому лучше приспособиться к тому, что есть. Вопросом «Как заявить свою гражданскую позицию?"многие даже не задаются. Отчуждение от власти и того, что она делает, особенно в регионах традиционно ориентированных на госпрограммы, последние 20 лет только нарастало. И вот он результат.
По окончании опроса меня уже дожидался анонимный цензор: его очень волновало происхождение провокационных вопросов.
- А вы какое телевидение?
- РБК, Россия — чувствуя подоплеку интереса, ответил я.
- А-а. Ну тогда можно. А то я думаю: такие вопросы задаёте… Они ведь не всё еще понимают…
На вид умудренный жизнью товарищ был не то что старше, даже младше своих друзей. Рядом стояли еще двое незнакомцев постарше, я грешным делом решил, что подоспела помощь разбираться с незадачливым репортером. Но это оказались итальянские журналисты-телевизионщики — решили познакомиться с коллегой. Луганск в качестве места для налаживания международных контактов, согласитесь, очень нетипично. Как пояснил один из них, Джорджио, они тоже фрилансеры, только у них солидный заказчик — агентство Франс-пресс, и цели более конкретные — попасть в район, где проходит линия фронта. Мой жуткий английский едва-едва помогал разобраться в их планах и хотя бы отчасти посвятить в свои. Тем-не-менее, активно жестикулируя и вспоминая скудную лексику, я совершил вместе с ними 20-минутный променад, как раз до здания украинского театра. Интервью с кем-нибудь из носителей мовы я еще в Москве предвкушал как откровение или, по крайней мере, альтернативное мнение. Но пришедший в город праздник пока исключал такую возможность — театр был на замке.
Зато еще одна группа молодежи стала неутешительным призом для моих ожиданий. Я заметил их в сквере рядом со зданием университета. Человек десять первокурсников устроили фотосессию. Для них год вне школы событие такое же историческое, как и все что происходит вокруг. Но важность политического момента чувствуется все же острее и присутствует даже в шутках. Нацелив в объектив фотокамеры свои и без того лучезарные улыбки, студенты не прекращали спорить насчет ключевого слова при съемке: кто-то кричал „Сиськи!“, а кто-то неустанно твердил „Новороссия!“ Зато на мой уже традиционный вопрос о будущем и стране пребывания, они в один голос завопили: „Россия!“
- А почему? Неужели…
- А потому что Россия нам все время помогала, а от Украины не было никакой помощи…
- Она заблокировала наши карточки и все…
- Не пускала сюда продукты…
Варианты, судя по всему, у каждого свои и наболевшие. Но один ответ меня откровенно озадачил.
- Наши корни в России…
- А что в Украине у вас вообще нет корней?
Парень, предложивший такую мотивацию, неуверенно продолжил:
- Ну, у меня-то мало…
- Есть, но они как-то не настроены… — подхватили остальные.
- Да, они говорят, что мы сепаратисты, террористы все…
- А как вы считаете, как себя могла вести Украина, когда от неё пытаются отделить часть территории?
- Ну…. точно не так…
- Они конечно отрицательно относятся, — словно выплескивая весь накопленный запас слов и создавая не утихающий музыкальный фон, тараторила девушка — она активнее других старалась заявить свою позицию. — Они хотели, чтобы мы были в составе… Но мы этого не хотим. Должна быть воля, должны быть слова…
- Свобода слова! — угадав её очередную лексическую находку дополнил парень, до этого он настойчиво выкрикивал „Сиськи!“.
- То есть захотел отделиться от страны и отделился?
После этих слов на несколько секунд воцарилась пауза, словно именно в этот момент поток сознания иссяк. Первым оправился один из ребят, как будто даже не выказывавший интереса к разговору:
- Повторите вопрос пожалуйста!
