С древнейших времен человечество знает три надежных приема для манипуляции массовым сознанием.

В особо удачных случаях формировалась устойчивая цепочка. Например, мифический Христос ходил по воде и воскрешал Лазаря, что явилось весомым основанием для присвоения ему статуса святого – сакрализации, что, в свою очередь, позволило табуировать всяческие сомнения в евангелических историях, и особенно о распятии во имя искупления грехов.

Древние технологии до сих пор действенны (хотя в 21-м веке это и звучит удивительно). Далеко за примерами ходить не надо. По заветам религтехнологов скроена, к примеру, история о «Великой победе».

Вначале миф о войне – чрезвычайно мужественной, героической и победоносной, без полутонов, и со сплошными Маресьевыми, Талалихиными, Матросовыми и Котиками без страха и упрека в качестве мифических героев.

Затем сакрализация событий – память о войне священна, священны также все ее герои, и все памятные знаки (упаси бог станцевать около мемориала).

Ну и табуирование – нельзя усомниться в величии победы, нельзя изучать ее реальную историю, наконец, нельзя в обычном режиме обсуждать сакральные символы – взятие Берлина, Сталина и так далее.

Почему это работает?

Подверженность массовому сознанию мифам, сакрализации и табуированию – свойство, выработавшееся в результате социальной эволюции, и обеспечившее успешное выживание человечества в свое время. Табу уберегало членов племени от нелепой гибели, сакрализация утверждала единоначалие и позволяло внедрять базовые законодательные нормы, что было чрезвычайно важно на ранних этапах развития. Наконец, мифы формировали этническую общность, и создавали национальную идентичность, что тоже было очень важно.

Человечество развивалось, значимость этих инструментов падала, но в качестве атавизмов они достались нам. И до сих мы нередко теряем способность критически воспринимать дискурс, если в нем используются мифологизация, сакрализация или табуирование.

Зачем это используют?

Табу.

Табуирование позволяет вывести некоторую фигуру из обсуждения. Например, табуирование используется сторонниками Яценюка, когда противники пытаются завести речь о смене премьера и кабинета. Сторонники (еще на этапе выборов) пытаются убедить общество, что премьер-неЯценюк – это путь к быстрой катастрофе. Таким образом, идея другого премьера табуируется и выводится из обсуждения.

Сходным образом ведут себя технологи Коломойского, когда говорят о «Приват-банке». Он табуирован, потому что, если с ним что-то случится, экономика Украины погрузится в хаос. Следовательно, даже думать о введении внешнего управления или прекращении поддержки – табу.

В РФ истерия приобретает еще более высокий градус, и разговор «как Россия проживет без Путина» вообще лучше не заводить в присутствии душевно неустойчивых мужчин и впечатлительных женщин.

Естественно, критический разум, видя перед собой табу, задумывается о его происхождении и логичности. Но массовое сознание часто воспринимает табу, как безусловный императив.

Сакральность.

Сакрализация напротив позволяет использовать некий, весьма уязвимый тезис в качестве аксиомы. Сакральный тезис не надо доказывать, и, соответственно, нелепо выглядят попытки его оспорить.

Все мы видели успешную для России попытку сакрализировать обоснованность принадлежности Крыма РФ. Все мы видим сакрализацию действий Путина, которые заставляют многих людей верить в его «многоходовочки».

Особенностью сакрализации является то, что имея в основе «сакральный тезис», дискутирующий далее строит вполне стройную цепочку, которую невозможно оспорить. Например, заявив вначале сакральное «население Крыма выявило свою волю», можно спокойно строить цепочку России пришлось пойти навстречу – никто не мог поступить иначе – присоединение Крыма вынужденная мера. И эта цепочка, например, вполне удовлетворяет российских либералов, и даже европейских политиков, которые готовы дискутировать о трех безупречных звеньях, забывая о «сакрализированном тезисе».

