«Если что, после 18 марта пойду работать комбайнером», — шутит Владимир Путин, вставая из-за штурвала виртуального комбайна — обучающего симулятора работы на этой технике. Перед этим действующий президент жал виртуальную пшеницу и явно получал от этого удовольствие.

Во время встречи с доверенными лицами, которая стала пока единственным официальным мероприятием в его кампании, Путин назвал свою сверхзадачу: обеспечить России «такой рывок, придать такую динамику, что даже если в жизни страны наступили сбои», она продолжала бы идти вперед. «Но для этого нужно устранить все, что мешает этому движению. Все должно быть зачищено, отброшено», — заключил он, правда, так и не уточнив, что же именно или кто именно мешает и должен быть отброшен".

Из цикла "Байки Путяя"

Я ведь, собственно, ни о чем таком уже не думал. Досиживал свой срок и на календарь поглядывал. Оторву листочек, понюхаю его не спеша, помну в ладонях, скомкаю комочком, и ловким броском в корзину у двери отправляю. Один день — один листок. К дембелю ближе, а на душе спокойнее.

Вот, думаю, досижу себе, дотяну лямку до финиша, и на покой. Буду сидеть на бережке, на волну речную задумчиво поглядывать, душой отдыхать. Уж и удочки прикупил, сачок для рыбы и прочие рыбацкие прибамбасы заготовил. Червей в банке давно в холодильнике держу, они уж наверняка в полярников там превратились и зубами чечетку выстукивают.

И вот, значит, сижу, а тут Ротя с Сечей забегают. Оба такие смурные, озабоченные. Ну, думаю, опять будут предлагать на троих сообразить. Картишки там, а к картишкам и покрепче что-то… А печень-то своя, не железная!

— Что случилось? — делаю вид, что ничего не понимаю.

— На календарь давно смотрел? — спрашивает Ротя.

— Прямо вот сейчас досматриваю, — отвечаю и скомканный листочек перед ним бросаю. — Одним днем меньше стало!

— Вот-вот! — трясет головой Ротя. — Меньше! А срок-то уходит!

— Так это же хорошо. Дождаться не могу!

— Ты шутишь? — тут уже Сеча не выдерживает и глаза таращит.

— Даже и не думал. Какие тут шутки?! Наше дело пенсионное, размеренное… Отдыхай да на гармони частушки весело распевай.

— С ума, что ли, сошел? — злится Ротя. — Пенсионного рациону захотелось? Скажи еще, что по поликлиникам ходить будешь, и на рынок за картошкой с авоськой путешествовать!

— У вас есть другие предложения?

— Есть. Мы тебя своим кандидатом выдвигать будем.

— Что? Еще один срок мотать?! Это, ребята, не я, а вы с ума сошли! Сколько ж можно?!

— Можно сколько нужно. Ни больше ни меньше. Если не ты, то кто? — говорит Сеча.

— Подберите кого-то из молодежи. Молодую поросль. Жирика можно… Или этого… специально свалянного кандидата!..

— Эти сказки ты для бесед с американскими журналистами прибереги. Или для электората. А нам мозги пудрить нечего!

— Жирика, как и другую поросль, выберут лет через 120… Если он к тому времени еще захочет свою кандидатуру выдвигать, — хмурится Сеча. — А Свалянный создавался для других целей. Ты ведь об этом прекрасно знаешь. Сам создавал.

— Авраам принес в жертву Исаака, а ты вот его потом принесешь, — кивнул Ротя. — Так что не валяй дурака, давай самовыдвигайся. Не должны схемы старые рушиться.

Ну, вот. Зря я, что ли, листочки отрывал? Теперь опять покупай календарь и продолжай пенсию ожидать?

— Может быть, мне лучше в Европу махнуть? Буду "йоббиков" потихоньку разводить и прочую полезную живность… Надоела суета эта до ужаса. И так все на меня коситься стали, совсем страх потеряли, отсаживают в сторонку, руку не подают… Точнее, это я им не подаю. Руки ведь тоже не казенные! Но рожи воротят, будто от меня не одеколоном модным веет, а каким-то фекальным дезодорантом.

— В Европе тебя первым делом прихватят за некоторые птичьи места. Которые птицы высиживают. И разбираться не захотят. Там давно мечтают весь твой географический маршрут исследовать. И счета твои пересчитать заодно в очередной раз. Так что не дури, готовься к новой избирательной кампании, — не успокаивается Ротя.

— Значит, зря я курсы комбайнеров заканчивал? — вздыхаю.

— Чего? — у обоих приятелей глаза округляются и из орбит лезут. — Каких еще комбайнеров?

— Ну, это… Которые зерновые такими катушками спереди наматывают… Страда… Битва за урожай… Вспомните старые фильмы!

Тут у них чуть истерика не приключилась.

— Совсем рехнулся? С какого испугу ты туда поперся?! Или в свой эскорт вдруг надумал комбайны включить?

— Очень хотелось пользы народу принести. Потрудиться еще для блага… Между прочим, на экзамене, двадцать тонн виртуально намолотил! Сказали — рекорд!

— Купи "плейстейшн" и молоти хоть всю ночь. Лишний намолот никогда не помешает, потом будешь этими хлебами избирателя кормить!

