В прокате «Дом который построил Джек».

Новый фильм датского режиссёра Ларса фон Триера, «Дом который построил Джек», начал шествие по экранам, сбор рецензий и кассы. Есть предположения, подтвержденные фактами, что картину ожидает успех, выраженный в деньгах и эффектном сотрясении ноосферы.

До этого были единичные показы, в фестивальном варианте – без перевода. И зал был полон. Точнее, зал был переполнен, билеты продавались без мест, заняты были не только уютные кресла отремонтированного после пожара кинотеатра, но и ступеньки в проходе. Давно вы такое видели? А видели вообще на пафосных премьерах новых украинских шедевров? И это при том, что имевшиеся к тому времени отзывы трудно было назвать позитивными, а трейлеры, тизеры, осторожные спойлеры давали понять, что лента — это трэш, торжество чернухи, праздник кощунства, дно человеческого падения, ну все как обычно — для Ларса фон Триера. Перед началом сеанса, изрядно начитанный дяденька даже пугал собравшихся неизбежным разрушением всех-всех культурных стереотипов, остатков моральных норм, предлагал добровольно покинуть зал – пока не стало совсем поздно. Понятное дело, таких не нашлось, не для того собрались.

Теперь о фильме. Конечно, раскрывать его содержание нельзя, особенно учитывая контингент, относящий себя к фанатам Ларса. Редко где еще можно увидеть такое количество пентаграмм, прочих тревожащих и сомнительных символов на одежде и прямо на коже, бледных юношей с пылающим взором, девиц с готическим макияжем и судорожной жестикуляцией. Одно неловкое слово, спойлер – покроешься порчей и проклятиями. И это в стране, которая вот-вот получит долгожданную автокефалию. А с ней — "Green Channel" в Царство Небесное, без пересадок. Или для чего там нужен Томос? Вести рассуждение о фильме придется осторожно и окольными путями.

Вот, для начала, приставка фон (von – нем.) в фамилии режиссера обозначает дворянское происхождение. Этот социальный аксессуар — предметом особого вожделения иммигрантов из бывшего СССР, в особенности тех из них, что ловко выехавших по «еврейской» линии, без всяких для этого генетических предпосылок. «Устроился, гад, даже „Фона“ себе сделал» — шипят такие завистники о своих более успешных коллегах. Ларс при рождении также не имел такой приставки, якобы даже происходил из местами еврейской семьи. Эта концепция позже была пересмотрена и даже перекрыта скандалами неонацистской тематики, которые более традиционны для репутации отпрыска благородной европейской крови. Этот незначительный факт, тем не менее, один из индикаторов, свойств личности самого Триера. Способной превращаться. перемещаться, вживаться, вползать в самые потаенные уголки придуманных, подсмотренных или спроецированных из себя самой персонажей. Качество, позволяющее ему создавать работы, если не дотягивающие, пока, до статуса культовых или шедевральных, то более чем годных для скандала, ажитации, «хайпа». Ну а снять под это дело приличную кассу – просто святая обязанность.

Игра с собственной идентичностью, гибкость и многообразие социальной роли – непозволительная роскошь, непосильная задача для большинства населения. При этом — прием, позволяющий приковать внимание зрителя на сюжете и персонаже. Как маньяк приковывает свою жертву перед ритуалом. Он, зритель, загнан, завяз в скудном наборе своих унылых ролей и опостылевших масок («приличный семьянин", "лояльный сотрудник", "ответственный гражданин"), настолько истощен ими, что персонаж, способный выходить за флажки, автоматически становится героем. Даже если он по всем признакам очень плохой человек и вообще какой-то жуткий серийный маньяк. Особенно если маньяк, а не нечто из огромного уже легиона летающих, стреляющий, политкорректно хохмящих супергероев. Все свои вычурные суперспособности направляющих на то, чтобы навсегда оставить зрителей в состоянии тупого и инфантильного поедателя фастфуда.

Героизация асоциала не новость. Этот эффект тоже был уже неоднократно, детально исследован, компетентными специалистами из Голливуда. Одно время активно эксплуатировался. Сейчас, похоже, ставка сделана опять супергеройские истории. Помянем хотя бы милашку — убийцу Декстера, или стилягу – людоеда Ганнибала из одноименных сериалов. Эффект исследован до такой степени, что дал возможность его не только имитировать, но и (как в одном не очень приличном анекдоте) пародировать.

Попирать, ставить под сомнение привычные западные ценности – для Триера дело обычное. Пародировать и глумится над теми, кто делает это же, но в особо циничной форме – это уже новый уровень его режиссерской карьеры. Отрицание отрицания. Главный герой нового фильма не только ужасен и монструозен, но и в своей ужасности смешон какой-то подзабытой уже комичностью Луи де Финеса или Пьера Ришара. Давно, получается, не выпускали французы пар.

Герой (или Антигерой) Триера в этот раз распят на кресте из двух, как минимум конфликтов и противоречий, несовместимых социальных ролей, несмешиваемых амплуа. Такой коктейль нарративов действительно давит на моральные стереотипы и от него рвет — шаблоны восприятия. Но не разрывает окончательно, не надо бояться. Вернее – боятся надо не этого. После последней взбучки в Каннах наш Фон стал осторожнее, аккуратнее, изощреннее. Но не менее безжалостным.

