... свойства нации определяются двумя компонентами. В терминологии программистов первую компоненту можно назвать hardware (железо). Это характерный для каждой нации набор врождённых типов социального поведения. Его можно считать неизменной константой, и он определяет, какой может быть вторая, изменяемая компонента – "software" – наработанные культурой нации ментальные свойства: повседневная мораль, этика, привычки, традиции и т.п. Так же как не любую программу можно выполнить на любом железе, ментальные свойства нации не могут быть полностью отвязаны от характерного для неё набора социотипов.
В таком видении возможные ответы вопрос о том, готовы ли украинцы уже сейчас к построению открытого общества, распадаются на варианты.
Наилучший вариант ответа: да, готовы! Украинцы достаточно сознательный и социально дисциплинированный народ. Правовому демократическому государству необходимо лишь дать возможность закрепиться. Образно говоря, железо исправно, операционная система без ошибок, нужно лишь запустить на выполнение нужную прикладную программу.
Второй вариант несколько пессимистичнее: наш национальный характер, наш уровень гражданской сознательности, жизненные приоритеты, наши представления о государстве и власти нуждаются в эволюции. То есть, народ мы в принципе не плохой, но ментальность и представление о государстве и своей роли в нём надо менять. Компьютерная аналогия: железо подходящее, но и в операционной системе и в прикладной программе полно ошибок. В этом случае нам, скорее всего, предстоит пережить естественную, но долгую эволюцию. Однако вполне возможно, что выпавшие испытания научат жизни нас гораздо быстрее. Это обнадёживает, но вместе с тем и пугает. Пугает, поскольку испытания могут повергнуть нас в хаос, и у нас не хватит ума смелости и совести, чтобы перескочить на верхнюю ступень эволюции общества. Для спасения нам придётся скатиться до авторитаризма, т.е. вернуть общество в его эволюции на ступень ниже.
Третий вариант ответа наиболее неприятен. Вполне возможно, что данный нам природой набор социотипов не подходит для построения либеральной модели общества. Наше железо не совместимо с демократической программой. В этом случае наша перспектива – «эффективный менеджер», который у нас когда-то уже был. Ну, или искать внешнюю опору порядка – быть государством-сателлитом. В этом случае хозяина нужно искать посправедливее и подобрее. Возможен также вариант стабилизации общества через религиозное закрепощение – сейчас им пользуются в основном мусульманские страны.
Сами себя мы позиционируем как нацию, вполне готовую к настоящей демократии, и проблему видим лишь в том, что кто-то (что-то) нам мешает. А вот россияне, например, после демократических мытарств решили не выпендриваться и в большинстве скатываются к мнению, что народец нуждается в крепкой руке. Об этом свидетельствует случившаяся переоценка Сталина. Но как узнать, какие же мы на самом деле?
О способности нации держать социальный строй можно судит по экстремальным ситуациям, по тому, как она себя ведет, когда не действует государственный аппарат насилия для поддержания порядка. Здесь можно сравнить, например, длиннющие очереди голодных немцев за едой в 45-м с давкой возле грузовиков с гуманитарной помощью в Африке.
Тревожный для нас индикатор — разграбление магазина Metro в Донецке. Но его скорее можно отнести к эксцессам, поскольку в целом население Украины показало высокую сознательность в начале 2014-го, когда страна оказалась фактически без власти. Базовая культура социального взаимодействия украинцев находится на высоком уровне. Наша поговорка «моя хата с краю», которая на первый взгляд свидетельствует о нашей социальной пассивности, на второй взгляд говорит о том, что мы даём окружающим свободу. А это значит – доверяем им: мы не ожидаем с их стороны злонамеренного покушения на наше личное пространство. На нижнем, бытовом уровне мы открытое общество, в отличие, например, от традиционного чеченского общества, которое можно охарактеризовать как вооруженный нейтралитет (наверное, поэтому в нашей национальной одежде нет кинжала).