— Так и вижу, — хихикает Сеча, — мильярдера за комбайновским штурвалом! А если спросят, зачем тебе это надо было, отвечай: мне до трехста лярдов в аккурат пятнадцать тыщ рублей не хватало! Вот и домолачиваю сумму! И мильярдер превращается в комбайнильярдера!

— Вам все шутить, — говорю. — А мне не до шуток.

— И нам, — отвечают, — не до шуток. Потому как из-за твоих ребячеств у нас в некоторых нижних местах уже влажность, а в верхних — нарушение сердцебиения.

— Очень бы хотелось помочь, поскольку мы с вами столько всего намолотили… то есть, накрутили… То есть… Но… Ломает меня все-таки, ребята… Стремно. Срок все-таки немалый… Я и так себя чувствую, будто в кремлевской стене родился и вырос… Так в ней, гляди, и останусь пожизненно.

— Он боится! Я вот мечтал бы в ней, в стене, лежать… Однако расценки не позволяют. Состояние целое. А тебя вот, если что, бесплатно, по льготе определят, — хмыкнул Ротя. — Только ради этого соглашаться надо.

— Верно, — кивает Сеча. — Я тоже хотел места для родственников своих пробить, — отказали. Не тот фасон, говорят.

— Как же это?! Вам — и отказали? Кто посмел? Да я своих друзей не то что в Кремлевской стене, я вас в мавзолей пропишу! Будете с Ильичем, как апостолы, покоиться… Отказали им! Я ведь еще действующий, верно? — тянусь к телефону, но дружки руку перехватывают.

— Если не захочешь выдвигаться, принципиально завещаем похоронить нас где-нибудь за МКАДом! Чтоб совесть потом загрызла, чтоб покоя не находил, что сотоварищи в каком-то заболотье зарыты, а мы в отместку по ночам являться будем и выть тоскливо под окнами!

Никак не ожидал от дружков такого коварства. Чего угодно ожидал, а такого — нет.

— Умеете вы хорошего настрою добавить!..

— А ты что хотел? Ради благого дела и не на такие авантюры пойдешь!

— Ты, конечно, можешь ездить себе на комбайнах, ни о чем таком не думать, но вот кто страну поднимать будет? Надо бы довершить начатое! Наобещал рывки в светлое будущее, сверхзадачи поставил, и что? Народ-то ждет эти рывки, толчки, жимы… (хотя, кхм, это из другой оперы) … В общем, как говорят юзеры, миссия не пройдена!

— Это вам-то на меня обижаться? — удивляюсь до глубины души.

— Мы сейчас не о себе говорим. Мы от имени народа к твоему сознанию стучимся. Нельзя его, народ, вот так взять и осиротить разом! Он ведь последнюю веру во все хорошее растеряет или пропьет! Ему, народу, хорошо, когда сверху кто-то надежный сидит и ведет его, народ, правильным путем!

— Все-таки боюсь, что примелькался я, — стараюсь держать фасон и цену себе приличную набить. На пару мильончиков. — Могут не поддержать… Спросят: "где твои семнадцать лет?" Что сделал? А мне снова по ушам обещаниями ездить? Снова умного корчить?

— А тебя убудет? — Ротя возмущается. — Умный из тебя очень даже ничего получается. Если не присматриваться, то сойдет. А у нас никто не присматривается. Главное, что слушают. И верят!.. А вера — девка ушлая! С любым пойдет, кто ловко балагурит…

— Спасибо на добром слове, — говорю. — Прямо теперь не знаю… Сначала думал, что преемника пора подбирать… Ну, как Николаич когда-то мне бразды перекинул… Думаю, теперь и мой черед настал бразды перекидать… Выходит, что не настал… Или перекидать некому?

— А кому бы ты кинул? — интересуется Сеча, но чувствую, что просто так, не активно. — Ксюшке? Или Свалянному?

— Шутите? Нету личности мне подобной… У Николаича ведь я был, а у меня такой личности нет! Некому передавать!

— То-то же! — оба радуются и на лицах гимн государственный торжественно звучит. — Наконец-то ты созрел! Мы уже уморились через край!

— Созревание я еще не подтвердил, — делаю последнюю попытку соскочить, но соскочить осторожно, чтобы колесо истории не накатило на черепную коробочку. — Могу честно затребовать заслуженного пенсиону, битвы за урожай, либо еще каких благ… Имею ведь право!

— Имеешь, — устало отвечают дружки. — А после урожайной битвы чем будешь заниматься?

— Ну, буду, например, делать то, что и все остальные россияне делают…

— Неужто пить всякую дрянь?

— Нет, что вы!.. Я буду верить. В нового президента.

— Вот и верь, — оба смеются. — В себя! В общем, утомил уже. Либо соглашайся, либо другого искать будем. Считаем до трех… Раз…

Подумал я раз.

— Два…

Подумал я два.

И согласился. Окончательно. Чтоб до трех не затягивать. Чего другую кандидатуру искать, если еще и эта неплохо выглядит? Поотнекивался для приличия — и хватит!.. А то еще точно передумают и уговаривать перестанут! Сыщут другого — и вперед, на комбайн! Хотя, если честно, комбайнер из меня такой же, как и танкист… Все-таки каждый своим делом заниматься должен. Кому-то рулить государством, а кому-то — комбайном! Тут еще вопрос, где сложнее будет.

— Ладно, — говорю. — Самовыдвинусь!

— Вот и славно, — кивают дружки. — Безальтернативный ты наш!