«Президент России Владимир Путин…заявил, что для страны было бы лучше, если бы все желающие ввести санкции сразу бы это сделали. „Я иногда думаю, что было бы хорошо для нас, если бы те, кто хочет вводить санкции, ввели бы все санкции, которые только можно ввести, и как можно быстрее. Это развязало бы нам руки для защиты своих национальных интересов такими средствами, которые мы считаем наиболее эффективными для нас“, — заявил Путин. При этом он отметил, что санкции вредны, в том числе для тех, кто их вводит».
«Мы — это что-то одно, а вы — что-то другое». (За двумя зайцами)
Из цикла «Байки Путяя»
Когда люди размышляют об очень важном, всегда вроде чем-то пустяковым занимаются. Это если со стороны посмотреть. Штандартенфюрер Штирлиц-Тихонов, например, из спичек любил ёжиков складывать. Ему Мюллер фашистский подлости всякие подстраивал, чтоб разведчика нашего на мякине подловить, а Штирлиц неспешно ёжика сложит, и — раз! — придумал, как ловко выкрутиться и с носом гестаповца оставить.
Вот я, когда размышляю, то самолетики бумажные складываю… Наделаю горку целую, затем становлюсь у окошка на цыпочки и эти самые самолетики наружу выпускаю. Затем снова складываю аккуратненько новую горку и — следом в окошко. И так до тех пор, пока нужную мысль за причинное место не зацепишь… Летят мои «сушечки» и «мигушечки» над кремлевским двориком и крыльями покачивают. Иногда очень хочется по ним какой-нибудь ракетой шандарахнуть, — для большего просветления в мозговых клеточках.
И вот пускаю, значит, «истребков» в окошко, верчу мысленно глобус перед собой и размышляю, где б еще было бы неплохо за мир побороться. Очень борьбу за мир люблю, еще с детства. Ради мира я могу всю планету в пыль стереть.
Вдруг слышу — дверь скрипнула. Осторожненько так, несмело.
Заходит Песик, мой секретарь-толкователь и главный озвучиватель. Мрачный, не улыбается. Обычно, когда он не может уловить глубину моей мысли, чтоб растолковать, то такой озабоченный ходит. Постигает смысл, наверное.
— Что случилось, Димочка? — спрашиваю.
— Очень нуждаюсь я, — говорит секретарь.
— В чем же ты нуждаешься? – удивился я. — Котлы вроде неплохие себе раздобыл, не дешевые, с квартиркой апартаментной тоже проблем нет, подмогнул тебе; с невестой опять-таки… кхе-кхе… удалось… подобрали в самый раз… Чего ж тебе еще надо?
— Просто, — говорит Песик, — по нужде очень… надо… Прямо терпения нету!
— Ааа… И что? В чем проблема-то? Не знаешь, куда идти?
— Знаю… Бумага закончилась.
— Тоже мне проблема! Вон на столе бери — сколько угодно!
Оракул мой покопался в стопке бумаг.
— Так это же международные договора!.. Соглашения… Резолюции… Меморандумы…
— Ну и что? Все равно толку от них никакого. Я их только по прямому назначению и использую! Бумага хорошая, но немного жестковатая. Долго мять надо… Зато пока мнешь, много о жизни размышляешь… Знаешь, какие люди на этих бумагах подписи оставляли?! Ого-го! Прямо история музейная! Так что бери смело, приобщайся к мировой истории!
Минут через 20 возвращается, уже повеселевший, щеточка усов бодрячком топорщится.
— Эти документы – ну, прям чародейные. Сразу такая тяжесть с души соскочила, что просто Львом Лещенком себя почувствовал! Прямо запел бы про «соловьиную рощу» и прочих разбойников!
— Каких еще разбойников? — не понял я.
— В роще ведь соловьи-разбойники водились… И тревожили солдат…
— Лещенко про разбойников не пел. Ты все напутал. Эти «бяки-буки» из другой оперы. Иди-ка отдохни лучше, переутомился ты что-то в последнее время. Как и я!.. Только не напереотдыхайся, ты мне скоро живим понадобишься. Будем пресс-конференцию сочинять.
Димасик понятливо шевельнул усами. И только за дверь вышел — снова тут как тут.
— Там… это…
— Снова нужда? — удивляюсь. — Может, съел что-нибудь неполезное часом? Запретное?
— Да… то есть, нет… Там ходоки пришли!
— Какие еще ходоки?
— Санкционные!
— Опять?! Что ж они все ходят и ходят, прям спасу нет! Скажи, нету меня… Весь вышел. Срочно в командировку отправили!
