Узнал интересности из книги, написанной немцем профессором Брюкнером в начале прошлого века: «Русская литература в ее историческом развитии» (в 2-х частях), С.-Петербург, издание «Вестник знания», 1906 г. Оставил стиль изложения, допустил лишь легкое редактирование, не влияющее на основной смысл. Позволил сделать некоторые ссылки на источники в Инете в подтверждение исторических событий. Нашел ряд неточностей, но не исправлял, оставив на суд читателям.

Х — ХI столетия знаменовали расцвет древнеславянской жизни: возникли многочисленные церкви и монастыри; Киев сиял прямо сказочным блеском, по крайней мере, судя по рассказам иностранцев. Князь Владимир приказал учить молодежь письму, пусть оплакивали матери взятых для этого детей, как мертвецов. Сын Владимира Ярослав, с христианским именем Юрий (откуда Юрьев, основанный им), выдал замуж своих дочерей за королей французского, венгерского и норвежского. Восток и Запад, казалось, были предназначены к непосредственным отношениям; позднее, славянские зодчие или, по крайней мере, живописцы находили дорогу до Бреславля. О самом Ярославе летописец передает, как он постоянно сидел за книгами, день и ночь читая их, как он собирал многих писцов и заставлял их переводить с греческого языка на славянский. И поныне сохранились рукописи XI ст., которые были заказаны для великого князя или для его знати.

К XII ст. относятся интереснейшие памятники Киевской литературы, рядом с которыми более поздняя московская литература, пытаясь подражать и перенимать их, ничего не может сопоставить. На начало столетия падает окончательная редакция Киевской летописи, которая, возникнув в монастыре, проникнута строго аскетическим взглядом на ход мировых событий. Она склонна к обширным религиозным наставлениям, с охотой вплетает в повествование молитвы и проповеди морали. При этом естественный, свежий, пластический рассказ, эпические остановки на подробностях, такой же демократический дух, как и в былинах, правдолюбие, полнота и точность передачи — все это заставляет каждый народ позавидовать юго-восточным славянам в их летописи. Балканские славяне, вообще, не могут предложить ничего подобного, а хроники северных стран далеко уступают.

Но блестящему началу не соответствовал дальнейший ход событий.

Между Русью и Европой природа не воздвигла никаких географических границ. Даже этнографически не легко удалось бы разграничить. Зато непреодолимую, непроницае­мую, китайскую стену медленно, но тем вернее, строило вероисповедание. В средине того же XI века произошел, окончательно проведенный папой Михаилом Керуларием, церковный раскол, который был начат сотни лет тому назад и ускорен Фотием и братьями из Салоник. С того времени ежегодно проклинали друг-друга Рим и Византия, а славяне должны были поплатиться в споре, который их вовсе не касался. Фанатизм, нена­висть и презрение к язычникам, т.е. латинянам, привили славянам греки. Ревниво оберегали они своих новых овец от заражения римской ересью (и наивные вскоре превзошли своих учителей: позже они упрекали римлян за то, что те «материю» почитали, как свою мать, путая materies с русским «матерь»). Так появилось отвращение ко всему латинскому и европейскому.

При этом ухудшились и условия культурной жизни. Образование было не только в среднее века началом любых учений и знаний. Однако славянский бого­служебный язык не требовал никаких трудов. Учение состояло только в ознакомлении с необходимейшими началами чтения, редко и письма. Достаточно было сыну священника усвоить грамоту через своего отца, чтобы затем быть посвященным. Поэтому в древней Руси не было школы. В XI, да и в XII в.в. этого полного отчуждения Руси от Европы, народной жизни от литературы были еще мало заметны.

И так, до XIII столетия протекает жизнь государства цельным потоком. Сконцентрированная на юге, она пускает слабые ростки на севере и востоке. Но в беспрерывных раздорах удельных князей падает значение старого центра Киева, переходя из рук в руки, он, наконец, перестает быть предметом стремлений и возникает, новая группировка областей, чему способствовали внешние обстоятельства. Страшные татарские набеги, завоевание и разрушение Киева в 1240 г. обезлюдили город и страну.

Эти обстоятельства вынуждают Киевского митрополита Максима в 1299 году переселиться на север, во Владимир. Так юг покидается. Примерно в это время на северо-западе приходят в движение жители лесов — литовцы на западнославянских территориях основывают собственное государство, в котором и культурно, и количественно совсем уступает славянам. Они вступают в борьбу с поляками из-за наследства вымирающих династий галицко-волынских князей, и в 1386 г. между Литвой и Польшей была заключена уния. Так эта литовско-польская Русь совершенно отделяется от востока политически, и добившись вскоре и своей церковной независимости, учредив новую Киевскую митрополию.

