Что вы знаете о возникновении жизни?

Если вы учились в советской или украинской школе, ответ один: коацерваты!

В любом отечественном учебнике, какой ни возьми, рассказывается одна и та же история. В 1924 г. Александр Опарин обнаружил, что маленькие органические частички, коацерватные капли, обладают некоторыми свойствами живого: растут и впитывают вещества. Дальше приводится схема, что-то вроде «органические молекулы –> коацерваты –> клетки», после чего вопрос возникновения жизни объявляется решенным.

Это, мягко говоря, неправда. Вопрос, о котором идет речь, всерьез начал разрабатываться только в 1980-е гг. и на сегодняшний день, в эру молекулярной биологии, успел стать самостоятельной наукой, располагающей впечатляющим массивом экспериментальных и вычислительных данных. За достижения в этой области вручены нобелевские премии. Накопленной информации уже вполне достаточно на отдельный вузовский предмет; правда что-то в знакомых мне университетах такой дисциплины я не встречал.

А странно – тема вроде бы важная.

Что уж говорить о школе: ни слова о том, чем занималась теория абиогенеза после 1950-х гг., тут не услышишь.

Но может быть детям достаточно будет узнать об отце-основателе, который заложил фундамент современных знаний о зарождении жизни? Рассказываем же мы о Пифагоре, хотя современная математика его, мягко говоря, обогнала. Что ж, давайте познакомимся с отцом-основателем и его теорией поближе.

Текст доклада, прочитанного Александром Ивановичем Опариным 3 мая 1924 года на собрании Русского ботанического общества, мне отыскать не удалось. Однако в сети несложно найти книгу 1946 года, где Опарин излагает свои, надо полагать уже несколько усовершенствованные взгляды. «При смешивании водных растворов (…) белков, эти последние могут выделяться в виде мелких, видимых под микроскопом капелек, так называемых коацерватов. (…) Если мы, например, смешаем растворы яичного белка или желатина с гуммиарабиком, у нас растворы замутятся и из них выделятся капельки коацерватов. Изучая эти капельки под микроскопом, мы увидим, что внутри них частицы органического вещества располагаются уже не беспорядочно, ни как-нибудь, а определенным образом».

Вдумаемся в слова классика.

Человек увидел эмульсию, коллоидную взвесь белка в воде. Обнаружил, что при добавлении плохого растворителя коллоидные частицы коагулируют, т.е. попросту слипаются и выпадают в осадок. И заявляет, что это – разгадка возникновения жизни!

Нет, ребята, это разгадка изготовления творога в домашних условиях. Он делается именно так: в белково-липидную эмульсию попадает агент, нарушающий ее баланс (молочная кислота), и это приводит коагуляции взвешенных белков и их выпадении в белый творожистый осадок.

В такой же осадок выпал я сам, когда это прочитал. Проверьте любую книгу, изданную до 1960-х (почему до – объясню позже). Вы убедитесь, что коацерваты – это просто слипшиеся молекулы белков, и ничего больше.


5a5fae9acfb24.jpg

Коацерваты — это просто коллоидная взвесь слипшихся молекул белков в плохом растворителе (http://biolicey2vrn.ru/index/sovremennye_predstavl...)


Опарин не понимает, что клетки окружены мембранами. Не понимает, что белок – это полимер с детерминированной последовательностью мономеров, и прежде чем слипнуться и выпасть в осадок, он должен был откуда-то взяться. Не понимает, что полимеризация биополимеров требует внешнего подвода энергии. Не понимает, что если просто собрать в кучу много одинаковых белков, они не начнут размножаться…

На этом последнем аспекте остановлюсь детальнее. Вновь слово классику: «Понятно, что каждая отдельная капелька не могла все время расти, как одна целая масса. Вскоре под действием внутренних сил она распадалась на дочерние капельки, которые, в свою очередь, начинали расти дальше (…). Одни из сестер-капелек стали обгонять другие в своем росте и развитии. И это зависело от того, что их внутреннее строение было более совершенно, более приспособлено к быстрому улавливанию и усвоению растворенных в окружающей среде веществ».