Однако этот факт вовсе не означает, что мы готовы для построения отрытого общества на уровне всего государства. Последствия наших поступков практически сразу и зримо сказываются на ближайшем окружении и получают немедленную оценку. Но в масштабах государства последствия этих поступков малозаметны и наступают в будущем, часто весьма отдаленном. Поэтому у нас, к сожалению, отсутствует ощущение связи между, например, своим мздоимством и жизнью государства. Мы ощущаем своё государство, как некую самостоятельную независимую от нас сущность, на которую сваливаем всю вину за нашу плохую жизнь. Очевидно, это последствие отсутствия опыта собственной государственности: раньше ответственность за консистентность общества за нас нёс наш суверен. Среди простого народа нет того ощущения, которое было у первых европейских поселенцев Северной Америки: «как мы сейчас построим свою жизнь, такой она и будет». Наша элита также молода, и её поведение напоминает скорее поведение слуги, который надпивает сливки с хозяйского молока, пока хозяин отвернулся. У неё нет ощущения личной ответственности за ресурс, который она эксплуатирует. Нет и того кодекса чести, который, скажем, есть у английской феодальной аристократии, которая до сих пор служит опорным камнем Британского союза. Скорее всего, мы — второй вариант ответа на поставленный выше вопрос.
Связь между поступком и последствиями в масштабах государства наиболее зрима в верхних слоях общества. Они не только ощущают на себе ущерб от игры не по правилам, но, что самое главное, легко могут видеть непосредственную связь своих поступков с этим ущербом. Сейчас украинский истеблишмент получает наглядный урок того, что бывает, когда кто-то слишком сильно решил потянуть одеяло нас себя, погуще зачерпнуть из общего котла. Проиграл не только он. В проигрыше оказались все. Не факт, что наша элита правильно усвоит этот урок, но явно подталкивает их к выработке и соблюдению правил, а нам объясняет, почему эволюция морали протекает в сторону большей справедливости и почему практическая её имплементация начинается с верхних слоёв иерархии.
Если под совестью понимать ощущение необходимости выполнять определённые (моральные) обязательства по отношению к другим, то наивно думать, что эволюция морали означает вместе с этим и обострение этого ощущения, т.е. то, что люди становятся более совестливыми. У человеческой природы есть для этого другой, более действенный механизм закрепления выработанных ограничений в поведении. Он основан на страхе. На страхе выпадения из своего социального круга. Экстремальные проявления этого механизма мы можем видеть в таких феноменах, как дворянская честь или воровские понятия. Соблюдение дворянской чести (или воровских понятий) означает благородство, их нарушение – несмываемый позор и отвержение.
Мы не в силах влиять на этот природный механизм закрепления, но мы можем и должны влиять на содержание моральных правил, на то, что следует ценить в человеке и обществе, а что стоит отвергать. Даже если у кого-то не хватает собственной совести, и он не в силах сам соблюдать эти правила, он всегда в состоянии требовать этого от других. Пусть это называется лицемерием, но даже в этом случае механизм работает. Тем более он работает, когда есть хотя бы формальная демократия. Повышение моральной планки общества превращает формальную демократию в реальную.
Далее то, к чему нам следует стремиться, а от чего отказаться, не растрачиваясь на обоснования (мы приводили их достаточно).
Нам следует поменять своё отношение к людям. Мы потакаем спеси и чванству современных хозяев жизни и пренебрежительно относимся к тем, кто оказался ниже нас на социальной лестнице. Мы рассуждаем о нищебродах и слушаем песни про «кондукторов дебилов». Это поведение примитивного социального существа: добиться приязни к тем, кто выше, в надеже попасть в их круг, и пытаться возвысится над остальными. С этой азиатчиной мы далеко не уедем. Раньше это ещё как-то можно было оправдывать нашими послеперестроечными иллюзиями о том, что демократия и рынок каждого оценивают по достоинству, но уже пора понять, что эту формулу следует читать ровно наоборот: демократия и рынок работают, когда общество верно оценивает своих людей. Не прав был Маркс, предполагая, что буржуазия окажется бесполезным паразитом на теле грядущего общества. Её функцией до сих пор остаётся координирование общественного производства. Но КООРДИНИРОВАНИЕ, а не дежурство на финансовых потоках государства и взимание ренты с созданных ещё в СССР предприятий и природных ресурсов. В первом случае это поиск и замыкание на себя новых хозяйственных взаимодействий, во втором — членство в корпорации казнокрадов и забота о том, чтобы не члены корпорации не нарушали монополию эксплуатируемого ресурса. В первом случае мы получаем Илона Маска, во втором — прокурора Пшонку и бизнесмена Суркиса. Общество должно научиться уважать простых людей, честно выполняющих своё дело. Научиться — значит ценить их на уровне эстетики, как ценят американцы своих пастухов (ковбоев), а не на уровне лицемерного государственного официоза, как советских стахановцев. Эти люди часто дают обществу гораздо больше, чем оно их оценивает. Есть масса свидетельств, когда город заплывал стоками из-за одного сантехника, а огромный завод останавливался из-за одного квалифицированного рабочего. Сейчас у нас война. Она рельефно выявляет, кто чего стоит, и это единственная польза от неё. Если нация не усвоит её уроков, и будет по-прежнему кормить респектом отмазавшегося от армии клерка из налоговой на джипе и морщиться при виде АТОшника в маршрутке, то у неё нет будущего. Потому что она стяжает навоз и разбрасывается золотом.
