Принуждение к молчанию.

У нас сейчас социальные сети не только средство горизонтальной коммуникации, но и способ для руководителей вертикалей получать фидбэк. Причем не просто честный, а предельно откровенный, зачастую даже с преувеличением и сгущением красок. Но это работает. В армии, например, пожалуй единственный способ для руководителя уровня от зам министра МО или от зам НГШ, узнать что творится в полях. Потому что все бумажки, которые им приносят — это виртуальные отчеты, которые приукрашивают на каждой ступени через которую они проходят, боясь наказания.

А еще, в армии, между приказом который отдает руководитель МО или НГШ и выполнением в самом низу, нет ничего общего. Совсем нет. СОВСЕМ.

Часто руководители, вынужденно, получают информацию косвенно. Например МО от волонтеров или блогеров через их посты. Есть люди которые мониторят социальные сети и по резонансным и не очень случаям готовят «вытяжку». Это нормально. Даже больше, это хорошо. Але є одне але.

Пишет к примеру волонтер, что нужны сетки для подшефных. А министр МО знает, что сетки закупались министерством в прошлом году. Но не знает, что сейчас на складах службы тыла по нулям. И что сейчас как раз идет закупка сетей и если все будет хорошо, то через какое то время сети будут в тех частях которые подали заявки.

Или пишет волонтер, что не у всех есть возможность постираться после полигона, потому что бригада с ширлана вышла на передовую. Потому что нет мобильных прачечных о которых так бодро рапортовали. Потом что тупо в окопе на передке это проблемно сделать.

И отдает руководитель распоряжение — разобраться и устранить проблему. УСТРАНИТЬ ключевое слово. Но министр он не полностью военный и не знает, как внизу работает система «переводов стрелок». И подчиненные руководителя, уже теряют слово устранить и передают еще ниже всего одно слово — разобраться. И едут в бригаду чины пониже проводить расследование.

За годы СССР и постсовковой армии, все эти поездки сводились к одному — отчитаться о том, что расследование проведено и меры приняты. То есть, вся армейская система построена таким образом, что у каждого расследования и каждой проверки должна быть заключительная часть — что сделано самой это комиссией. Но ее эту часть описывают без дальнейшего действия и решения проблемы. Руководитель, отдавая распоряжение хотел чтоб были сети а вещи людей постираны. А клеркам что пониже, главное найти виновного и отчитаться что сделано. Они находят. Это как правило командир бригады. И результатом каждого расследования и проверки, является не появление сетей и прачечных, а выговор комбригу.

У комбрига 93 бригады 14 выговоров. Все, что вам рассказывают о зарплате комбригов с надбавками, это чистой воды болтовня. Потому что вот все те надбавки до комбригов не доходят. У каждого комбрига, по результатам каждого расследования и проверки появляется выговор. Потому что те, кого посылают устранить проблему, идут по пути наименьшего сопротивления. Тупо наказывают комбрига. Это вытекает из разных целей которые преследуюся на разных уровнях. Инициатор проверки хочет чтоб была устранена проблема, а те кто проверяет и отчитывается хотят чтоб больше проблема не звучивалась. А руководители министерского уровня не знали истинной картины. У нас же по виртуальным отчетам так все красиво. Но комбригу воевать с теми людьми для которых он просит, а не с теми кто приезжает с проверками.

Мне вот одно не понятно. Комбриг 93 бригады Клочков больше года командует бригадой. Почти год на передке прожил в кунге. Когда бригаду вывели, он жил в строительном вагончике. У него нет жилья. Ему некуда перевезти семью. И нет ни одного расследования. А довоенные (до Микацевские) комбриги, кончавшие в мирное время бригаду и отчуждавшие жилье в пользу гражданских через различные схемы, до сих пор служат. То в штабах ОКа, то в АТУ. И никаких расследований.

А вот по мотивам поста волонтера провести расследование и влепить строгий выговор, это да, это по нашему. Так же проще.

Роман Донік