В противовес этой части славян, тяготеющей к Польше и Литве, вокруг нового центра возникает объединение восточно-русских удельных княжеств. Они (княжества) были в XI в. основаны и в XIII расширены отчасти на не славянской, а на финской земле — муромы, мордвы и т.д. Территория не имела никакой исторической традиции, могущество новых князей было неограниченно. Важнейшим из этих княжеств было Владимиро-Суздальское, центр которого, в последствии, был перенесен в Москву (В соответствии с принципом родового старшинства, в 1304-1305 годах Тохта даровал великое княжение Михаилу Ярославичу Тверскому, но в 1318 году хан Узбек, встревоженный ростом влияния тверского князя (Михаил сумел подчинить себе Новгород), уступил проискам его младшего родственника Юрия Московского, и Михаил был казнен в Сарае, а московский князь впервые получил великое княжение. Последний, очень к месту, женился на принявшей христианство сестре хана). И, когда в 1328 г. владимирский, бывший киевский, митрополит перенес свое местопребывание в Москву, московские князья окончательно приобретают главенство над князьями Рязани, Твери и т.д. Таким образом, Московия стала уже с XIV в. доминирующим государством на востоке, и, как считалось, политическим и духовным преемником Киева. Правда, русские князья были обязаны признать власть орды и платить ей дань, а государственная и общественная жизнь юга была окончательно разрушена.

Истории известны целый ряд суровых и хитрых князей, которые напоминают настоящих деспотов, беспощадно эгоистических, коварных и недоверчивых, жадных и скрытных, жестоких и свирепых. Именно они положили основание могуществу Москвы. Трусливо ползали они пред ордой, в рабской подчиненности лизали они с земли и с гривы лошади молочные капли, которые уполномоченные татарского хана нарочно проливали из приветственного окала. Так стремились московские князья обеспечить себе тыл, получали свободу действий против братьев и старались использовать это право, действуя с жестокой энергией, местью и подкупами, наушничеством в орде. Если церковь никогда не покидала мысли о единстве, если митрополит в Москве так же претендовал на руководство южными епархиями, то и московские великие князья восприняли тенденцию церкви и начали значиться преемниками и наследниками киевских князей и выста­влять лозунгом: «собирание земли Русской».

Поднявшиеся в татарских ордах усобицы облегчали их работу, и к концу этого периода, около 1480 г., было очевидно, что против московской державы не могли уже идти ни татары, ни поляко-литовцы. Все восточные княжества были исто­щены, их князья сделались слугами Москвы. Так, обе торговые республики, В.-Новгород и Псков, обязаны были признать ее верховенство. Литва более не могла предъявлять никаких притязаний. И скоро потеряла собственную территорию. Древнеславянской свободе и независимости была приготовлена могила — наступила новая эра свирепого произвола и тирании, духовной узости и нетерпимости, ненависти и страха.

Связь с Грецией, которая сама уже не могла защищаться против османов, была прервана. Московия была предоставлена собственным духовным силам, скудное наличие которых становится еще более хилой. Они скоро начали питаться почти исключительно традиционной, религиозной литературой. Она состояла в большей степени из дурных, потому что дословных, рабски точных переводов святого Писания, избранных творений отцов церкви — из нескольких канонических и исторических компиляций, а также некоторых полемических трактатов против римлян и иудеев, собственного производ­ства. Дошло до тог, что служители церкви не могли правильно определить границы между истинными и «ложными» книгами, и только, когда содержание апокрифов давно уже закрепилось в памяти народа, они начали усердствовать против лжеучений.

Астрономии, математики, географии и медицины не было даже и в зачаточном виде. Так, плоская земля покоилась на четырех китах, а небесный свод поддерживался ангелами. Грозами управлял Бог, знали четыре райских реки. Вместо Европы и европейцев были франки, а поляки и литовцы сли­вались вместе, как язычники. Физиология была так же мало сложна: Адама Бог составил из восьми частей: из камня — кости, из земли — тело, из солнца — глаза и т. д. Лекарственными средствами были молитва, заговоры для отвода дурного взгляда и слова, травы и бани. Медицины чурались россияне еще в XVII ст., как вражеского изобретения.

Никакого обучения церковнославянскому языку не было, и он сам все больше и больше терял русские звуковые особенности. Тексты становились все запутаннее, каждый новый писарь только умножал ошибки своих предшественников. Вскоре духовенство вынужденно было вмешаться. Южные славяне, которых в XIV и XV ст. призвали в Россию для проверки богослужебных книг, принесли с собой исправленные кодексы. Но, устранив проникнувший в письменный язык народные выражения и очистивши его, таким образом, своей стороны заменили его невероятно искусственным, вычурным языком, за которым те­рялся действительный, а иногда и всякий смысл. Тогда мнимыми поправками исказили даже выражение для собственного народа и церкви: до сих пор назывались они правильно «правоверными», теперь же стали зваться «православными» — официальный термин, бессмыслица, неправильно переведенный orthodoxos, doxa — «СЛАВА», вместо — «ВЕРА».

