«Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган заявил о намерении Анкары предпринять „более решительные действия“ в Сирии. При этом глава государства не уточнил, о каких будущих шагах идет речь. „Борьба дается нам непросто, у нас гибнут люди. Мы сталкиваемся с новыми ловушками“, – заявил Эрдоган. По его словам, действия Турции в Сирии продиктованы национальными интересами».
«В Москве прошли переговоры Путина и Эрдогана, в ходе которых они обсуждали ситуацию в Сирии. Главной темой встречи стала эскалация в Идлибе, где проходит турецкая операция „Весенний щит“.
Из цикла „Байки Путяя«
Из всех игр больше всего шахматы не люблю. Наверняка, тот, кто их придумал, был не очень хорошим человеком. Это ж как должны мозги в голове завернуться, чтобы на доске задумывать всякие многоходовочки, гамбитики, защиты то ли мексиканские, то ли сицилианские… Разных фигур понаделали, и каждая по-своему ходит. Одна – прямо, другая – по диагонали, а конь, тот совсем зигзагами движется. Будто не конь вовсе, а осел на мельничном колесе. В общем, черт голову сломит.
Совсем другое дело – шашки. Все на одно лицо (ммм… точнее, совсем без лиц), одинаково двигаются, и главное, что все в дамки рвутся. Только вот не всех пропускают. А чтоб одна шашечка в дамки да прорвалась, остальные должны доблестно сгинуть в баталии! И уж потом эта взявшая верх шашка показывает в реалии всю свою силу и умение. Ну, почти как в жизни!
Вот поэтому я шашки люблю и часто предлагаю гостям скоротать важную беседу за клетчатой доской, что на кепку клоуна Попова похожа. Особенно в поддавки люблю играть. И если соперник правильно играет, ему особый профит и выгода от этого.
Часто из Парижа Моня прилетает на партейку-другую. Сам мигом расставит шашки, сам же быстренько поддастся, и улыбается радостно.
– Жебундонна, – поднимает руки и заискивающе подмигивает. Мол, проиграл… увы, не подфартило на этот раз. Знает, паразит, что каждый проигрыш на доске пахнет выигрышем на банковском счете. Потому любит со мной играть. Потом долго руку жмет и благодарит, что разбил его шашечное воинство.
– Ви йесть настоящи Наполеон!
Тут я скромно глаза прищуриваю и чуть не мурлычу от удовольствия.
– Во-первых, – говорю, – я не Наполеон. Потому как он французом был, а я даже лягушек с детства не любил и всегда им лапки поэтому укорачивал. Во-вторых, вашего Наполеона столько раз лупили, – и под Бородино, и под Полтавой, – что никак он непобедимым считаться не может!
Визави мой не спорит, жмет знай руку и плечами двигает: не хочешь быть Наполеоном, ну и не будь!
В общем, проиграет Моня пару разочков и довольный домой улетает. Там его остальные французики с раскрытыми клювиками в гнезде уже дожидаются, как папочку-кормильца. Вот он им пайки домой и свозит.
После Мони обычно Ангелка любит пожаловать. Как только узнает, что он был, сразу провода обрывает и свидания требует. Видать, ревнует, чтобы счета в Париже не росли интенсивнее, чем их берлинские. Но играть с ней как-то не того… скучно. Дама она, конечно, ничего так… была… Раньше, может, и плавала ладьей белою, а теперь только уключинами поскрипывает. Что поделаешь, видно, серьезно мозги годами просклерозило.
Сядет, на доску глянет, и скромно глаза опускает:
– Ви такой халатн… ха-лант-ны мушчина, Вольдема-ар… што я есть уже ставаться пез поя! Капитулирен.
– Не надо без боя капитулирен, – говорю ей. – Ты мне честно проиграть должна. Надо драться. До конца. Женщин я обычно вперед пропускаю, потому как потом воевать намного удобнее!
И только пару ходов сделали, она уже руки вверх поднимает.
– Капут, – говорит. – Капитулирен!
– Что ты заладила „капитулирен, капитулирен“, – возмущаюсь я, но мягко возмущаюсь, любя. – Погоди, тут еще пара безнадежных ходов осталась…
– Я-а-а, – кивает Ангелка. – Ви попештать.
В общем, обыграл я ее в два счета еще несколько раз. Даже невзирая на то, что она не в ту степь шашки двигала. А после скромненько банковский счетик пододвигает и ласково улыбается.
– Капут, говоришь? – подмигиваю, достаю авторучку и нолики на официальной бумаженции вырисовую.
– Я-а-а!.. Капут! – хихикает Ангелка, ноликами абсолютно удовлетворенная.
Что сказать, достойные соперники в гости наведываются. С такими приятно иметь дело. Правда, немного расходно. Это тот редкий случай, когда победитель платит, а побежденный получает чистый навар.
И вот вдруг сообщают, что еще один игрок пожелал партейку сыграть и сам лично о встрече весточку прислал.