Недоуменное молчание — сегодня самое обнадеживающее, что можно услышать от местных., особенно молодёжи. Новоявленные вожди и полководцы стараются как можно быстрее заполнить вакуум готовыми рецептами и толкованиями истории. В этом я убедился на следующий день. Группа молодежи строем пришла возлагать цветы к памятнику Тарасу Шевченко. Перед ними выступал депутат новоизбранного парламента. Он проникновенно и как-то непринужденно, словно уверенный в результате мастер, внушал незримым оппонентам мысль: мы чествуем не украинского поэта, а гражданина Российской империи, усилиями которой и был создан этот город. В общем-то мораль понятна: если Россия нынче в тренде, то Украине в лучшем случае могут отдать должное. И то лишь таким витиеватым образом. Я имею в виду не только слова, но и стиль акции: строем пришли, строем возложили, строем разошлись… За всем этим угадывалась рука подражателя традициям раннего совка. Жаль только ни в одном из присутствующих я так и не нашел ни одного искреннего ценителя поэзии Кобзаря: вспоминали в лучшем случае какие-то обрывки и крохи, в основном же откровенно признавали, что украинскую литературу почти не изучали.
Уж не знаю как насчет Кобзаря, до этого как-то не дошло, да и был лишь канун для рождения, но по части художественного вымысла первокурсники возле университета были изобретательны. Впрочем, не сами изобретали — цитировали прозу современных авторов, как правило, российских телеведущих.
На повторенный мною вопрос о том, как могла повести себя Украина, когда под угрозой оказалась целостность государства, сначала прозвучало вполне здравое мнение:
- Только через диалог. А не посылать сначала армию, делать АТО, а потом уже разбираться… Сначала махать мечом6 а потом думать о мире.
- А вы считаете Россия не спровоцировала этот конфликт? — в ответ опять некоторое замешательство. — Когда диверсионные группы сюда забрасывались… — делаю вопрос более развёрнутым.
Оцепенение не проходит, но тут вступает парень говоривший об отсутствии корней в Украине:
- Знаете… Если и говорят, что здесь были диверсионные группы российские, то мы их не замечали. А вот когда появились диверсионные группы из Украины, заметили все мирные жители. Эти убийства на улице, эти взрывы…
Этот мотив про украинских диверсантов в дальнейшем будет еще не раз перепет. В данном случае было трудно спорить и доискиваться, кто-что видел — и так понятно, что молодежь питается слухами и телевизионным фаст-фудом российского производства.
Дальнейший мой маршрут был отмечен лишь одним открытием.
По улице Советской (Радянськой) я увидел испещренный пулями фасад храма. Из него выходили по одному или по двое женщины в платках, истово молились на кресты и шли дальше. Я же отметил для себя сколотые фрагменты стены. За ними проглядывала не дыра во внутренние помещения церкви, а банальный утеплитель. В Москве точно так же строят дома: монолит, поверх волокнистый материал и декоративная плитка. Только здесь плитка была декорирована еще и какими-то архитектурными деталями, типа завитков и медальонов. Словом, местная технология строительства культовых сооружений шагнула вперед, посрамив сторонников монументальных форм удобными и легкими материалами из ближайшего супермаркета.
Последние лучи мартовского солнца тлели желтыми бликами на фасадах сталинских зданий, создававших довольно типичный ансамбль площади у подножия Кобзаря. Здесь тоже виднелись следы пуль. У памятника двое мальчишек забавлялись с радиоуправляемой моделью — надрывно ревущий маленький мотор в какой-то момент не выдержал и замер. Пока юный техник выяснял причину остановки, я не удержался спросил, знает ли он кто стоит на этом постаменте.
- Да, конечно.Тарас Шевченко.
- А ты украинский язык уже изучаешь?
- Да. Но лично мне гораздо важнее знать английский. И еще очень перспективно изучать китайский.
Он тоже проявил интерес ко мне, поинтересовавшись для кого я снимаю: для телевидения или для себя. На том мы и разошлись. Еще один день в Луганске закончился мирно.
Продолжение следует