Самая большая радость по возвращении из отпуска — увидеть как кто-то вытаскивает из твоей комнаты мебель.
- А ну стоять! — строго сказал я. — Куда имущество вывозим? Кто таков?
- В общее помещение, — сказал неизвестный мне пацанчик в мультикаме. — С обогревом. Холода идут. Распоряжение Тайры, позывной Доцент.
- Ну, если Тайры — то неси, Доцент. Отнимай последнее у нищих. Ликуй босота. Твой день настал.
Я злобно сплюнул, подхватил баул и пошагал на Башню. На ступенках площадки с грустными глазами брошенного сенбернара сидел Фокс.
- Так-то ты хозяйское имущество бережешь, — с упреком сказал я. — Заходи кто хочет, бери что хочешь.
- А шо ты им сделаешь? — грустно ответствовал Фокс. Это же менты…
***
Впарили нам этого пациента из 59-й «сейбров» как соматика, язва желудка. Плевое дело, пацаны, довезете болящего до госпиталя, отдадите под расписку и поедете свой янтых жрать. Чтобы приняли в госпиталь не по боевому ранению — с вами Витамин поедет, и вообще, считайте это не боевым вывозом, а бытовым отпуском.
Болящего, согласно протоколу, уложили на каталку и завлекли внутрь реаниматора. Витамин закатился за ним в медотсек. Болящий постоянно пытался встать и посидеть, Витамин ласково пресекал попытки активности хворого и приговаривал добрым голосом «лежи, лежи. Если в госпитале увидят какой ты здоровый — не возьмут.
Фокса на этот раз за рулем не было, был какой-то капеллан со следами судимости и баптистской проповеди на челе. Я угромоздился рядом, и мы неспешно поехали в госп. Где-то на половине дороги в переборку из медотсека заколотили. Я откатил оргстеклянную шторку, и мне стало нехорошо. Таким веселого Витамина я еще не видел. Это был Витамин „Жо“.
- Поехали быстрее, пацаны, а? Тут не язва, тут хуй пойми шо.
„Хуй пойми шо“ я опознал практически сразу, ибо уже видел подобные картины. Три-четыре спазма „сухой“ судорожной рвоты, короткая и частая отдышка, и опять по новой. Острый панкреатит, сука, вот повезло. Память подказала, что примерно в такой же ситуации — и что примечательно, тоже не дождавшись скорой помощи — умер гражданин Клинских, он же певец Юрий Хой.
- Еб твою мать, — сказал я. — Капеллан, врубай люстру, полная скорость, и по газонам. На секунды.
Девятнадцатый блокпост мы пролетели под сирену и без пароля, и спасибо пацанам, что они не стали стрелять нам вслед. Но как только за заправкой мы свернули на госпиталь, изнутри опять заколотилось. Витамин показал знак „стоп“. А поскольку в экипаже старший он — команду надо выполнять.
- Шо, помер? — спросил я с надеждой, откатив боковую дверь реанимобиля.
- Нет, только обоссался. Надо его вывести, он там всю машину зальет. Чувак в сознании, но мочеиспускание не контролирует. Пусть отольет, желчью отблюется и едем дальше. Поможете подержать его. Это прямой приказ, Горький. Без обид. Или мы его не довезем. Давайте вон туда, на газончик. Медленно, медленно, вот так… хорошо. Держи его под мышки, я штаны спущу…
***
- Справляем малую нужду в нетрезвом виде, значит? В общественном месте и в воинской форме. Средь бела дня. Прекра-а-а-асно!
Я обернулся. Стоял тот самый мент, который вытащил у нас кресло. Как же твой позывной, бенаврот, забыл. Лектор? Профессор? А, вспомнил! Доцент!
- Доцент, — жалобно сказал я. — Ты же на машине. Проведи до госпиталя. Я в отсеке буду с Витамином держать соматика, а водила новый, в дороге не уверен. Хотя бы до гоблинского банка доведи, там уже найдем. Если пробок не будет.
- Тут серьезно? — спросил Доцент.
- Тут пиздец — ответил Витамин.
Доцент заурчал что-то в радейку, а приус перед нами замелькал красным и синим. Мы рванули с места следом за приусом, и увидели что за „Торгсином“ на развороте дорога перекрыта двумя полицейскими машинами. Копы стояли перед ними. Местные отлично знают — почему Ангелы летают с мигалкой, поэтому никто не протестовал. Суеверные бабки крестили наш реанимобиль, а отставные военные отдавали честь.
- Сахар девятнадцать, — сказал Витамин, выходя из госпиталя. — у него кроме панкреатита еще и диабет.
- Как его в армию взяли? — поразился я.
- Воевать хочет. Как ты ему запретишь? Дай сигарету, Горький.
***
Доцент служил у нас пилотом эвакуатора. Он работал сверхурочно, и набирал в своей полиции отгулы, выходные и отпуска, чтобы потратить их на Башне, на боевом дежурстве. Своего времени у него не было вообще. Он служил там и служил тут. Он вообще все время служил, и мне было стыдно, что я пожалел для него кресло. А за девятнадцатым блоком после тревоги нас ждал полицейский автомобиль для конвоирования медицинской машины..
Но самое главное — они давали нам мыться и стираться. Когда мы с Фоксом доходили до шекспировского „как тридцать тысяч братьев вонять не могут“ — мы заезжали на мойку и стирку к ментам. Там постоянно кто-то спал. Часто в форме. И пока стиралка крутила наш мультикам, мы с Фоксом пили на кухне чай, стараясь говорить тихо
- Миша, — спросил я Мишу Кота, командира мариупольских копов. — В стране война. Марик прифронтовой. По Восточному прилетало из „Градов“. А вы с Ларисой запускаете программу обучения полицейских жестовому языку, чтобы работать с глухонемыми потерпевшими. Мы ж не в Канаде, зачем нам это? Доцент вообще от недосыпания прозрачный, Вы с ног валитесь, но эскортируете нас до госпа. Ты кино посмотри, типа „Улицы разбитых фонарей“. Там показано, каким должен быть нормальный мент. Во-первых, ему должно быть похуй на население. Во-вторых, все остальное. Чего вы разрываетесь?
- Если ничего не делать, то ничего не будет, — сказал Кот. — Дай сигарету, Горький.
А я захотел дать ему кресло. Или даже целый диван. Чтобы ему поспать.