У нас сакрализацию используют широко и со вкусом. Коломойский сакрален, потому что «спас Днепропетровскую область». Сакральна и его команда. Порошенко сакрален, потому что «в это нелегкое время взял на себя бремя ответственности». Яценюк вообще камикадзе, и сакрален поэтому. Парасюк сакрален, потому что выступил на Майдане и резал правду-матку. Гаврилюк сакрален, потому что страдал. Вообще все воины АТО сакральны, потому что АТО.

И эта сакрализация, столь часто встречающаяся в дискурсах, позволяет строить весьма странные цепочки, к которым, конечно, не придерешься.

Сакральный Порошенко не может набрать в БПП всяких странных персонажей, потому что, как мы знаем «радеет об отчизне». Связка «радеет за отчизну» — «не может набрать воров, жуликов и регионалов» сама по себе безупречна. Проблема в сакрализации первого тезиса.

Сакральный Коломойский всегда поступает как настоящий патриот, потому что у него одна ценность Украина. Тоже отличная связка, если принять на веру первый тезис.

Сакральных воинов АТО следует назначать на все должности, и избирать в парламент. И тут, как не больно об этом говорить, надо критично отнестись к сакральности.

Сакральность работает не хуже, чем табу, и ее преодоление требует не меньших усилий.

Мифологизация.

Миф создает альтернативную реальность, позволяющую формировать мировоззрение определенных групп людей. Например, китайцы всерьез верили, что земля квадратная, а небо круглое. И круг неба вписан в квадрат земли. Согласно этому мифа, они искренне полагают, что живут в Поднебесной части земли, тогда как остальные ютятся на безнебесной окраине.

Так же современные россияне всерьез верят в то, что Россия «сверхдержава, которая противостоит США в борьбе за мировое господство». Богатство этого мифа позволяет вести множество абсурдных дискурсов, поддерживаемых общественным мнением. Тут и «борьба с Америкой в Украине», и «многоходовка в Сирии», и «наши санкции, которые поставили Европу на колени».

Естественно, мифологизация позволяет сакрализировать многие вещи. Миф о «великой России, которая борется с Западом» сакрализирует Путина примерно так же, как миф о Соловье-разбойнике сакрализировал Илью Муромца.

Миф о «народе Донбасса», который «свободолюбив, кормил всю Украину, и решительно противостоит Америке вместе с Россией», породил массовый психоз и целую вереницу сакрализаций.

К сожалению, чем масштабнее миф, и чем больше альтернативной реальности он создает, тем сложнее из него вынырнуть. Ребенок, верящий в чудеса и магию Хогвартса, скорее всего, под влиянием взрослого окружения, социализируясь, будет понимать, что Гарри Поттер – это миф.

Но взрослый, находящийся в однородном окружении, имеет очень мало шансов выйти из мифа о «великой войне» или «двухполярном мире».

Выход за рамки мифического мира сравним с выздоровлением психически больного человека. Мифы детской поры человечества до сих пор сильны, и мы регулярно обнаруживаем их в собственных суевериях, то поминая родственников (чур меня чур), то обходя черную кошку, то прыгая через костер на Ивана Купала.

Современные мифы входят в сознание гораздо быстрее (сказывается информационная насыщенность мира), но производят не меньшие изменения.

Сталкиваясь с мифологизацией, сакрализацией и табуированием, современный человек с самостоятельным мышлением, с одной стороны, должен сам отдавать себе отчет в том. Как происходят эти манипуляции, и относится к ним критично.

С другой же стороны, следует понимать, что воздействие этих инструментов на сознание очень велико и серьезно. И даже здравомыслящие люди нередко могут поддерживать сакрализованный тезис или соглашаться с необоснованным табуированием. А в рамках мифа вообще можно существовать годами, не видя противоречий.

Впрочем, в идеологических сражениях партия здравого смысла всегда должна стоять за десакрализацию, уничтожение табу и развенчивание мифов. А для этого, надо, как минимум, понимать природу происходящего.