Концентрация подготовительных суггестивных приемов в первой части фильма рефлекторно настораживает. За таким ожидаешь воздействия манипулятора на свою жертву. У некоторых опытных граждан даже есть привычка: толкнули где-то на тротуаре – мгновенно проверь карманы. Возможно кошелька там уже нет. Подобная привычка есть у дам, столкнувшихся на жизненном пути с "пикаперами". Пока тут отвлекают – там уже … овладевают. Не следует в данном месте проводить параллели с работой СМИ, подымающих шум по какому то странному, обычно постановочному факту, чтобы сокрыть от населения нечто действительно важное. Это не хорошо. Прием обычный, и становится действительно любопытно, какую штуку планирует проделать режиссер с сознанием зрителя или провернуть тайком уже внутри его. Пока тот приходит в себя после шокирующих сцен, пытается собрать в единое разваливающееся восприятие, ищет поддержки и защиты в ведерке с попкорном. Сцен таких, кстати, вполне достаточно для подсевшего на "трэшнячок" ценителя. Взять хотя бы этот кошмар с маленьким, беззащитным утенком, от которого барышни в зале закрывали глаза руками и жалобно скулили.

Эта, главная загадка фильма, вынесена в самый его финал. В конце хронотопа, как наверное говорят профессионалы, кроется основная интрига. Там будет дан шанс понять, какую мрачную идею откладывает на этот раз Фон во вспоротый изуверскими манипуляциями, беззащитный зрительский Open Mind. Чем оплодотворяет его. Все остальное – просто жесткая прелюдия. Задача решаема, подсказки оставлены. Автор использует цитаты из себя любимого, те моменты из предыдущих работ, которые, однажды увидев — развидеть сложно. Вот захлебывается Леопольд Кесслер, успевший вскочить в последний вагон поезда Европа – Вальхалла («Европа"). Вот ползет, истекая кровью Он, волоча жернов, прикрученный любимой женой сквозь мясо и кости («Антихрист"). Вот замерли в иллюзорном домике дамочки с ребенком, в ожидании подлетающего, не иллюзорного, а очень даже окончательного … конца («Меланхолия").

Под конец, чтобы не дать зрителю воспротивиться, вырваться из захвата, фильм теряет черты художественного, отбрасывает украшения и уловки, показывает суть, пульсирует в гипнотическом ритме, превращается в Нечто, прорывающееся из Ничто, некогда похороненное заживо и теперь восстающее из Ада. Который кто-то настойчиво заставляет считать Раем…

В общем идея, как показалось, заложена интересная, весомая, даже радикальная, опережающую, и на много, все мейнстримовские ужимки и месседжи о борьбе с грядущим матриархатом и за него, откату к традиционым ценностям и в таком духе. Покушающаяся не только на пресловутые западные ценности, сохраняющие свою форму исключительно благодаря глубокой заморозке. Как несколько десятков персонажей второго и третьего плана "Дома".

Жанровая классификация и анализ кинопроизведения – удел специалистов. Простому, необразованному зрителю, такие еще встречаются, и автор из их числа, бывает крайне сложно найти какую-то модель или шаблон, систему оценок, пользуясь которой можно оценить новое произведение, провести параллели между привычным и неизвестным, обыденным и запредельным. В случае Триера это особенно сложно. Но одна аналогия все — таки напрашивается. Кулинарная. Она кажется вполне уместной. Использование слова "кухня" по отношению к творческому пространству не редкость. И в этой рамке провести разграничения значительно проще. Кто-то занят производством фастфуда – после просмотра которого в памяти остается лишь мелькание цветных пятен, сюжет забывается сразу после выхода из зрительного зала, а интерес заканчивается раньше, чем уже упоминавшийся попкорн. Реже, но есть и более весомые и сытные произведения, которые побуждают о чем то подумать, многих – что-то написать.

Работы Триера к кино — фастфуду точно не относятся. В отношении них часто встает другой вопрос — съедобно ли Это вообще? Уж очень много ассоциаций возникает с опасными пищевыми привычками, в частности — северных народов. Каким – нибудь деликатесным трупом оленя, несколько лет пролежавшим в болоте, или чем — то менее изысканным, строганиной – мороженым мясом или рыбой, нарубленным топором. В нашем случае – вполне удачная аллегория. На Севере принято кормить собак мороженным мясом, особенно ездовых, перед дорогой. Такой корм дольше переваривается, равномерно снабжает организм энергией, отбивает аппетит и не дает лайкам отвлекаться на поиски дохлых мышей и все того, что охотно ищут в снегу даже воспитанные городские собаки.

Фильмы Триера перевариваются долго. Пока прогрызешь оболочки, выплюешь кости, пробьешься через расставленные автором ловушки к смысловому ядру — могут пройти годы. Они относятся к той редкой сейчас категории, что пересматривают по несколько раз, откусывая каждый раз по кусочку. Непросто съесть слона, особенно мороженного. В случае же "Дома который построил Джек" эта холодильная метафора вообще достигает апофеоза – попробуй ка понять роль в сюжете десятков мороженых трупов, осознать ту конструкцию, которую строит из них автор руками своего героя.

Пока же процесс ментального пищеварения идет (если сознание согласилось на такую кормежку), и идет по грани между утонченным удовольствием и отравлением, питать его чем-то иным, очередным красочным и мельтешащим фастфудом — не получается. Травоядный зритель в тебе замирает, впадает в кому, исчезает неведомо куда, появляется сытый питона, заглотивший нечто крупное и явно не веганское, способный проваляться где то в тени с месяц и более, сосредоточившись исключительно на происходящем внутри себя и полностью этим удовлетворенный. Такое, пусть и временное, неокончательное убийство всеядного зрителя в человеке — опасный эффект для общественной жизни, политической активности, гражданской позиции вообще и киноиндустрии — в частности. Возможная причина настороженного отношения к Триеру со стороны глобальных киноинституций. Хотя, в прокат отправили. Это наверное что-то значит.

Может в дальний путь готовят.

Bon appetit.