Нам следует оказаться от нациестирающей идеологии цивилизационного выбора. Россиянам лестно видеть подвиг Тарас Бульбы как цивилизационный выбор украинцев в пользу России. Европейцам также лестно видеть наше «прагнення в Європу». И те и другие говорят нам, что таким способом мы якобы выбираем лучший вариант устройства общества, но это неправда. На самом деле так мы кормим респектом чужие эгегоры и гнобим свой. «Русский» — это не ответ на вопрос «какой?». Это ответ на вопрос «чей?», также, как, впрочем, и «советский», и «европейский». Наши бойцы в Донецком аэропорту погибали вовсе на за то, чтобы мы были чьими то. Однако, утверждая свою самодостаточность, нам необходимо избежать другой крайности, в которую впали россияне – активной ментальной войны с конкурирующей общностью. Они получили эту войну по эстафете от Византии. Она длиться уже больше двух тысяч лет, а началась еще в эпоху греко-римских войн. Украинцы тоже участвовали в этой войне на греческой стороне, и наш европейский выбор – это перебежка в противоположный лагерь. Тем самым мы подлили масла в огонь этой войны. Наша же задача не участвовать в этой войне на стороне потенциального победителя, а прекратить её, или хотя бы самим выйти из этой войны. Это значит, что нашим политикам нужно избегать оценочных суждений чужой сути: то ли российской, то ли Западной, то ли мусульманской и вообще, чьей либо. Ну, во всяком случае, хотя бы не ругать. Хотя даже похвала, такая, как дифирамбы европейским ценностям, тут же вызывают ревностную реакцию их конкурента. Здесь нужно то, что можно назвать эмоциональным интеллектом. Нравится нам кто-то, не нравится – пока у нас нет явного конфликта, мы не должны ставить под сомнение чьё либо право жить так, как у него это получается. Вступление в Евросоюз, и вообще в любые союзы, должно быть для нас техническим решением, а не вопросом цивилизационного выбора. Мы сами цивилизация. На чужой успех мы не должны плеваться желчью, как это делает сейчас Россия, но и не заискивать, как сейчас это делаем мы. Здоровая реакция на их успех – уважение и восхищение, но одновременно и желание сделать лучше, как боксер, восхищающийся Тайсоном, мечтает боксировать лучше Тайсона, а музыкант – играть лучше Гилмора. Во всяком случае, при другой постановке вопроса мы, в конце концов, растворимся среди более успешных соседей. Даже если внешний донор порядка и даст нам то, чего нам не хватает — порядка и экономического процветания, он обязательно взамен постарается забрать душу нации, обязательно постарается насадить свою ментальность. И не будет в том его вины, потому, что и мы поступали бы так же.
Мы должны быть благодарны Западу за то, что он помогает защищать нашу страну, но есть то, что нам трудно, а главное, не следует от них перенимать. Их концепция вторичности традиционного уклада жизни по сравнению с демократическим правом явно не рабочая. Потоки эмигрантов разрушают традиционные общества стран Запада. Нам не следует участвовать в их стремлении к повсеместному насаждению демократии – не все нации готовы или способны жить в демократическом обществе. Нам не следует перенимать от Запада их отношение к сексуальным меньшинствам. Сейчас, когда доказано, что это является врожденной особенностью, человечество не должно гнобить таких людей, как это было раньше. Но Запад здесь пошел дальше. Он создал культуру сексменьшинств, поднял это явление на уровень эстетики. Обуславливается это якобы демократией, но на самом деле это против демократии. Необходимое для демократии условие — несвязанность людей особыми связями. Можно ли быть уверенным, что, пробившись во власть, люди из сексменьшинств не создадут там соответствующую группировку? Скорее наоборот. Кроме того, такие явления не существуют в рафинированном виде. Им часто сопутствует педофилия, которую уж точно нельзя принять, и в то же время невозможно провести четкую границу, отделяющую одно от другого. .