— Сказал, не поверили. Говорят, самолеты из окна вылетали, значит, Стратег на месте и мыслит, на боевом посту наше будущее охраняет!
Выходит так, что от этих самолетиков не только польза бывает… Переключиться, что ли, на штирлицких ёжиков? Их точно никто в окно не увидит.
— Прямо беда с ними… Ладно, все вожди к народу выходили, надо и мне со страдальцами побеседовать, души страждущие успокоить!..
Скитальцы по Руси во все времена бродили да поддержки у властей просили. Не отказывать же им в желании приложиться к руке владыческой!
Выхожу. Стоят в коридоре, как сироты рязанские. Бороды до пояса, суконные рубахи драные, бечевкой подперезаны, а на ногах — лапти берестовые. На колени бухнулись и давай ныть, причитать:
— Государь наш! Кормилец! Долго ль терпеть нам муки несносные? Долго ли страдать от санкций мучительных? Жития от них совсем нету! Извелися мы так, что хоть волком вой! Сотвори свое благодеяние, разгони поскорей тучи черные, что над нами нависли безжалостно!
— Ой, вы, старцы, золоторезервные! Ой, вы, страстотерпцы мои, твердовалютные! Как же понятна мне печаль ваша! За правое дело страдаете, за него и нужду терпите!.. — тут я мельком на Димасика глянул, что у дверей смущенно отирался.
— Сколько ж терпеть-то еще, батюшка? И так столько уж натерпелися! Все счета давно заморожены, все имущество строго описано!.. Дети наши в Европах нуждаются, постоянно скулят от безденежья и всё в клубах ночных укрываются от насмешек своих сотоварищей! Огради ты нас от беды такой, заставь отступиться злобных вражин, — пусть порвут свои списки черные, разморозят счета-накопления да откроют въезды-выезды!
Очень мне хотелось обнять их всех, несчастных, по-отечески. И как-то утешить. Так бы и расцеловал каждого, вот только бороды мешали и смущали малость. Я больше бритых целовать люблю.
— Забываете вы, страстотерпцы, что не просто так муки терпите! Что досталась вам роль великая, историческая: одолеть силы темные, что над нашей Отчизной сгрудились! И теперь предстоит вам, пересветы мои разудалые, битва с грозными челубеями, станет мир земной нашим полюшком, — славным полюшком Куликовским!
— Батюшка! Смилуйся! Отродясь в руках тяжелей «паркера» никогда ничего не держали мы! Не удались ни силой, ни меткостью, чтоб в боях постоянно участвовать! Мы готовы помочь добрым словом, душевной нашей поддержкою… да немножко еще финансово!
— Добрым словом и я помочь могу… Моих слов и так достаточно. Так что мало не покажется! А финансово… это сгодится! Это славненько вы придумали! Откупоривайте кубышечки, извлекайте запасы все до копеечки, направим все в дело важное, — мир во всем мире отстаивать, от недобрых людей защищать!
Смотрю, топчутся, репы задумчиво чешут и нерешительно переглядываются. Видать, жалеют уже, что брякнули необдуманно о заначках укромных.
— Смилуйся, — бормочут, — не губи нас так окончательно! Деньги-то на загрансчетах заморожены, медяки лишь в карманах звякают! Ходим вот теперь побираемся, хлеба жуем горбушечку и водицей сырой запиваем! Мы теперь что те сироты, на произвол судьбы брошенные, и тоска-печаль — наша спутница!
— Ох, и жмоты вы! Ох, и скряжники! Скопидомы одни и сквалыжники! Для доброго дела скупитесь денег пожертвовать? — тут уж проза из меня поперла не на шутку. Причем, проза перченая, для печати в книгах не годная. Тут уже целоваться не хотелось, а хотелось намотать бороды на ладонь и потягать по паркету вдоволь. — Ради спасения мира вам жаль отсыпать звонкой монеты на блюдечко? За свой счет мне за мир, что ль, бороться? Одному об цельной планете заботиться? Ночи не досыпать, голову думами сворачивать? А что народу скажете? Бросили, мол, тебя, разлюбезный народ, на прозябание! Как хочешь, выкручивайся, не наша то печаль! Нам своя тельняшка ближе к телу! Так выходит, да?..
— Не серчай, кормилец! Не гневайся! – взмолились ходоки.