Так же, как с образованием, дело обстояло и с искусством. Более крупные здания возводили только чужеземные архитекторы, греки или «франки», так-так то, что строил русский, рушилось. Исклю­чительно религиозные живописцы робко держалась оригиналов, писали все одни и те же смуглые, узкие овалы, длинные руки, старо-римское, византийское одеяние. Искусство ваяния, как языческое, было неизвестно, не было также и чеканщиков монет Церковной музыки не существовало, употреблялось только протяжное пение в хоре. Для мрачного, косного всё настойчивее проповедуемого духовенством аскетизма всякое обнаружение общественной жизнерадостности было порочной, дьявольской скверной. Против «мирского» пения, танцев, игр выступали эти судьи совести со всеми мыслимыми угрозами. Еще в 1647 году все игры, песни, обряды были запрещены государством. Еще в 17 ст. смеялся русский над европейскими танцами, над этим отыскиванием углов, где ничего не было потеряно (как называл он это). Только шуты могли забавлять такими прыжками своих господ.

Единственными средствами проявления общественности у простого народа были кулачные или медвежьи бои. Скоморохи-вожаки медведей предлагали единственное развлечение, кроме, того, можно в определенные дни в году напиться всласть. Уже в 16 в. «зелено вино» было бичом Руси, не щадившим ни духовенства, ни женщин.

Западнорусская церковь в силу политических обстоятельств не столь решительно порвала с Римом и Западом. Когда великий князь Литовский поставил в Киеве нового митрополита, независимого от Московского, то он вскоре явился в Констанце перед папой Мартином V. Южный славянин, окруженный русскими монахами, предшествуемый польскими епископами, предложил богемцу прочитать латинский перевод его речи — так в 1418 году прошел первый и поныне единственный действительно панславянский съезд.

Более свободному и прогрессивному югу пришлось горько заплатить за разлад со своими политическими традициями: ничего нельзя было более поставить в противовес непрерывно растущему московскому деспотизму. Этот образовывался совершенно по татаро-монгольскому образцу: он заимствовал у татар не только внешность, выражения, обычаи, учреждения (почта, таможня и т. п.), но главное — дух. По­степенно весь народ падал в пропасть рабской низости; созревая в татарской суровой школе, он требовалслепой подчиненности. В этом состояли единственные осязательные результаты татарского ига.

Правда, о нем говорили еще и другое. Прежде всего, его делали ответственными за почти абсолютное отсутствие древних киевских рукописей, дошедших до нас только в северорусских списках, что давало повод оплакивать потерю неведомых литературных сокровищ. Мнимость такого предположения легко доказать: татарские набеги опустошали и разрушали литературную наличность только количественно, никак не качественно. Все, кажется, сохранил восприимчивый, впрочем, совершенно пассивный север.

Менее распространено другое, глубже захватывающее предположение: московские амбиции задевало то, что фундамент литературы был заложен на юге, в малорусском'хохлацком" Киеве. Что летопись Нестора, песнь об Игоре и т. д., т.е. почти вся древнерусская литература возникла без всякого соучастия "бородатого" великоросса. И вот, чтобы удовлетворить оскорбленный патриотизм, изобрели сказку, будто татарские набеги совершенно изменили старый этнографический тип. До 1240 г. были киевляне-малорусы великороссами и только теснимые татарами эти великороссы со своей литературой, своими эпическими песнями (былинами) и т.д. отодвинулись на север, а их место будто заняли только позднее вновь переселившиеся из Полесья, Волыни и т.д. малороссы. В защиту этого предположения преимущественно ссылаются на тот факт, что только на крайнем севере России, сохранились старые былины, в то время как Киевские малороссы уже с 17 столетия пользуются исключительно своими особенными "думами", песнями о борьбе с поляками и татарами, которые по содержанию и даже по стилю решительно отличаются от былин. Забыли при этом, что Москва и центральные губернии не знают никаких былин, следовательно, присутствие их на севере должно иметь другое, специальное обоснование, и что история подобных массовых переселений совсем не знает.

Таким образом, попытка сегодня лишить "малороссов" их старого литературного обладания, как в 17 ст. у них отняли свободу политическую и в 18 ст. — социальную — их крестьян, не удалась. Древнерусскую литературу в основном создали "малороссы" — это имя появилось в 14 ст. в противоположность московской Великороссии, — но она сделалась общим основанием для всех юго-восточных славян, а великороссы только дальше строили на ней свою литературу.