Нам не подходит и европейская зарегулированность правом всех сторон жизни. С помощью права решаются вопросы, которые общество не может решить с помощью моральных ограничений. На бытовом уровне мы все же открытое общество. Нам не нужны такие законы как европейский об отрицании Холокоста или наш об отрицании Голодомора. Наше общество достаточно зрелое, чтобы ему доверять. Тем более нам не нужны российские законы, по которым люди попадают в тюрьму за танец в церкви и перепост картинок «Вконтакте». Даже в экстремальных условиях мы не скатились до фашистского конгломерата, как это произошло в России. И хотя это мешает нам в войне, но это, в конце концов, то, за что гибнут наши бойцы. Мы махновцы. Наш принцип: «напився – будь людиною» для нас важен. Это то, что делает украинский социум комфортнее для обычной жизни, и отсутствие чего приводит к немотивированным массовым убийствам в США. Анархия, как способ устройства общества, конечно утопия, но это тот идеал, к которому стремиться свободное общество. Чем ближе общество подбирается к этому идеалу, тем оно свободнее.
Нам следует понимать, что любая прослеживающая закономерность в подборе людей в органах власти, будь то засилье донецких, полтавских, львовских, бывших сослуживцев в милиции, армии, людей одной национальности, не являющейся большинством в данном регионе и т.п. убивает демократию. Это необходимо пресекать в самом зародыше.
Нам нужно перестать видеть проблемы как неизжитую в нас часть СССР. На самом деле это у СССР были проблемы с тем, что нам и сейчас продолжает мешать жить. Социализм, как проект был безоружен и пал перед общечеловеческими пороками общества, которые мы ошибочно принимаем за пороки социализма, называя это совком.
Перечисленное выше носит стратегический характер, но не может дать быстрый результат. Быстродействующее лекарство демократического общества — правильное голосование. Нам необходимо поменять критерии оценки тех, кого мы выбираем. А для этого нужно понимать, как работает демократическая машина власти. Главное качество демократического лидера – быть качественным объектом доверия. Недостаток остальных качеств, таких как, например, некомпетентность в юридических и хозяйственных вопросах, может быть компенсирован: в большом обществе найдутся тысячи грамотных юристов и экономистов. Если же мы выберем корыстолюбца с хорошими юридическими знаниями, то нам это ни чем не поможет. И даже наоборот. Юридически подкованный проходимец украсть может гораздо больше. Этот критерий — секрет успеха Западных демократий. Не зря они так строго следят за моральной чистоплотностью своих лидеров: наверху должно быть стерильно чистое место, вокруг которого собирается машина власти. Наиболее успешным президентом американцы признают Рейгана, хотя он был всего лишь актёром. Рейган не давал повода усомниться в своём патриотизме, и это собирало патриотов-профессионалов вокруг него, поскольку вершина задаёт правила игры во всей пирамиде власти. На качество лидера влияет, прежде всего, тип социального поведения, а не только его интеллект и образованность. Американцы не стесняются выбирать на государственные должности спортсменов и артистов. Это оправдывается тем, что такие личности природой созданы для того, чтобы выглядеть героями в газах общества. Между деньгами и славой они всегда предпочтут славу. Мы тоже имеем первый опыт такого выбора – мер Киева Виталий Кличко, и его результаты, кстати говоря, пока не выглядит плохо на фоне предшественников.
Но пока наш любимый типаж на выборах – председатель колхоза. Это такой упитанный хитрый жук, поздравляющий всех со всеми праздниками, произносящий патетически-демагогические речи и проявляющий заботу о народе в виде новой троллейбусной остановки или автобусного маршрута. При этом мы вежливо не интересуемся, откуда у этого выходца из народа кортеж из ландкрузеров с охраной, и почему коммунальные объекты мы должны ассоциировать с его именем. Но особенно нам нравится, когда наш кандидат делает что-то для народа за «свои» деньги. Мало кого настораживает, с чего это он такой добрый. Необходимо завязывать с этой практикой. Нам следует перейти на жесткий отбор по признаку репутации. Говорят о ком-то плохо – нафиг с пляжа. И здесь не подходит презумпция невиновности, потому что мы никого не наказываем. Здесь должна работать презумпция недостойности. Мы выбираем, и имеем право выбрать самое лучшее. Такой подход кажется на первый взгляд наивным – так ведь можно оклеветать и выбросить из игры любого человека. Но это только на первый взгляд. Если общество ставит моральную планку высоко, то клеветник сам рискует быть мгновенно списанным в расход за нечестную игру. За нарушение этого простого правила судьба дала нам кровавый и поучительный урок. Но мы так его и не усвоили. Януковича ни в коем случае нельзя было выбирать на том простом основании, что он бывший уголовник. Это табу. Мы же до сих пор рассуждаем: «Янукович не сделал то, Янукович сделал это». Ерунда все эти расуждалки. Или мы благородный народ, для которого президент-зек – несмываемое пятно на репутации, или мы лохи, которых разводят правильные пацаны.