Такое впечатление, что этот нежный, наивный текст написан в XVIII веке. В нем начисто отсутствуют представления о механизмах наследственности и изменчивости – даже те, что были твердо установлены задолго до Опарина. Автор ничего не знает ни о ДНК (отрыта в 1869 г.), ни о генах (1865 г.), ни о хромосомах (1842 г.), ни о мутациях (1903 г.), ни о матричном копировании (гипотеза Н.К.Кольцова, 1928 г.). Он не понимает, что «более совершенной» капельке нужно как-то передать потомкам свое совершенство – иначе никакой эволюции не будет, как не будет и жизни.

А знаете почему так?

Потому, что Опарин был полуграмотным мракобесом и просто отрицал и ДНК, и гены, и хромосомы. В период лысенковщины он сыграл активную роль в травле «менделизма-морганизма», т.е. просто науки по имени генетика. А в 1950 г. он победил еще одну науку, цитологию, возглавив заседание комиссии АН СССР, на котором восторжествовало дикое лжеучение О.Б. Лепешинской. К моральному облику будущего классика полезно добавить и то, что в 1973 г. он подписал письмо с осуждением академика А.Д. Сахарова. Герой Социалистического труда, пятикратный (!) кавалер ордена Ленина был обыкновенным партийным конъюнктурщиком, поднявшимся на высокие академические должности путем неукоснительного следования линии партии.

И вот, начальственное положение Опарина, на которого работали большие научные коллективы, позволило ему к 1960-м гг. «развить» свою теорию до чего-то удобоваримого. Это было достигнуто очень просто – путем щедрого цитирования выводов Миллера и Юри, Уотсона и Крика, Полинга и Кендрю. В последней опаринской монографии 1968 г. есть уже все молекулярные основы жизни – вот только отрыты они не им. Коацерваты, там, правда, тоже есть – в качестве топора из знаменитой каши.

Исходная же теория Опарина, изложенная им в 1920-1940-е гг. и попавшая во все учебники – беспомощная глупость, не подтвержденная ни в одном последующем исследовании. Она не дает ответа ни на один из ключевых вопросов возникновения жизни: ни об абиогенном синтезе мономеров, ни о возникновении самокопирующихся полимеров, ни о раннем метаболизме, ни об обстоятельствах возникновения мембран и компартментов. Это – просто одна из тысяч неподтвердившихся гипотез, раздутая до состояния «открытия» усилиями советской пропаганды.

А то немногое, что у раннего Опарина соответствует действительности (сам факт возникновения жизни путем химической эволюции), можно найти уже у Дарвина. По словам создателя эволюционной теории, жизнь могла возникнуть в «маленьком теплом пруду со всеми необходимыми солями аммония и фосфора, доступном воздействию света, тепла, электричества и т.п.», где «химически образовался белок, способный к дальнейшим более сложным превращениям» (Ч. Дарвин, письмо Дж. Хукеру, 1871 г.).

Подведем итог.

То, в чем Опарин прав, придумал не он. То, что придумал он, – неверно. В наши дни о возникновении жизни известно очень много, но Опарин не имеет к этому никакого отношения. Упоминать о нем и его гипотезе в школе и университете просто стыдно.

P.S. Кому тема возникновения жизни интересна – найдите эти прекрасные книжки:

Никитин М. Происхождение жизни. От туманности до клетки. – М.: «Альпина нон-фикшн», 2016. – 542 с.

Марков А. Рождение сложности. М.: Астрель, 2010. — 528 с.

Кунин Е. Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции. М.: Центрполиграф, 2014. — 528 с.

Данько Я.М. Проблема происхождения жизни. – Сумы: Ун-кая книга, 2001. – 95 с.