– Кто такой? – интересуюсь. – Уж не лично белодомовский правитель решил пожаловать? Такого обыграть весьма дороговато будет!
– Не он, – отвечают и по южным окраинам Черного моря пальцем водят. Сразу оттуда хурмой и финиками ароматно повеяло.
Мне, конечно, не привыкать, сыграть можно с кем угодно, если соперник тоже к правильным игрокам относится. Будь он хоть папа ватиканский, хоть турецкий паша.
В общем, прилетел Таипка, сразу за стол сели, и он начал на доску фигурки выставлять.
– Постой, – говорю, – ты что же это делаешь?
– Играть, – скалит зубы турок и дальше ставит.
– Ты же шахматы достал, а надо шашки ставить. Это кругляшки такие, рядом лежат…
– Шахматы – карашо!
– Совсем ничего хорошего. Не хочешь в шашки, давай тогда в „чапаева“ сразимся!
– Но! – мотает головой Таипка. – Шашьки – кютю. Шяпаев – кютю.
– Черт с тобой. То, что турку кютю, для русского человека завсегда пользу приносит. Докажу тебе, что я и в шахматах кое-что могу. Наши Алехины и Ботвинники всегда вашего брата заграничного побеждали. Мне все равно, где выигрывать…
Действительно, начал играть он правильно. Сразу средину поля ослабил, пару пешек сдал и под натиском моего воинства отступил. Но потом что-то не так пошло. Берет руками башенку мою на фланге, а на ее место своего офицера ставит.
– Идлиб. Кирдык, – говорит. И скалит зубы от удовольствия.
– Погоди… Как же это? – растерялся я.
– Пуффф! – отвечает турок.
Делать нечего. Я на тот фланг конницу бросил. Усилил защиту для надежности. Нашего брата так просто не возьмешь. А вот турок мы завсегда лупить любили, – аж до Стамбула, почитай, прадеды дохаживали!
Таипка почесал за ухом и уже моего офицера снял на другом фланге.
– Пуффф! – и свою пешку на освободившуюся клеточку передвинул.
– Да как же это?! – оторопел я. – Тебе что, союзники не говорили, как играть нужно?
– Играть – карашо!
– Чего ж тут хорошего? – чуть не закипел я, но турок даже глазом не повел и через два хода торжественно объявляет:
– Шах!
Тут я совсем едва не подскочил от возмущения.
– Ты что ж творишь, бастурманин ты эдакий?
– Тюреське гамбит!
– Ну, знаешь!.. И кто ты после этого?..
А этому паразиту хоть бы хны, глаз прищурил и пальчиком в короля моего тычет:
– Башарка кирдык. Пуффф!
Гляжу, точно несчастный мой король под ударом янычар по всем позициям. Куда ни сунешься, – всюду кирдык… эээ, паршивое положение, то есть… Асадное, можно сказать, положение!
А турок довольный, сияет, как пахлава на солнце.
– Нечестно играешь, – говорю ему.
– Пашиму?
– Наплевал на силу нашего оружия совершенно. Победителей Гитлера и ИГИЛ унизил подло! Знаешь, что я за такое могу в ответ выкинуть?
– Ешьо один партия играть? – невозмутимо уточняет Таипка.
– Да, – киваю. – Только уж теперь давай в „чапаева“! Я по вам, османам подлым, конницей промчусь напрямки!
Для турка играть в „чапаева“ стратегически сложно. Тут никаких тебе гамбитов, никаких патов-матов и стратегий разных, одно лишь чисто полюшко да кавалерия, несущаяся безудержным махом с клинками оголенными. Впереди Василий Иваныч на вороном коне, за ним ординарец Петька, а поверх голов лихая Анка строчит пулеметные стежки суровыми горячими нитями! Кругом – пыль, вой, стрельба да звон стальных клинков. Тут русская душа хозяйка!
Ловко пальнул я по противнику. Сразу двоих на обочину отправил. Таипка и себе пальнул. Трое наших с коней как срезало. Вот подлая личность! Ответил ему, – еще двоих янычар не стало. Он же залпом четверых накрыл. И вскоре все наше доблестное войско оказалось скошенным плотной турецкой канонадой. Глянул я на бойцов убитых, на бывшую дивизию непобедимую, и такая злость взяла, такая печаль в сердце встрепенулась!
– Гамбит, говоришь? Турецкий?
– Эвет, гамбит, – кивает довольно Таипка. – Вы побештать!
– То есть, как это? – опешил я.
– Мы ше трусья?
– То есть, ты наших всех по-дружески покосил? То есть, получается, не печальтесь, братцы, ибо не враг подлый вас жизни лишил, а верный друг из самых лучших побуждений?
– Эвет, – кивает турок. – Так!
– Спасибо, что успокоил. Теперь сразу на душе легче стало.
Таипка улыбается и обнимает меня, как батя когда-то обнимал. По-отечески крепко, но без соплей и нежностей.
…А где-то в овраге умирающий трубач печально протрубил последние ноты бравого марша.