И в заключении опасный, но быстрый сценарий, который есть в нашем распоряжении. Это сценарий сильного лидера. Нам нужен лидер и команда вокруг него, одержимые идеей установления демократической законности. Вполне возможно, что наше общество уже готово перейти в иное качество, и нужно лишь на какое-то время поддержать новое положение вещей, чтобы завершилась подстройка ментальной среды под новое устройство социума, когда оно станет устойчивым само по себе. Для выполнения этой задачи как раз и подходит сильный лидер и сплоченная вокруг него команда. Мы знаем, что сплоченная группировка, может захватить контроль над страной и, пусть на короткий по историческим меркам период, перевести страну в совершенно не характерное для неё состояние. Тем более подобной группировке по зубам отстранить олигархов от власти и вышвырнуть артель взяточников из правоохранительной и судебной системы.
Лидер, способный справиться с олигархами и с коррупцией, должен иметь мотивацию большую, чем деньги. Такие люди существуют, хотя многие в этом сомневаются. Ими может двигать жажда власти, гипертрофированная любовь к Родине, чувство мести, обостренное чувство справедливости и т.п. Но проблема в том, что из таких людей нам подойдет личность с почти несочетаемым набором качеств. С одной стороны она должна стремиться к власти, а с другой стороны должна отдать её, когда это потребуется. С одной стороны она должна быть жесткой, потому что дело ей предстоит иметь с жестким и подлым противником, а с другой стороны она должна создать и поставить на крыло демократический механизм. С одной стороны она должна любить родину, а с другой стороны не скатиться до шовинизма и не настроить против своей страны остальной мир. Поэтому страны, ожидавшие от сильных лидеров одно, часто получали совсем другое. Германия, например, так получила Гитлера. Ли Куан Ю и Пиночет – можно сказать удачные экземпляры в этом списке. Практическое расставание с демократией на какой-то период можно было бы пережить, но вернут ли её нам потом, как это сделал Пиночет? Пока что ни Путин, ни Лукашенко не смогли повторить его подвиг. Стабилизировать ситуацию они смогли, но вот запустить зрелую демократию в стране пока что не смогли. И не похоже, что они к этому стремятся. Понять истинные намерения и предвидеть результаты деятельности кандидата в «раба на галерах» весьма трудно. Намерения скрывается за демагогией, а понять чего он хочет на основании его идеологии — тоже неблагодарная задача. Идеологии, как показала практика, такая мутная штука, что понимать и трактовать их можно совершенно по-разному. Защиту национальных интересов, например, можно трактовать, как тактику бить первым, а под лозунгом борьбы с фашизмом спечь фашистский конгломерат.
Среди теперешних наших политиков, претендующих на главные роли, пока просматривается лишь один, для которого есть мотивация больше, чем деньги. Это наш пиночет-light Юлия Тимошенко. Она не соответствует критерию репутационной чистоты, который мы выдвинули выше, но пока она единственная, кто прошёл столь серьёзные попытки дискредитации. И хотя у народа все же осталось мнение «Тимошенко накрала», самые высокие проверки, и даже нанятые американские аудиторы не смогли ничего доказать. За Тимошенко есть целый ряд эпизодов, где она действовала и даже вступала в конфликты явно в национальных интересах. Это суперуспешное на фоне предшественников руководство энергетикой, вывод частных компаний-посредников из схем импорта газа, попытка ограничить надбавки на цены к импортным лекарствам, проваленная аптечным лобби в парламенте при содействии Ющенко, выдача части советских вкладов и ряд других эпизодов. А кроме того, сейчас она кажется единственная, кому под силу сломить олигархов и вышвырнуть их из власти. Есть у неё и повод основательно разобраться с судебной и правоохранительной системой.
Конечно, есть и аргументы против Тимошенко. Подозрительным кажется, что она согласилась на высокую базовую цену формулы ценообразования в газовом контракте 2009-го года. Есть опасения, что она сорвется и начнет мстить своим обидчикам, и это станет самоцелью во вред государственным интересам. Да и вообще, может банально повторить один из диктаторских сценариев, о которых говорилось выше. Но кажется наша Юля не такая. Думаю, нам стоит рискнуть.