— Как же не гневаться, коль один против гнусной мировой военщины биться должен! Как же не злиться, коль все соратники по кустам да по хазам замастыриться вздумали?! Утаить бабло от меня захотелось?! Разоделись в хламиды суконные и слезу из меня давить отправились? Это вы перед Европарламентами можете петь псалмы сиротские. Или перед Госдепом без портков «Яблочко» вытанцовывать, бряцульками своими покачивая. Авось, и поверят вашим ариям! Передо мною эти мероприятия бесполезные. Я вам сам станцевать при желании завсегда смогу! Только танцы мне сейчас не желанные!
Тут я в кулак прокашлялся и потряс им над головою воинственно.
— Нелегко нынче жить человеку с «рыжьём»! Суровое время к нам пришло: каждый постоянно норовит подножку поставить, ухватить за горло жадными ручонками и выдрать честно нажитое нелегким трудом! Того и гляди, ополчится мировое сообщество, обрубит головы нашей… эээ… как ее, эту многоголовую звали?..
— Дездемона? – спросил один.
— Не-а… Гортензия!.. – сказал другой. — Точно, Гортензия!
— Не важно… — продолжал я. — Так вот… Если не сплотимся в борьбе, все разом на паперть пойдем, — подаяние просить! Драгоценный металл – он как бич для своего владельца. Постоянно о нем надо беспокоиться, постоянно везде перепрятывать да бояться, чтоб не покусился кто-нибудь на твое кровное! Голодранцу сейчас жить спокойнее! Пожевал сухарь — и вся радость. Ни бессонниц тебе, ни страданий! Где прилег — там и ночь прошла.
— Не спим мы почти…
— Зря! — я хитро прищурился и поманил просильщиков пальчиком поближе. — Должен вас предупредить, что это еще цветочки пахучие. Баранки-бублички! Вот я обратился к мировому сообществу, чтоб они еще покрепче гайки закрутили! Так, чтоб и не капнуло ни чуть-чуть! Пусть влупят свои санкции насколько можно!
— Это зачем же, батюшка? — оторопели ходоки и затряслись пуще прежнего.
— Как это — зачем? Для закалки! Как говорится, нас е… санкциями давят, то есть… а мы крепчаем!
— Мы не крепчаем, мы тощаем! – продолжают ныть страдальцы.
— Ничего с вами не случится. Так мы опыт приобретаем! Учимся противостоять… Свое что-то изобретаем… Хоть и гов… не такое, не похожее… но свое! И «рыжьишко» надежнее прячем! Так что в ваших же интересах, чтоб оно у меня было… Я его в глубокие сундуки спрячу и на шесть оборотов ключ проверну! Ведь если что не так пойдет, где потом спасения искать будете? К кому опять приползете? А я верну… Не вру, ей-богу, все верну! С процентами! Вы ж меня знаете! – тут я еще хитрее подмигнул, пытаясь успокоить убогих. И пальчики скрестил незаметно, на всякий случай, — вдруг что-то не так пойдет и совесть мучить начнет?
— То-то и оно, что знаем, — вздохнули ходоки печально. — Ты же, батюшка, только говорил, что все на борьбу за мир спустить собрался?!
— А я и не отказываюсь. Готов. Но не все. Что-то ведь да останется!.. В общем, у вас теперь два выбора: либо отдаете «рыжьё» для борьбы за мир, либо мне на хранение!.. Эх, забыли вы, калики брильянтовые, благодаря кому закрома свои напаковали! Кто открыл вам шкатулочку волшебную и заговорные слова подсказал! Где б вы были сейчас, кабы не я?! Играли бы на своих дудочках да наперсточках в подворотнях… Вышибали бы медяки у лошариков да дешевый шмурдяк из винта сосали бы! А так сосете напитки приличные и на яхтах дорогих катаетесь. В отелях элитных опять-таки завсегда броня у вас… В другой раз, как поклоны бить отправитесь и о чем-то молить задумаете, не забудьте с пальцев гайки поснимать с каменьями, да мобилы свои эксклюзивные припрятать подальше за пазуху!.. Так что сбрасывайте наряды маскарадные и к делам достойным возвращайтесь, да поживее!
Скитальцы молча вышли, потупив головы. Ну и пусть идут себе. Все равно никуда не денутся: мы все уже давно в одном лабиринте находимся, а вход я надежно замуровал. Для общей надежности. В нем и будем бродить, потому как идти-то больше некуда!
Прихватил я со стола очередной договорчик и с ним в место уединения отправился. Как говорится, борьба борьбой, а нужда – нуждой! Хорошо, что в свое время много чего наподписывал. Будет хоть какая-то радость в жизни и душе облегчение…