5a0ea8fa78a30.jpg

Вот если честно, у меня нет практически никаких эмоций по поводу выступления лорачки в дворце «Украина». Ни негодования, ни злости, ни возмущения. Совсем легким фоном, какая-то досада, что ей удалось выступить. По поводу зрителей, хлопавших стоя — ничего. Наверное, на четвертом году войны потихоньку наступает отупение.

Отупение и понимание, что есть люди, которым пофиг. На войну, на независимость, на предательство. Есть много людей, которым пофиг. Очень много. Они так воспитывались. Они так росли. Они так жили. Брать взятки и вымогать взятки — это ведь отсюда же. Никто от хорошей жизни взятку не дает. Только когда беда или безнадега. И таких брать=давать=вымогать в различных вариациях очень много было. И до 91 года и видоизменно последние 25 лет.

Просто есть люди, которым пофиг. И мне на них становится пофиг. Они есть и с этим ничего нельзя сделать. С лорачкой можно и нужно. С законодательной базой, которая позволила бы колоборантов назвать колоборантами можно и нужно. А вот с этим жизнерадостным планктоном, насосавшим бабла нельзя. Потому что это планктон. Вот тот самый вид, отдельных представителей которого называют офисным. Они думают и живут желудком. Или тем, что заменяет желудок у планктона. Тепло и сытость их всё. И это неизбежно.

Если им запретить что-то делать, они после нескольких попыток обойти запрет, не будут это делать. Но пока им это не запрещено, требовать от них какой-то сознательности или нидайбох патриотизма глупо. Потому что планктон.

И злиться на них — то же самое что злиться на холодный дождь или весеннюю слякоть. Это неприятно, но неизбежно. Как грязь под ногами на фронтовой дороге — неприятно, мокро, скользко, но нужно идти и ехать. Потому что цель впереди.

Их дети или дети их детей, это другой вопрос. Они могут быть и патриотами, и гражданами с активной жизненной позицией. Но это будет потом. Когда планктон пойдет на корм. А пока имеем что имеем.

Я знаю, что мы переживем все. И неудобства из-за календарей, которые на следующий год многие напечатали неправильно (выходной в мае и рабочий 25 декабря) и многое другое. Это длительный и тяжелый путь — по стежку отрывать себя от империи зла, к которой мы были насильно пришиты очень давно. Так давно и прочно пришиты, что кое где кое кто прирос намертво.

И в основе всех печалей и тоски по отрывающейся с кровью империи, все та же сытость и тепло. И ностальгия.

Но у нас есть достаточно людей, которые делают процессы разрыва необратимыми. И мы с вами тоже эти люди. Мы потихоньку, миллиметр за миллиметром, истекая кровью, вырываем из своей плоти стежки, которыми нас пришили к мордору.

И мы сильные, мы справимся. А эмоции... Эмоции остались на войне. Там эмоции. Эмоции в помощи армии. В реформах эмоции. А в зале слушателей лорачки — планктон. Не стоящий наших эмоций. Не стоящий пожатия руки. Наверное поэтому мне так пофиг.